Война с персами. Война с вандалами. Тайная история - Прокопий Кесарийский

(16) Но позднее он издал закон, чтобы те, кто домогается должностей, давали клятву в том, что они будут чисты от всякого воровства и не будут ни давать, ни брать ради получения должности[216]. (17) И он предавал всяческим проклятиям, которые произносились людьми с древнейших времен, того, кто преступит это письменное установление. (18) Однако не прошло и года со времени издания закона, как он сам, пренебрегая и тем, что было записано, и проклятиями, и чувством стыда, принялся еще смелее, чем раньше, торговать должностями, причем не в закоулке, а публично на агоре. (19) Те же, кто купил должность, хотя и были связаны клятвой, грабить стали пуще прежнего.

(20) Позднее он придумал и нечто другое, превосходящее все, о чем мы слышали. Должности, которые он считал наиболее значимыми в Визáнтии и других городах, он решил более не продавать, как [делал] раньше, но, отыскав лиц, нанимающихся за плату, назначил их на должности[217], наказав им за жалованье, которое они получали, отдавать ему все, что они награбят. (21) Те же, получая жалованье, совершенно безбоязненно обирали и тащили все со всей земли, и ходил кругами произвол наймитов, под личиной должности грабящих подданных. (22) Итак, этот василевс со всей тщательностью, присущей ему, все время подбирал для этих дел поистине негоднейших из всех людей, всегда преуспевая в выслеживании таких злобных созданий, какие ему и требовались. (23) Конечно, когда он назначал на должность тех первых мерзавцев, и злоупотребление властью явило на свет их [прирожденную] подлость, мы воистину удивлялись тому, как человеческая природа смогла вместить в себя столько зла. (24) Когда же те, что со временем сменили их на должностях, сумели намного превзойти их, люди изумленно спрашивали друг друга, каким образом те, которые раньше слыли негоднейшими, теперь уступили своим преемникам до такой степени, что ныне казались по своему образу действия людьми прекрасными и добропорядочными. В свою очередь, третьи превосходили вторых разного рода пороками, за ними другие, с их новшествами в преступлении, явились причиной того, что их предшественники начинали слыть честными людьми. (25) Поскольку, это зло росло и росло, всем людям довелось узнать на деле, что испорченность человеческой природы не знает предела, но, вскормленная знанием об уже совершенном и побуждаемая дерзостью, которую вдохновляет полная вседозволенность к тому, чтобы причинять вред тем, кто попал к ней в руки, она неизменно достигает таких границ, судить о которых способно воображение лишь оказавшихся ее жертвой.

(26) Так обстояли у римлян дела с архонтами. И часто бывало, что когда вражеское войско гуннов порабощало и грабило Римскую державу, стратиги Фракии и Иллирии решали напасть на них при их отступлении, но затем отказывались от своего намерения, увидев послание Юстиниана, запрещающее им нападать на варваров, поскольку те необходимы римлянам как союзники, например против готов или против иных врагов. (27) В итоге эти варвары грабили и порабощали тамошних римлян как враги, а затем как друзья и союзники римлян с пленниками и прочей добычей отправлялись домой. (28) Часто некоторые из тамошних крестьян, снедаемые тоской по своим детям и женам, попавшим в рабство, объединившись убивали многих из уходящих варваров и умудрялись отобрать у них коней и всю добычу, однако затем им приходилось испытать большие трудности. (29) Ибо некие, посланные из Визáнтия лица считали справедливым без тени сомнения подвергать их пыткам, увечить и накладывать на них денежное взыскание, пока они не отдадут всех отобранных у варваров коней.

XXII. Когда василевс и Феодора погубили Иоанна Каппадокийского, они хотели назначить кого-то на его должность и сообща старались подыскать какого-нибудь последнего негодяя, тщательно высматривая подобного рода орудие для своей тирании и старательно изучая всех людей, чтобы они могли побыстрее губить их подданных. (2) Итак, временно они поставили вместо него на эту должность Феодота[218], человека отнюдь не благого нрава, но оказавшегося не в состоянии полностью им угодить. (3) И затем они усердно продолжали искать повсюду. Против ожидания они нашли некоего менялу по имени Петр, родом сирийца, прозвище которого было Варсима[219]. Издавна восседая у стола с медью, он извлекал из этого ремесла постыднейшую выгоду, с большой сноровкой занимаясь кражей оболов и постоянно обсчитывая имеющих с ним дело благодаря проворству пальцев. (4) Ибо он был ловок в том, чтобы бесцеремонно грабить тех, кто ему встречался, а будучи пойман, клялся и грех рук покрывал дерзостью языка. (5) Включенный в число служителей эпарха[220], он прославился такими безобразиями, что очень понравился Феодоре и с готовностью помогал ей, совершая невозможное для осуществления ее дурных желаний. (6) Поэтому Феодот, которого они тогда назначили вместо Иоанна Каппадокийского, был тотчас отстранен от должности, и на нее был назначен Петр, делавший все, что они пожелают. (7) Ибо даже лишив воинов в поле всякого жалования, он, казалось, никогда не испытывал ни стыда, ни страха. А должностями он торговал пуще прежнего; и еще более их обесславив, продавал их тем, кто не колебался в совершении подобного рода покупки, явным образом позволяя купившим их пользоваться по своему усмотрению и жизнями, и имуществом подданных. (8) Ибо между ним и тем, кто выложил плату за должность, была прямо оговорена возможность грабить и всячески мародерствовать. Так из столицы государства исходила торговля человеческими жизнями; (9) заключалась сделка относительно истребления городов, а по главным судилищам и по агоре принародно расхаживал узаконенный разбойник, который называл свое дело сбором денег, причитающихся как плата за должность, и не было никакой надежды, что за свои злодеяния он когда-нибудь подвергнется наказанию. (10) И из всех помощников, находившихся при этой должности, хотя было среди них немало безупречных, он всегда приближал к себе наибольших негодяев. (11) Однако этим грешил не только он один, но и те, что занимали этот пост и до, и после него.

