Том 2. Аскетические опыты. Часть II - Святитель Игнатий Брянчанинов

В литературном отношении статьи «Собеседника» — новость в русской духовной литературе. Как новость, они могут показаться особенно занимательными. Иностранная литература богата такого рода сочинениями, над составлением которых неусыпно трудится партия революции и беспорядка. Метод во всех таких сочинениях один: они, выставляя злоупотребление властию некоторых лиц, на этом основании <восстают> против всякой власти, проповедуют равенство и совершенное благоденствие человеков на земле. Революционные сочинения имели и имеют повсюду множество читателей и чтителей. Это естественно: они — произведения разгоряченного воображения, не руководимого ни благоразумием, ни отчетливым знанием, разгорячают, воспламеняют, увлекают неопытных читателей. Часто действуя, по-видимому, против одного рода власти, они всегда действуют против всех властей, по свойству своего метода [1199]. Неправильность заключений от частного к общему тщетно твердится и повторяется здравою логикою: большинство человеков не обращает внимания на это правило и не знает его. Ни равенства, ни совершенной свободы, ни благоденствия на земле в той степени, как этого желают и это обещают восторженные лжеучители, быть не может. Это возвещено нам Словом Божиим; доказано опытом. Несвободное состояние людей, имеющее многоразличные формы, как это должно быть известно и понятно всякому образованному, есть последствие ниспадения человечества во грех [1200]. Первою властию была объявлена власть мужа; первою зависимостию — зависимость жены. С этой минуты власть сопряжена с насилием, подчинение сопряжено с страданием. Такими они остаются поныне; такими останутся до окончания мира. Спаситель наш даровал человечеству духовную свободу; но Он не только не устранил никаких властей, — Сам во время своего земного странствования подчинился влиянию властей, злоупотреблявших властию, подчиняясь бремени, которое человечество привлекло на себя грехом. Господь уклонился от всякого вмешательства в временное управление миром, возвестил, что Царство Его не здешнее (Ин. 18:36), а неправедному судии Своему сказал, что он не имел бы над Ним никакой власти, если б она не дана ему была свыше (Ин. 19:11). Отношения власти и подчиненности рушатся с разрушением мира: тогда прекратятся начальство и власть (1 Кор. 15:24); тогда установятся братство, равенство, свобода; тогда причиною единения власти и подчиненности будет не страх, а любовь. Таким единением поглотятся власть и подчинение: существуя, они вместе уже не будут существовать. В противоположность Слову Божию революционные писатели провозглашают уничтожение властей, равенство и братство во время жизни мира. Во Франции не раз удавалось мечтателям увлекать народ к усилиям осуществить эту мечту, могущую существовать в одном воображении. Какие же были последствия? Последствиями были потоки крови, потрясение государства внутренним беспорядком. Для исшествия из затруднительного положения народ должен был восстановлять власть и власти. Опыт доказал, что при восстановлении порядка власть облекается особенными правами и действует с особенною энергиею. «Власти от Бога учинени суть. Противляяйся власти, Божию повелению противляется», — сказал Апостол (Рим. 13:1, 2). Невозможно слабому человеку устранить определение и распоряжение Божии. Доколе человечество подвержено влиянию греха и страстей, дотоле необходимы власть и подчиненность. Они непременно будут существовать в течение всей жизни мира: только могут являться, являются, будут являться в различных формах.

«Православный собеседник» в своем «Голосе древней Русской Церкви о улучшении быта несвободных людей» скрыл ход образования в России несвободных людей, а выставил одни злоупотребления. Таким образом, историческая сторона статьи лишена исторической истины. Это должно было послужить для статьи неминуемым источником ложных выводов. Злоупотребления, без которых не может обойтись никакое дело, никакое общество, никакое сословие человеческое, были; но они в сравнении с главным фактом оказываются мелочными частностями. Россия с самого начала существования своего почти до новейших времен представляет собою обширный воинский стан. История ее есть история непрерывающейся войны. Россия то нападает на соседних народов, то отражает их нападения, два века занимается неумолкающею междоусобною войною, не прекращая войны с соседями; потом воюет для свержения ига татарского, воюет для восстановления единодержавия, воюет для вступления в те пределы, в которых она была при равноапостольном Владимире; воюет, чтоб открыть себе сообщение с Европою, чтоб занять место в числе ее держав; наконец, воюет против всей Европы для освобождения Европы. При военном характере государства невозможно, чтоб военное сословие не первенствовало в государстве. В особенности в древней и средней России военный элемент поглощал, затмевал собою все прочие элементы. По древнему обычаю всех народов, пленные обращались в рабов, и этот-то разряд несвободных людей первоначально получил название холопов и халдеев, так как пленные принадлежали наиболее татарскому племени, которое русские называли племенем агарянским, не очень разделяя татар от измаильтян и халдеев, не очень гоняясь за историческою истиною. Другой разряд несвободных людей составился из изгоев, то есть сирот, нищих и других людей славянского племени, лишившихся своего крова по разным несчастным обстоятельствам, столько свойственным временам варварства. Богатые бояре и воеводы имели обширные земли; изгои обрабатывали боярские земли по найму, а некоторые из них кабалились, то есть записывали себя и свои семейства в потомственное владение боярам, находя в это время государственной неурядицы более выгодным для себя принадлежать сильному и доброму боярину, нежели, пользуясь тщетным именем свободы, бедствовать без приюта и оставаться беззащитною жертвою для всякого рода насилий. С водворением христианства в России военные люди заботились о просвещении своих пленников Верою Христовою и давали им оседлость. Земледельцы-христиане, и свободные, и несвободные, получили