Трагедия королевы - Луиза Мюльбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, будем надеяться! — прошептала королева, вытирая слезы. — А вот, — продолжала она, развертывая и третий сверточек, — вот третья реликвия — его волосы — последнее, единственное воспоминание о короле-мученике, о несчастном муже несчастной жены, о несчастном короле несчастного народа! О мой король, они положили на плаху твою бедную голову, на которой росли эти седые волосы, и топор, ужасный топор гильотины…
Королева вскочила с криком ужаса, заломила руки, и слово жалобы, слово проклятия уже дрожало на ее губах; но принцесса бросилась ей на шею и прижалась к ее холодным, дрожавшим от гнева губам горячим поцелуем.
— Ради бога, говори тише! — прошептала она. — Если Тизон слышала твой громкий голос, твой крик — мы погибли! Тише! Мне кажется, я слышу шаги… Прячь поскорее вещи! Скорее в постель! О, ради бога, скорее!
Обе поспешно схватили вещи и бросились каждая на свою постель.
— Она идет! — шепнула принцесса. — Притворимся спящими!
Принцесса не ошиблась: стеклянная дверь из коридора в детскую медленно и беззвучно отворилась, и Тизон вошла с лампой в руках. Несколько мгновений она простояла у двери, прислушиваясь и оглядываясь, но все кругом было тихо. Только слышалось ровное дыхание спящих детей; в спальне королевы царила тишина.
— Однако я совершенно ясно слышала шум, — проворчала Тизон. — Я проснулась от громкого крика, и когда села в постели, то слышала громкий разговор. — Она тихо скользнула к детским кроваткам и направила свет лампы на лица спящих. — Спят крепким сном, — прошептала она, — они не могли кричать и разговаривать. Заглянем в другую комнату.
Она вошла в следующую комнату; обе дамы неподвижно лежали в своих постелях, моля Бога поддержать их мужество и твердость.
Тизон подошла к постели принцессы и направила яркое пламя лампы на ее лицо. Свет, видимо, разбудил принцессу.
— Что случилось? — воскликнула она. — Что такое, сестрица? Мария-Антуанетта, где ты?
— Я здесь, я здесь, Елизавета! — ответила королева, вскакивая, точно после крепкого сна. — Зачем ты позвала меня и кто это здесь?
— Это я, — сердито сказала Тизон, — сейчас уж возня и шум! Это все от нечистой совести! У кого совесть нечиста, тот дрожит от малейшего шума.
— Наша совесть чиста, — кротко возразила принцесса, — но вы сами знаете, что легко испугаться, когда человека внезапно разбудят. У нас же притом есть основание надеяться, что нас будят, чтобы сообщить нам какое-нибудь счастливое известие.
— Счастливое известие? Для вас? — повторила Тизон со злобной усмешкой. — Это значит — печальное и несчастливое известие для Франции, для французского народа. Нет, слава богу, я разбудила вас не за тем, чтобы сообщать вам радостные известия!
— Так скажите же нам, гражданка, — сказала королева, — для чего вы вообще разбудили нас и что хотите сообщить нам?
— Мне нечего вам сообщать! — проворчала Тизон. — И вы сами отлично знаете, я ли вас разбудила или вы сами не спали и кричали и разговаривали. Молчите! Незачем возражать мне! Ведь я знаю, вы будете лгать; только повторяю: мои глаза и уши сторожат, и я не позволю себя дурачить. Вы кричали и разговаривали, и если это случится еще раз, то я сообщу об этом в комитет, и к вам опять поставят на ночь стражу. Тогда другие, по крайней мере, будут иметь возможность спокойно спать по ночам — не так, как теперь, с открытыми глазами, вроде зайцев!
— Но, — ласково возразила принцесса, — милая мадам…
— Молчите! — повелительным тоном перебила Тизон. — Я вам не «милая» и не «мадам»; я — гражданка Тизон! И избавьте меня от всяких откровенностей, так как откровенничание таких особ, как вы, может довести человека до эшафота. Молчите!
Она обошла всю комнату, осматривая с лампой мебель, пол, все предметы на столе, заглядывая под стулья и диваны. Потом, бросив последний грозный взгляд на обеих дам, она вышла в детскую, опять подошла к детским кроватям и остановилась около них, со странным выражением разглядывая детей.
— Как спокойно спят они! — прошептала она. — Даже не пошевельнулись с той минуты, как я смотрела на них… улыбаются во сне… Это значит, что они видят ангелов! Хотела бы я знать, как это ангелы проникают в старый, отвратительный Тампль и что сказала бы вязальщица Симон, если бы узнала, что по ночам ангелы проскальзывают сюда без ее позволения? Смотрите-ка, мальчик опять улыбается и протягивает ручонки, точно хочет удержать ангела… Ах, хотела бы я знать, такой ли крепкий и здоровый сон у моей милой маленькой Соланж, и улыбается ли она во сне, и видит ли ангелов… Я хотела бы также знать, видит ли она когда-нибудь во сне своих родителей… видит ли во сне… свою бедную мать, которая так любит ее, так тоскует по ней!..
Слезы заглушили ее шепот, и она поспешно вышла из комнаты.
Королева и принцесса несколько времени прислушивались в глубоком молчании; затем, так как все оставалось тихо, они осторожно встали с постели и, едва смея обмениваться словами, принялись за приготовление к завтрашнему побегу. Вынув из разных потайных мест спрятанные вещи, они привели их в порядок и попробовали примерить. Знаменитый Брегель не мог бы изобразить более тяжелую картину, чем вид этих нежных, бледных, истомленных женщин, занимавшихся среди ночи приготовлениями к маскараду, казавшемуся злой, душу раздирающей насмешкой, потому что они должны были изображать чиновников того самого правительства, которое отправило на эшафот короля и держало его семью в тюрьме безжалостной, железной рукой.
Королева и принцесса печально разглядывали друг друга; на обеих были костюмы муниципальных чиновников, поношенные, из грубой материи; трехцветные шарфы обвивали их талии; на головах красовались