Ты для меня? (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka"

Валерия перевернулась на бок, и обвила руками мужской торс. Удобно устроила голову на плече Давыдова, принялась чертить пальчиком незатейливые узоры на его покрытой порослью темных волосков груди. Видимо из области бессознательного, но ей нравилось.

— Что было потом?

— Кхм!

Мягко убрав с себя ее руки, мужчина резко сел в постели. На Леру смотреть избегал, однако рассказ продолжил. Явно через силу. Но, тем не менее…

— Перестал тр*хать все, что движется. Один хр*н, вытравить тебя из мыслей не выходило. Понял — овчинка выделки не стоит. Смирился. Привык на их месте тебя представлять, в момент разрядки. —  Горький смех. Ядовитый. —  Только кое-что покоя все равно не давало, прочно в голове засело. Я панически, до гр*банного помешательства боялся, что однажды меня…вновь потянет на…на девочек твоего возраста. Малолеток, короче говоря. Доказывая самому себе свою «нормальность» целенаправленно искал дамочек «постарше». Кто ищет, тот всегда найдет. Однажды в клубе познакомился с Еленой. Мне тогда исполнилось двадцать. Ей —  тридцать пять.

Валерия едва на кровати не подпрыгнула. Кое-как сдержалась, чтобы спокойно и более-менее грациозно, последовать примеру Германа — просто сесть. Даже не пытаясь скрыть изумление, выдохнула:

— Так много? Пятнадцать лет…

Неопределенно повел плечами:

— Она отлично выглядела. Эффектная. Женственная. Сексуальная. Многому научила меня в постели, нужно отдать должное. Любила удовольствие. И дарить. И получать. С ней я забывался, Лера.

Ревность —  лютая, безумная —  точно ядом опалила внутренности.

Забывался…значит, про нее забывал? С ней?

— Раз она такая вся замечательная, и расчудесная, — зашипела подобно кобре, готовой к броску, — почему же в свои годы была никому не нужна, кроме как, едва оперившемуся парнишке?

На сей раз Герман странно хмыкнул:

— От чего же? На тот момент Лена состояла в законном браке около семнадцати лет. Выскочила замуж, в восемнадцать. Если не путаю.

Черт! Это предел.

Валерия все же вскочила на ноги, и принялась нервно вышагивать по комнате. Ее словно в чан с кипящим маслом окунули. Параллель проведенная с собственным прошлым, заставила желудок болезненно сжаться.

Кругом одна ложь. И предательство!

— И ты…ты знал?

— Конечно! —  Невозмутимо. Невозмутимо, мать его! — В их семье существовали огромные проблемы, и да, она изменяла супругу. Можно сказать, мстила по-своему. Так что, нас обоих устраивали подобные отношения, и довольно частые встречи.

— Да, за что? —  Как ни старалась держать эмоции в узде, перешла на крик. —  За что можно мстить столь подлым образом, собственному мужу? Это…да, это…

— Лера, успокойся, и подойди ко мне!

Глубоко вздохнула. Лишь до десяти досчитав, приблизилась к Давыдову, который тоже успел подняться на ноги.

— Он был эгоистом и тираном.— С невероятным трепетом, Герман опустил свои ладони на девичьи плечи. Слегка сжал. —  Дважды силой отправлял жену делать аборт. В последний раз, что-то пошло не так. В итоге, абсолютное бесплодие. В двадцать пять-то лет!

Сквозь нее, точно двести двадцать пропустили. Прямо по сердцу полоснуло. Не отдавая отчета собственным действиям, начала дергаться, пытаясь вырваться. Но, держал мужчина крепко. Сжимал, отрезвляя. Усмиряя. Явно собирался донести до нее информацию в полном объеме.

Зачем? Зачем он говорит ей это? Зачем ей знать?

— А Лена хотела детей. Безумно хотела. По ее же словам, десять лет она провела в Аду! Существуя, а не живя. Нет для женщины беды страшнее, чем не иметь возможности, прижать к груди собственного ребенка. Так говорила, рыдая всякий раз. И если в двадцать пять все воспринималось легкомысленно, без должного осознания, а в душе еще теплилась призрачная надежда, к тридцати пяти…она полностью иссякла. Лена увядала на моих глазах, превращаясь в…жалкую тень самой себя. Без преувеличения. Проклинала своего мужа. Каждый. Раз. Жуткое зрелище!

— И что в итоге? —  Нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, все еще не понимая, к чему он клонит. —  Взяли ребенка в доме малютки?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Нет. Она просто вскрыла себе вены.