название крестьян, равносильное наименованию христиан. Гораздо более образовалось несвободных людей, когда потомки Рюрика размножились до чрезвычайности, а владения их измельчились до невероятности. Не только ничтожные города, — многие волости имели своих отдельных князей. Единодержавие установлялось в России очень медленно, в продолжение двух столетий. Независимые князья, постепенно делаясь подданными Великого Князя Московского, не тотчас утрачивали всю власть в своих уделах: в их заведывании оставались сперва города, потом поместья с крестьянами. Необходимость обуздывать своеволие простого народа и невозможность иметь полицию в государстве неорганизованном заставили Царя Бориса Годунова прикрепить крестьян к землям. Тогда все крестьяне русские обратились в крестьян несвободных. Какой же факт представляет отечественная история того времени? — Во время укрепления крестьян менее чем 1/11 часть их принадлежала к числу несвободных; 10/11 были свободными, то есть на 100 человек свободных не насчитывали 10-ти человек несвободных [1201], несмотря на вышеизложенный ход образования несвободного сословия и на те злоупотребления, которыми у свободных отнималась свобода и которые так живописно выставлены «Собеседником». Одни из крестьян сделались удельными Царя, другие помещичьими, а некоторые церковными, так как часть потомства изгоев занимала земли церковные. Набожность царей и дворянства русского, в состав которого вошли все потомки Рюрика, наделила монастыри многими поместьями и деревнями. По простоте нравов и благочестию народа этот порядок держался около двух с половиною столетий, не представляя собою ничего странного. К царствованию Императрицы Екатерины II-й число помещичьих крестьян уже было гораздо менее числа крестьян, принадлежавших монастырям и Архиерейским домам. Россия, постепенно возрастая, ощутила много нужд, которых в состоянии младенчества не ощущала; по этой причине и по духу времени при Императрице Екатерине монастырские крестьяне были переданы в ведомство государства: вот образование казенных крестьян [1202]. Но и эта Государыня видела еще нужду в помещиках по недостаточному устройству государства, именно по недостатку полиции, как выражалась Императрица. Она раздала многие сотни тысяч крестьян лицам, оказавшим особенные услуги государству. Император Павел I-й продолжал жаловать своих сановников крестьянами. За всею этою раздачею казенных крестьян помещикам число помещичьих крестьян только сравнялось с казенными. Со времени Александра I-го взгляд на предмет изменился: государство окончательно организовалось, полиция из чиновников повсюду устроилась; народ начал выходить из состояния детства, получил новые идеи, ощутил новые потребности; дворянство начало тяготиться своим состоянием пестунства при крестьянах; крестьяне начали тяготиться стеснением своей свободы, своим патриархальным бытом. Все это стало сильно обнаруживаться и высказываться во вторую половину царствования Императора Николая I-го. Ныне благополучно царствующий Император Александр ІІ-й застал дело подготовленным, и нашел необходимым изменить форму управления помещичьими крестьянами. Какое в сущности значение имеет улучшение быта крестьян? Это изменение формы управления ими. Им даруется свобода, но не своеволие: они выходят из-под ведомства помещиков, как бы из-под надзора воспитателей и опекунов, в служебное, личное отношение к государству, чрез посредство начальства, которое над ними установлено будет правительством. Повеление Государя ознаменовано счастливейшим началом, великолепным исполнением, изумляющим Европу. Европа привыкла видеть государственные перевороты сопровождаемыми народным смятением, ужасным кровопролитием: в России, напротив того, переворот совершается с ненарушимым спокойствием. Слова Государя, что «началом переворота по повелению Свыше предупреждается начало его снизу» [1203] должны быть начертаны золотыми буквами на скрижалях истории: надобно бы было «Собеседнику» обратить внимание на эти слова и не начинать того действия, которое Государь желал предупредить. Дворянство содействует, за исключением, может быть, некоторых отсталых личностей, со всею ревностию, благополучному совершению переворота, благодетельного для обоих сословий, и дворянского, и крестьянского. То и другое были в отношении патриархальном друг к другу: этим отношением они стеснялись и связывались. Они переходят теперь к гражданскому отношению: земледельцы останутся земледельцами, за исключением нескольких тысяч богатых людей, могущих перейти в купеческое состояние; пред дворянством открывается обширное поприще новой деятельности в стране, преизобилующей матерьяльными средствами. Эти условия — залог ожидающего дворянское сословие благосостояния, благосостояния совсем в иной форме, более прочного и обширного. Представленное здесь краткое историческое изложение показывает всю односторонность и неправильность взгляда на дело, доставляемые «Собеседником» читателям его чрез указание на одни частные злоупотребления, которыми сопровождалось приобретение несвободных людей и владение ими. Судя по этим частностям и не зная метода, которому подчинился «Собеседник», легко можно подумать, что несвободное сословие образовывалось единственно чрез насилия, что период владения помещиков крестьянами в России был периодом непрерывного, повсеместного тиранства, а дворянское сословие всегда состояло из лиц самых бесчеловечных и безбожных. По точному исследованию статистиков оказывается совсем противное: быт помещичьих крестьян, несмотря на частные злоупотребления, в своем общем составе далеко превосходнее быта крестьян во всех прочих европейских государствах; многие помещичьи крестьяне равняются богатством с первейшими купцами; но быт этот устарел в нравственном и государственном отношениях. Благочестие и усердие к Церкви древних русских князей и бояр достаточно доказываются уже тем, что они половину своих крестьян передали монастырям. Беспрекословное и радушное принятие монастырями в свое владение крестьян есть фактический голос древней Русской Церкви как о самом быте, так и об улучшении быта несвободных людей.