Война с персами. Война с вандалами. Тайная история - Прокопий Кесарийский

XX. Прежде всего он, как водится, назначил народу Византия эпарха, который, распределяя впредь ежегодный налог между теми, кто имел лавки, вознамерился предоставить им возможность продавать товары по угодной им цене[202]. (2) И получилось, что люди города, покупая самое необходимое, были вынуждены платить втридорога, и пожаловаться им на его было некому. (3) Урон от такого порядка был огромен. Ибо в то время как казна получала лишь часть этого дохода, приставленный к этому архонт стремился обогатить самого себя. (4) Да и служители этого архонта, на которых была возложена эта позорная служба, и те, кто имел лавки, получив возможность нарушать закон, творили мерзостные дела по отношению к тем, кто тогда вынужден был совершать покупка, и не только во много раз поднимали цены, но и ухищрялись на неслыханное мошенничество с продаваемыми товарами.

(5) Затем он учредил множество так называемых монополий[203], продав благополучие подданных тем, кто не гнушается идти на такую мерзость. Сам он, получив плату за такую сделку, устранялся от этого дела, предоставив тем, кто дал ему деньги, возможность заправлять делом так, как им заблагорассудится. (6) Столь же откровенно он творил злоупотребления и в отношении всех прочих должностей. Ибо, поскольку василевс всегда получал небольшую долю награбленного от архонтов, они и те, кто был приставлен ко всякому делу, совсем безбоязненно грабили тех, кто им попадался. (7) Словно ему оказалось мало издревле учрежденных для того должностей, он дополнительно придумал для управления государством две другие, хотя прежде всеми жалобами занималась поставленная над народом власть[204]. (8) Но чтобы впредь становилось все больше доносчиков и чтобы намного удобнее было подвергать пыткам ни в чем не повинных людей, он решил учредить эти должности. (9) Исполнявшему одну из них он поручил, явно на словах, ведать правосудием над ворами, дав этой должности название претор димов[205], исполняющему другую он повелел постоянно наказывать тех, кто занимается мужеложеством и имеет сношения с женщинами запретным образом, а также тех, кто не исповедует православия, дав этой [должности] название квезитор[206]. (10) И вот претор, обнаружив среда краденого что-либо особенно ценное, считал необходимым отнести эти вещи василевсу, заявляя, что их владельцы нигде не объявляются. (11) Таким образом василевс всегда мог получить свою долю в дележе наиболее ценных богатств. А так называемый квезитор, разоряя тех, иго попахал в его руки, то, что хотел, нес василевсу, сам же в обход законов ничуть не меньше обогащался за чужой счет. (12) Ибо служителям этих архонтов не требовалось ни выдвигать обвинителей, ни представлять свидетелей совершившегося, но все это время беспрестанно они без обвинения и приговора в глубочайшей тайне убивали попавших в их руки [несчастных], а богатства их отбирали.

(13) Позднее этот душегуб приказал этим архонтам, так же как и стоящей над народом власти, в равной степени ведать всякого рода обвинениями, повелев им состязаться между собой в том, кто из них окажется способен быстрее и больше губить людей. (14) Говорят, один из них прямо спросил: «Если кто-либо сделает донос всем троим, кому надлежит произвести дознание?» Тот в ответ сказал: «Тому, кто опередит других». (15) И с должностью так называемого квестора он поступил совсем не так, как подобало. Между тем все, можно сказать, прежние василевсы особо пеклись о ней и заботились о том, чтобы те, кто ее исполняет, были мудрыми и сведущими во всех отношениях, особенно же в законах, и к тому же совершенно неподкупными, ибо государству не избежать большой опасности, если те, в чьих руках находится эта власть, окажутся неопытными либо корыстолюбивыми. (16) Этот же василевс первым поставил на эту должность Трибониана, о нраве которого достаточно сказано в прежних книгах[207]. (17) Когда же Трибониан ушел из жизни, он забрал часть его имущества несмотря на то, что, когда тот окончил последний день своей жизни, у него остался сын и множество внуков; а на эту должность поставил Юнила, родом из Ливии[208]. Этому законы не были известны даже по слуху, поскольку он даже не был из риторов[209]; латинскую грамоту он знал; что до греческого, то он никогда не посещал грамматиста и не был способен изъясняться на этом языке, как подобает эллину (в самом деле, частенько, когда он отваживался говорить по-гречески, он вызывал смех у своих помощников), но постыдному корыстолюбию был предан невероятно: нисколько не стыдясь, он открыто торговал царскими грамотами. (18) Ради одного золотого статера он, не колеблясь, протягивал руку первому встречному. (19) Не менее семи лет государство подвергалось подобному глумлению. (20) Когда же Юнил отмерил дни своей жизни, на эту должность был назначен Константин[210]; он не был несведущим в законах, но был совсем юным и неискушенным в судебных спорах и вдобавок являлся самым вороватым и хвастливым из всех людей. (21) Он стал желаннейшим для Юстиниана человеком и его ближайшим другом, поскольку он [Юстиниан] отнюдь не считал недостойным постоянно воровать при его посредстве и творить его руками суд. (22) Вследствие этого Константин за короткое время приобрел огромные богатства и преисполнился невероятным самомнением, возносясь до небес и всех презирая, так что если кто-нибудь хотел вручить ему крупную сумму денег, то оставлял ее кому-либо из его наиболее доверенных лиц и тем добивался счастливого завершения своих хлопот. (23) Встретиться же с ним самим или переговорить с ним не удавалось никому, разве только тогда, когда он спешил к василевсу или возвращался от него не степенным шагом, но быстро и с великой торопливостью, дабы кто-либо из встречных не задержал его безо всякой для него выгоды.

