Повелитель механизмов - Алексей Егоров

Страхи были все еще сильны, я не решался их отбросить, обойти, используя свой новый взор. Это было бы неверным решением. Чтобы получить награду за труды, следовало перебороть себя на человеческом уровне. Иначе я явлюсь к Асани как угрюмый дух, неспособный проронить ни слова. Из меня нельзя было бы выдавить ни грамма эмоции, Асани достойна большего и желала видеть меня.

И я вынужден был страдать, сознавая, что оттягиваю столь важный момент. Я страдал от подталкивающих меня вперед сил и от тянущей к себе воли Асани. Страдал, потому что противился им. Я походил на необработанный камень, который сложно сдвинуть с места.

К счастью, время было подвластно мне, я не вынуждал Асани горевать слишком долго. Да и связь могла оборваться, не через год, не через два, но могла. Память разума стирается быстрее, чем душевная. Я специально заставлял смотреть на это развитие событий, чтобы подтолкнуть свою волю к движению. Клин вышибался клином, а страх — страхом. Я действовал грубо, но вполне эффективно.

Постепенно мои действия стали приносить плоды. За легким плачем меня стали подтягивать ее образы, затем эмоции, а в конце сложного пути — полноценные картины. Оставалось сделать шаг, чтобы проникнуть внутрь. И я сделал этот шаг, сгорая от стыда и презрения к себе.

Как я мог так поступить с одинокой девушкой, которая в один день лишилась дома, возможно, будущего, доверенных слуг и… меня.

Голос рассудка натыкался на стену эмоций и тонул в ней. Чем ближе я оказывался к Асани, тем сильнее во мне пробуждались чувства. Можно сказать, я чувствовал себя моложе, становился наивнее. Разве стал бы переживший резню в лесу ветеран защищать какую-то женщину? Только в дешевом чтиве, это там обитают господа в смокингах с заряженным револьвером. Я же всегда был готов словить пулю ради Асани. Это можно было назвать только юношеским максимализмом и стремлением повыпендриваться. Можно было бы, но я не называл.

В общем, тот момент, когда я решился на последний шаг, был сродни героизму. Я же знал, что меня не встретят, как вернувшегося домой солдата, скорее меня заставят драить унитазы. Такая уж Асани, впрочем, это мне в ней и нравилось. Живой огонь, возгорающийся от эмоций, у него всегда приятно греться.

Я проник в сон, который напомнил мне тот ранний. Но в этот раз я оказался сразу в спальне Асани. Она не спала, но, поджав ноги, сидела в центре кровати. В реальности эта поза была бы до ужаса неудобной, но во сне другие законы, основанные на символизме. Асани была обнажена, но ее тело ужасно исхудало, надеюсь, это произошло только во сне. Судя по ее бледному виду, она сидела так уже давно и не шевелилась. Ее разум оказался в ловушке своей тоски, это еще раз укололо меня. Я не заметил на ее щеках следа от слез, но от нее исходила такая сильная энергетика усталости и тоски, что я чуть было не захлебнулся.

Асани меня сначала не заметила, для нее это был сон, она не могла его повернуть в нужное направление, подчинить своей воли.

Я же мог оказаться с ней рядом, разукрасить унылые серые стены всеми красками радуги, заставить ее бегать по лугу, но… это был бы обман. Как меня, так и ее. Она должна сознавать, что наша встреча не просто плод ее фантазии.

Для этого следовало просто быть откровенным.

— Асани, — произнес я, приближаясь к кровати, — это я.

Она кивнула, но даже не посмотрела на меня. Это же сон, какой смысл обращать внимания на очередной его морок.

— Нет, это на самом деле я. Это не совсем сон. Точнее сон, но… в общем, мы можем разговаривать и…

Асани слегка повернула голову, словно прислушивалась. Я же не знал, как выразиться. Это оказалось на удивление сложно, убедить спящего в том, что его сон реален. Тут попахивало безумием, а Асани всегда отличалась практичным умом.

— Давай назовем это магией, — предложил я, — пусть будет магия! Я овладел особой магией и теперь могу являться во сны других людей.

— Ты всегда был талантлив, — только и сказала она.

— Дело не в таланте, а в том, как мы смотрим на мир, не важно. Я только хочу попросить у тебя прощения.

— Проси.

— Ну… извини, что я так покинул тебя. Я могу понять, что… как на тебя это, в общем, ударило. Прости, я не хотел. Я не стану оправдываться, просто в тот момент, это было решение, которое могло защитить тебя.

— Какое удобное для тебя решение.

— Ну что ты от меня хочешь?! — я невольно повысил голос. — Да, я поступил как последняя свинья. Мне нет оправдания, я могу только просить у тебя прощения!

Асани выслушала меня спокойно, ни один мускул не дрогнул на ее осунувшемся лице. Я же взмок от пота и тяжело дышал. Разум нашел нужный образ, руководствуясь смятением в моей душе. Проще говоря, я не пытался выглядеть, я на самом деле очень волновался. Асани слабо улыбнулась и посмотрела на меня, ее глаза покраснели от слез.

— Не знаю, что у тебя случилось, пока я веселился, но, в общем, нельзя тебе быть в таком состоянии. Ты сама на себя не похожа!

— Почему ты так решил? — спросила она, улыбаясь мертвой улыбкой.

— Ты всегда была деятельной, настоящим огнем! Куда все это делось? Ты не давала никому покоя, ни мне, ни слугам, ни себе. Мы гордились, что ты у нас такая.

Я взял ладошку Асани, почувствовал какая она холодная и попробовал передать часть тепла, надеясь, что это сможет оживить ее лучше всяких слов.

— Почему же вы решили, что это не моя маска? — только и спросила она.

— Маска?

— Да, неужели ты думал, что я довольна своей жизнью? — в уголках ее глаз появились слезы, в голосе появился какой-то надрыв. — Этой безнадегой? Я никогда не хотела этой жизни! Все, что мне оставалось, так это постоянно заниматься чем-нибудь, чтобы только не думать.

— Прости, — только и мог вымолвить я.

— Ты не виноват, у тебя своя жизнь, более счастливая. Я понимаю, почему ты ушел к этой жизни. Могу понять, могу простить. Я не виню тебя. Я уже давно никого не виню.

Ее слезы попадали в меня, как пули. Она разила меня своей болью наповал, я никогда не замечал ее и мог теперь только корить себя за глупость.

— Успокойся, Асани.

— У тебя своя жизнь, а меня своя. Мы идем разными путями и это к лучшему, я бы только заставила окунуться тебя во все свое дерьмо, которое унаследовала от папаши! Ты достоин большего и правильно сделал, когда ушел.

— Я вынужден был. Это не оправдание, это просто было… стратегическое решение.

— Хреновый из тебя полководец.

— Я боялся тебя предупредить, потому что это Харан убил твоего слугу.

— Джеронимо?

— Да. Он мне ясно сказал, что тебя будет ждать учесть хуже, чем Джеронимо. Того просто обезглавили, — мне не хотелось упоминать таких неприятных подробностей, но я надеялся оживить Асани.