Хриплый крик сдержать не смогла. В ужасе уставилась на Давыдова. И он не отводил лихорадочно блестящих глаз. Выжидал чего-то, одному ему известного. А потом, словно слетев с катушек, обхватил ладонями ее лицо и принялся осыпать порывистыми поцелуями.

— Лера…Лера! Маленькая моя. Я как представлю тебя на ее месте, в голос выть готов, и волосы на себе рвать. Пойми, родная…если ты однажды, вот так…по моей вине…да я же, бл*дь, с ума сойду. Рядом лягу, не раздумывая. Кто угодно, только не ты!

— Зачем, — голос от волнения предательски дрогнул. —  Зачем мне поступать так же? У меня со здоровьем нет проблем. Я могу иметь детей!

Давыдов отстранился рывком, точно обжегся. Но, быстро взял себя в руки. Несколько раз втянул воздух полной грудью. А потом, смотря строго в глаза, выдавил сквозь стиснутые зубы:

— Но, я…нет!

Одно из двух: либо она резко поглупела, либо оглохла. Смысл сказанных слов никак не укладывался в голове. Мозг просто напросто отказывался обрабатывать поступивший звуковой сигнал должным образом. Впрочем, ее состояние вполне можно было списать на банальную истерику. Девушка гоготала, как душевно больной человек, и плакала одновременно.

— Ну, конечно! Так я и поверила. Не смешно, знаешь ли!

Герман молчал. Смотрел. И ждал. Лера же отрицательно замотала головой, отказываясь принимать. Только сердце давно осознало. Пульс зашкаливал. Цельная картинка сложилась из обрывков фраз. Оговорок. Поступков. Реакций.

Он не врал. Не врал! И не раз пытался сказать ей об этом. Господи!

— Напоследок Лена наградила меня одной неприятной штукой, которая долгое время протекала в скрытой форме. Я узнал о заболевании, когда уже пошли вторичные осложнения. Когда врачи оказались бессильны.

— Ты…уверен?

— Конечно. Я лечился на протяжении пяти лет, у лучших врачей столицы. Последний раз, проходил курс в одной из клиник Германии, три года назад. Препарат вводили экспериментальный. Среди побочных эффектов числился и летальный исход. Я рискнул. И ничего. С тех пор, смерился со своей участью.

Лера чувствовала себя очень странно. Слишком заторможено, что ли. Но, понимала она все. Все! Его нежелание заводить семью, в том числе. Дышать стало больно.

— Расслабься! Я буду рядом, пока нужен тебе. Как только захочешь уйти и создать свою семью…

— Замолчи! —  Рявкнула во всю мощь своего голоса. —  Что ты такое говоришь? Я же тебя люблю! Тебя, придурок!

Герман наклонился так, что они соприкоснулись лбами.

— Это сейчас ты так думаешь. Но, пройдет пять лет…десять, и…

— Ничего не изменится. Я все так же буду…

— Нет! Эта свадьба не состоится. Родители ничего не знают, потому и настаивают. А раз уж отец анонсировал нашу помолвку, придется…подыгрывать им, некоторое время. До окончания тендера…

В ушах зазвенело, и ее эмоциональную плотину прорвало. Ноги совсем не держали. Непременно рухнула бы на пол, благо Давыдов вовремя подхватил на руки и поспешил опуститься с ней на кровать. Девушка же, свернувшись калачиком на его коленях, закатилась в голос. Последний раз она так рыдала, разве что, на похоронах матери. Сердце кровоточило.

— Ну, все! Успокойся. —  Герман крепко прижимал к себе, баюкая, как ребенка. — Перестань! Наизнанку же меня выворачиваешь.

— Из-за меня все! —  Причитала хрипло. — Из-за меня.

— Не выдумывай.

— Если бы не отдалась тебе той ночью, не пришлось бы потом спать с ней, чтобы забыться. Был бы здоров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мы не можем этого знать.

— Плевать! Я…я хочу быть твоей! Всегда.

— Не искушай меня. Не надо.

— Буду. Каждую секунду своей жизни, буду.

— Дьявол! —  Ругнулся, перекладывая девушку на шелковые простыни. —  Я же не железный, Лера. У меня нет сил, тебя отговаривать. А потому, мы поступим следующим образом. Сейчас я уеду в свой строящийся дом, и поживу там несколько дней. В мое отсутствие, у тебя появится время, все хорошенько обдумать. Взвесить. Спокойно, и без моего давления. И если, в конечном итоге, ты будешь желать все того же…приедешь ко мне сама.