(12) Такие же грехи совершались в ведомстве так называемого магистра[221] и у палатинов, которые обычно несли постоянную службу при сокровищницах, частном имуществе и патримонии[222], короче говоря, во всех ведомствах в Визáнтии и остальных городах. (13) Ибо с тех пор, как этот тиран начал заправлять делами, в каждом ведомстве доходы, причитающиеся тем, кто служил в нем, безо всякого основания отбирались либо им самим, либо главой ведомства; те же, кто был у них под началом, все это время испытывали крайнюю нужду, вынужденные служить почти как рабы.

(14) Как-то в Визáнтий было доставлено очень много зерна; когда же большая часть его оказалась уже испорченной, он [Петр] передал его городам Востока пропорционально размерам каждого из них, хотя этот хлеб уже не годился в пищу людям, а он отдал его не по той цене, по которой обычно продают самый лучший хлеб, но гораздо дороже, и покупателям пришлось, потратив большие деньги для того, чтобы взять этот хлеб по столь тяжким ценам, бросить его затем в море или в сточные канавы. (15) Но когда здесь оказалось в запасе много хорошего и еще не испортившегося зерна, он и его решил продать многим нуждавшимся в хлебе городам. (16) Таким образом он получил денег вдвое больше того, что казна отсчитала за это самое зерно тем, кто обязан был его поставлять[223]. (17) А когда на следующий год урожай уже не был столь большим, и флот, доставлявший хлеб, прибыл в Византии значительно меньшим, чем требовалось, Петр, при данных обстоятельствах оказавшись в затруднении, счел необходимым закупить большое количество хлеба в землях Вифинии, Фригии и Фракии. (18) И жителям тех мест пришлось с громадным трудом привозить груз к морю, с большой опасностью переправлять его в Визáнтий и, разумеется, получить за него крошечную, лишь для вида, плату; штрафы же на них накладывались такой величины, что они были рады, если кто-то позволял им даром отдать зерно в государственное хранилище и еще приплатить за это. (19) Таково было бремя, которое обычно именовали синоной[224]. Однако, когда и при этом в Визáнтии оказывалось недостаточно хлеба, многие начали жаловаться по этому поводу василевсу. (20) Равным образом, когда почти всем воинам не выплатили обычного жалованья, они взялись шуметь и подняли, большое волнение по всему городу. (21) Уже и василевс казался сердитым на него [Петра Варсиму] и хотел отрешить его от должности из-за того, о чем было сказано, а также потому, что услышал, будто у него припрятаны невероятно большие деньги, которые он тогда украл из казны. (22) И это было правдой. Однако Феодора мужу этого не позволила. Ибо она души не чаяла в Варсиме, как мне представляется, за его порочность и за его редкостное умение причинять вред подданным. (23) Ибо сама она была чрезвычайно жестока и донельзя преисполнена бесчеловечности, и требовала; чтобы и ее помощники были как можно более близки ей по своему нраву. (24) Говорят, однако, что она была заколдована Петром и расположена к нему против собственной воли. (25) Ибо этот Варсима крайне усердствовал в зельях и дьявольщине, восторгался так называемыми манихеями[225] и не считал зазорным открыто быть их покровителем. (26) Хотя василиса слышала об этом, она не изменила своего расположения к этому человеку, но решила еще больше радеть о нем и выказывать ему свою благосклонность. (27) Ибо и сама она с детства общалась с колдунами и знахарями, поскольку этому способствовал ее образ жизни, и она жила, веря в это и постоянно уповая на это. (28) Говорят, что и Юстиниана она приручила не столько ласками, сколько силой злых духов. (29) Ибо не был он столь разумен, справедлив и устойчив в добродетели, чтобы противостоять подобному злому умыслу, но явно был обуреваем страстью к убийствам и деньгам; тем же, кто обманывал его и льстил ему, он без труда уступал. (30) Даже в делах для него особенно важных он без всякой причины бывал переменчив и постоянно оказывался подобен облаку пыли. (31) Поэтому ни у кого из его родственников и знакомых никогда не было на него твердой надежды, ибо непостоянство мысли отличало все его поведение. (32) Поэтому он, как было сказано, был так легко доступен для знахарей и так просто оказался во власти Феодоры, и потому-то василиса так сильно любила Петра, изощренного в подобных делах. (33) Василевс с трудом отрешил его от должности, которую он прежде занимал, но по настоянию Феодоры он немного времени спустя назначил его главой сокровищниц[226], сместив с этого поста Иоанна, который занимал его до того в течение каких-то немногих месяцев[227]. (34) Был этот муж родом из Палестины, очень кроткий и добрый, не умевший находить средства для незаконного добывания денег и никому на свете не причинивший вреда. (35) И конечно, весь народ особенно любил его. Поэтому он совсем не нравился Юстиниану и его супруге, которые, как только против ожидания обнаруживали среди своих помощников человека прекрасного и доброго, терялись, крайне раздражались и всячески старались как можно быстрее от него избавиться.