Общество должников - Николай Константинович Дитятин

замирал так, поедая свет. Зимой нехотя грыз припасы. Он был единственный из всех четверых, кто никогда не спал, и не квакал. Существо высшего порядка, пришедшее из будущего во снах безумного Создателя.

Именно Уника был равным людям с самого начала. Именно Уника сопровождал Создателя словно лучший друг. И он же создал Бри, и дал тому провести короткий диалог с их общим отцом.

Спот медленно карабкалась на вышку вслед за Шестеркой. Почтительно отстучав в заколоченное окно, лягушки принялись ждать. Потом нерешительно вошли в холодное жилище. Уники не было. Он опять летал где-то, словно безмолвная тень, преследуя личные интересы. По возвращению его руки всегда были пусты. Лишь однажды он принес с собой багаж: настоящего висельника с узлом на шее. Он выкинул веревку и уединился с трупом в тогдашнем гнезде. Всю ночь Уника жевал окоченевшую руку, но парень так и не воскрес.

Утром крылатый унес его прочь. На вопрос Спот о том, что это, Шторм подери, было, Уника лишь покачал головой.

Шестёрка растопил печь, и они сели возле нее. Осоловевшие, сонные, похожие на дряхлых мартышек. Шестерка навалился на плечо Спот, и она не стала его толкать. Она и сама задремала, и во сне за ней следила Красная Голова. Распространенный троп у людей, живущих рядом с Океаном. Голова считалась воплощением Шторма, но ничего судьбоносного не предвещала. Считалось, что таким образом Шторм проявляет любопытство.

Ее разбудил тихий шелест и скрип армейской кушетки. Лягушка торопливо подобралась, и сразу увидела Шестерку. Тот склонился перед Уникой, как колосок сорной травы перед мирозданием. Оно, это мироздание, уныло восседало на офицерском одеяле, простуженно завернувшись в невозможные крылья. Пальцы на босых ногах были поджаты.

Какое-то время все трое молчали, наслаждаясь покоем и тишиной. Затем Шестерка медленно разогнулся и ужом скользнул к припасам, чтобы разогреть его повелителю фруктовые консервы. Бритти он боялся, Унику — обожал и лелеял.

— Как ты себя чувствуешь, прекрасная Спот? — тихо проговорил Уника. — Что-то беспокоит?

— Нет, — смущенно буркнула пятнистая. — Но… Ты не мог бы меня укусить. Мне очень нужно.

— Я сам решу, нужно тебе это или нет. Подойди ко мне.

Уника мягко ощупал ее лимфоузлы, осмотрел язык и глаза. У него был смешной докторский саквояж, почти игрушечный, но с набором всех первичных инструментов.

— Выглядишь хорошо, самолечение работает как положено. Что ж, садись рядом. Побудь со мной.

— Конечно. Но как насчет одного маленького ук…

— Шестерка, друг мой. Твоя очередь.

После того как сияющий от счастья увалень закрыл за собой дверь, Уника долго и равнодушно ел половинки абрикосов. Тянул сладкую жидкость. Он как будто позабыл, что рядом кто-то сидит, но Спот знала, что это не так. Крылатый помнил про нее. И, почему-то ей казалось, хотел выставить наружу и одновременно оставить, чтобы заняться сексом.

Его ложка тихонько застучала о край банки. Уника застонал и наклонил голову.

— Очень больно? — Спот прикоснулась к холодному крылу. — Поставишь укол?

— Уколы давно не помогают. Ничего. Все в порядке. Спасибо.

Уника навалился на стену и прикрыл глаза.

— Останься на всю ночь. Сможешь?

— Ун… Зачем спрашивать? Конечно останусь. Все лучше, чем одной.

Спот тоже навалилась на стенку и прикрыла глаза. Затем вроде бы задремала, но перед самой темнотой, скосила глаза влево и ужаснулась. На этот раз Уника снова был с покупкой. Он принес пистолет.

— Зачем тебе это? — спросила она изумленно. Она никогда не видела более странной композиции. Абсолютный пацифист со стволом в руке. — Зачем?

Крылатый положил пушку между ними, и Спот не решилась даже прикоснуться к ней, хотя знала, что стоит забрать ее. Сейчас же.

— Помнишь, я пытался реанимировать самоубийцу? — сказал он. — Ты еще спросила: зачем. На самом деле, я просто хотел узнать у него одну важную вещь…

— У трупа? Какую?

— Как решится на то, что он сделал.

Глава 17

Щит Побережья

Среди могучих деревьев и опасного подлеска шевелился кто-то маленький, слабый и неуклюжий. Тринадцатилетний мальчишка, длинноволосый, насупленный, он шумно пробивался сквозь острые листья лонгатских кустарников. Чтобы защититься от порезов, парень сделал себе латы из плотного картона и футбольной защиты, а потом заговорил их у волка Ахрозена. Заговор заключался в том, что Ахрозен смачно на эти доспехи плюнул и предложил покинуть его покои. Теперь листья шумно скребли по броне, но та оставалась непробиваемой.

Мальчик посмеивался.

В правой руке он сжимал кортик, украденный у сеньора Бернара. Тот все равно использовал его не по назначению. Точнее — вообще не использовал. Носил словно какие-нибудь наручные часы только потому, что это было частью рыцарской моды. Парень ни разу не видел, что б сеньор Бернар вытаскивал его из ножен или хотя бы прикасался к рукояти. По этой причине ему до последнего казалось, что клинок — фальшивый. Что от него осталась одна рукоять, а все остальное — съела ржавчина. Зато технический идол в виде черно-белого планшета с глупыми играми, Бернар не выпускал из рук и сдувал с него пылинки.

Игры и вправду были глупыми. Нужно было строить квадратные города для тощетелых, так, чтобы у них было достаточно золота, древесины, еды, воды и прочего. Если экономика уходила в минус, экран показывала мультик, в котором палочники избивали отсталых, чтобы те работали лучше. Это давало небольшой запас ресурсов. Проиграть было невозможно.

Еще идол показывал погоду и новости городской биржи. Много чего было в нем, но ничего о том, как стать настоящим рыцарем Империи. В сказках, которые рассказывали старейшие герои Круга, всегда требовалось испытание. Нужно было выйти в путь в непогоду, добраться до жутких лесных чертогов, войти в это неприветливое царство и отыскать себе противника по силам. Или собственную смерть.

Это был самый простой способ получить вид на проживание в рыцарской башне.

Те, кто хотел сразу заявить о себе все возможное, отправлялись к Океану. Там на фоне десятиметровых волн, штормовых столпов и каменных вихрей, нужно было помочится против ветра. Смысл испытания, помимо того, что рыцарю приходилось расстегивать стальную ширинку, в то время как над ним пролетали воющие от страха левиафаны, заключался в твердости духа и невероятной физической выносливости. Даже у самой земли, ветер был настолько безжалостен, что доспехи приходилось утяжелять специальными якорями.

Мальчик, хоть и обожал слушать такие истории, понимал их… «развлекательную» природу. Из окна цитадели он видел, как стена тощетелых гудит и трясётся во время особенно сильных гроз. Человеку не под силу оскорбить такую мощь. Даже просто выжить рядом. Вариант с путешествием