Огненный столб - Джудит Тарр

Нофрет шла вслед за процессией в лагерь, ведя лошадей царицы. Львенка, завернутою в плащ, она положила в колесницу, еще не зная, что будет с ним делать. Можно было обвинять его в том, что он погубил царя, потому что тот разбил себе голову, защищая львенка при падении. Но нельзя было оставить малыша на голодную смерть — он был еще слишком мал, чтобы самому добывать себе пропитание.

Когда она отправлялась на эту охоту, дух ее где-то блуждал. То же было и теперь. Но ум работал и пристально наблюдал за царицей. Анхесенамон видела слишком много смертей, но все их перенесла стойко. Она снова и снова доказывала свою силу и теперь поддерживала порядок среди охотников и в лагере, следила, чтобы не было паники и никаких взрывов горя по поводу царя.

Царица была слишком сильна. Это могло показаться странным, но в душе Нофрет знала это.

Как могла, она позаботилась о львенке, нашла для него поводок и служанку, чтобы кормить его молоком козы, которую кто-то из вельмож купил в деревне и взял с собой, чтобы обеспечить лекарством чувствительный желудок. Но львенку молоко было нужнее, чем господину Рахотепу. Нофрет предоставила служанку, козу и львенка их занятиям и отправилась заниматься своей госпожой.

39

Царь умер по-настоящему, а не только по мнению своей царицы, задолго до того, как вернулся в Мемфис. Он продержался еще несколько дней, очень унылых дней, искушая несведущих ложной надеждой. Но к тому времени, когда Тутанхамон вернулся в свой город, Египет знал, что царь мертв. В город теперь входила траурная процессия, хотя и подготовленная наспех, кое-как. Египет скорбел о своем царе, и скорбь эта, судя по всему, шла от самого сердца.

Нофрет тоже горевала о нем. Она знала его еще маленьким мальчиком, ясноглазым и любопытным и любила его и тогда, и когда он стал старше: очаровательный юноша, спокойный и приветливый мужчина, не великий царь, но вполне справляющийся со своим делом. И любящий свою царицу.

Анхесенамон казалась хрупкой, как статуэтка, вырезанная из дерева, раскрашенная и позолоченная, чтобы казаться живой женщиной. Она проследила за тем, чтобы тело забальзамировали и царская свита превратилась в траурный кортеж.

— Ничего не поделаешь. Придется ехать в Фивы. Все цари нашей линии похоронены там. Он так хотел, и его воля должна быть выполнена.

— Но его гробница едва начата, — заметил господин Аи. — Царь был так молод; у него не хватало времени.

— Значит, надо доделывать, — сказала она.

Господин Аи не мог отрицать такой необходимости, но все же высказал свое мнение:

— Если надо, его можно похоронить здесь, в старом доме вечности, а когда гробница будет готова, перенести в Фивы.

— Нет. — Анхесенамон была тверда. — Царя похоронят в Фивах. Гробница Тутанхамона будет построена наспех, может быть, не очень добротно и без роскоши, но его тело будет покоиться там же, где тела всего его рода, кроме старшего брата, который спит сном вечности в холмах за Ахетатоном.

Даже Сменхкара был в Фивах: его перенесли сюда вместе с остальными мертвыми, когда был покинут Горизонт Атона. Тутанхамон настоял на этом. Эхнатона он трогать не стал, но второй его брат должен лежать там, где и все цари их линии.

Аи согласился с волей царицы, хотя и оказался в положении, в котором никак не собирался оказаться. Он был наследником Тутанхамона. Других претендентов не было. Когда царя положат в гробницу, Аи наденет две короны и станет царем Египта.

Об этом пока еще не говорилось вслух, и, хотя жена Аи тоже была носительницей царского права по родству с линией Нефертари, главной оставалась царица. Отец Нефертити, чтобы стать по праву царем Египта, должен жениться на дочери Нефертити.

Нофрет не испытывала перед этим такого ужаса, как тогда, когда Эхнатон в отчаянном стремлении получить наследника женился поочередно на своих дочерях, приобретая все новых дочерей, пока не возмутились боги. Господин Аи был человеком разумным и добрым, несмотря на солдатскую грубоватость, и понимал, что он делает и зачем, и почему должен это делать. Он ни малейшим образом не повредит его обожаемой молодой царице.

Анхесенамон очень торопилась попасть в Фивы, так торопилась, что даже не хотела оставить тело царя в доме бальзамировщиков в Мемфисе. Когда все было приготовлено и Тутанхамона уложили в натронную ванну, она приказала построить дом очищения на гребном судне, которое могло бы идти по реке, сопровождаемое жрецами, знающими обряд. Они будут сопровождать царя до Фив и там закончат церемонию, а затем передадут его жрецам гробницы.

Никто, кроме Аи, не осмелился возражать воле царицы. Даже жрецы-бальзамировщики уступили, что вообще было неслыханно. Анхесенамон, несмотря на свою хрупкость и кажущуюся мягкость, была крепче кованой бронзы. Она царица и богиня, и получит то, что ей нужно.

— Но зачем? — Нофрет не спорила, просто хотела знать. Все было готово, утром они покинут Мемфис.

В тот вечер царица рано удалилась в свои покои, выполнила все вечерние обряды, но в постель не легла. С тех пор, как умер царь, сон не шел к ней. Сегодняшнюю ночь, как и многие другие, она собиралась провести за чтением книг, которые для нее переписывали писцы, или слушая музыкантов, которые будут играть до самого рассвета.

Но музыканты с арфой и флейтой, барабаном и систром еще не пришли. Анхесенамон держала книгу на коленях, но не читала. Однажды она сказала Нофрет, что это книга заклинаний и молитв, помогающих провести умершего через испытания загробного мира. В прошлые ночи она кое-что прочитана ей, но сегодня, похоже, не собиралась этого делать, что порадовало Нофрет. Ее госпожа говорила, что заклинания имеют силу, только если произносятся в нужном месте, в нужное время и с нужной интонацией, но, по мнению Нофрет, заклинания всегда оставались заклинаниями. Их лучше не произносить и даже не давать увидеть глазу чужестранца, а то они могут вырваться на волю и наделать неописуемое зло.

Нофрет заговорила, отчасти для того, чтобы помешать Анхесенамон читать книгу:

— Зачем такая спешка? Почему он не может оставаться в Мемфисе, пока гробница не будет достроена и как следует отделана?

— Потому, — ответила Анхесенамон, к большому удивлению Нофрет. Казалось, она не была расположена к разговору. — Я хочу, чтобы в своем доме вечности он был в безопасности, чтобы все молитвы были прочитаны, а жрецы стояли на страже.

— Но почему? — настаивала Нофрет. Его не ненавидели. Египет не захочет грызть его кости.

— Египет — нет.

Нофрет нахмурилась.

— Тогда кто же?

— Тот, кто его убил.