XXI. Так обстояло у василевса с этими делами. Стараниями эпарха претория ежегодно в казну доставлялось более тридцати кентинариев в дополнение к общественным податям. (2) Он [Юстиниан] дал этим деньгам название «воздушная подать»[211], подразумевая под этим, я думаю, то, что это не был некий установленный или обычный налог, но что он получал ее по какой-то счастливой случайности, словно свалившуюся с неба, хотя правильнее эту затею следовало бы назвать подлостью с его стороны. (3) Прикрываясь как щитом этим названием, те, кто один за другим пребывали в этой должности, со всевозрастающей наглостью грабили подданных. (4) Они удостаивали автократора этих денег, а сами беспрепятственно наживали царские богатства. (5) Юстиниан не желал обращать на это никакого внимания, поджидая лишь благоприятного часа, чтобы, как только они приобретут большое богатство, он мог бы выдвинуть против них какое-нибудь обвинение в преступлении из числа тех, которым нет никакого оправдания, и отобрать все их имущество. Так он и поступил с Иоанном Каппадокийским. (6) И действительно, все, кто занимал тогда эту должность, внезапно становились безмерно богатыми, за двумя исключениями – Фоки, о котором я в прежних книгах упоминал как о человеке, чрезвычайно радеющем о справедливости (ибо за время пребывания в должности этот муж оставался чужд всякой корысти)[212], и Васса, получившего эту должность позднее[213]. (7) Но ни тот, ни другой и года не смогли удержаться на этом посту, но как люди бесполезные и совершенно несоответствующие времени спустя всего лишь несколько месяцев они оказались отстраненными от должности. (8) Чтобы мне не рассказывать обо всем по отдельности и не затянуть свой рассказ до бесконечности, скажу, что то же самое проделывалось в Визáнтии и со всеми другими должностями.

(9) Ибо по всей Римской державе Юстиниан делал следующее. Отобрав негоднейших людей, он за большие деньги отдавал им для порчи должности[214]. (10) Ибо человеку порядочному или по крайней мере не лишенному здравого рассудка нет никакого смысла отдавать собственные деньги для того, чтобы грабить ни в чем не повинных людей. (11) Получив это золото от тех, кто пришел с ним в согласие, он предоставил им возможность делать с подданными все, что им заблагорассудится. (12) Тем самым им было суждено разорить все земли [отданные под их управление] вместе с их населением, с тем чтобы самим в дальнейшем оказаться богачами. (13) Одолжив у менялы[215] за баснословные проценты сумму, которую они должны были платить за города, и отсчитав ее тому, кто заключил с ними сделку, они, как только оказывались в этих городах, все время творили по отношению к подвластным всякое мыслимое и немыслимое зло, озабоченные лишь тем, чтобы выполнить свои обязательства по отношению к заимодавцам, а затем самим оказаться в числе богатейших лиц, ибо подобное занятие не сулило им ни опасности, ни посрамления, да еще и способствовало их славе в зависимости от того, как много из тех, кто попался им в руки, им удавалось без всяких оснований убить и ограбить. (14) Ибо дошло до того, что самое название убийцы и грабителя стало обозначать у них предприимчивого человека. (15) Когда же, однако, ему [Юстиниану] становилось известно, что кто-либо из тех, в чьих руках оказалась власть, достиг вершин богатства, он, опутав их всякими вымышленными обвинениями, тотчас отбирал полностью все их деньги.