Собор без крестов - Владимир Шитов

отправился с вокзала в путь, они почувствовали облегчение, не веря, что больше не надо никуда бежать ни за

каким документом и не надо ничего доказывать.

В люксовском купе они ехали вдвоем. Их вагон был полупустой, тогда как обычные купейные вагоны были

забиты до полной вместимости. Делая вывод из увиденного, Душман сказал Леснику с ехидством:

— Наши соотечественники, покидая Родину, начинают экономить бабки с порога дома, а чемоданы набиты, как трюмы кораблей.

— Хай уматывают, больше нам хлеба останется, — пренебрежительно и беспечно отнесся к сообщению

Душмана Лесник.

— Если Родину люди покидают по политическим мотивам, я их еще могу понять, а тому, кто уезжает в

поисках легкой жизни, разрешал бы выезжать за рубеж только тогда, когда они по западным расценкам уплатили

бы за учебу у нас в школе, вузе, техникуме, других заведениях, где они получили путевую специальность, с

которой они не боятся пропасть на Западе. Если таких волков выпускать, так к чему мы придем?

— Ты знаешь, что в политике не разбираешься, и лучше в нее не лезь, — примирительно посоветовал

Лесник, наливая товарищу и себе в стаканы водки. — Давай выпьем за нас с тобой, за нашу удачу, чтобы все

наши планы осуществились, — предложил он.

— Давай за такой тост выпьем стоя, — став серьезным, согласился Душман.

Выпив спиртное и закусив, Лесник, как бы возобновляя беседу о политике, с недовольством заметил:

— Вот ты возмущался, что наши люди бегут за рубеж, а может быть, они правильно делают, им надоело

постоянно быть обманутыми, задавленными, униженными.

— Тоже мне защитник нашелся, — с аппетитом расправляясь с жареной курицей, отмахнулся Душман. — Вот

ты о себе скажи, в чем тебя, скажем, унизили?

— Мы с тобой едем в гости, у нас есть бабки как в наших деньгах, так и валюте, но я не имею права вывезти

из страны товара более, чем на тридцать рублей. Как я с таким подарком буду лезть в глаза тому же мистеру

Фостеру? Я бы тем депутатам Верховного Совета, которые приняли такой указ, яйца на их ослиные уши намотал.

— Ничего, как-нибудь проморгаем, тем более нас у хозяина культуре не учили, — пошутил Душман.

— Те, наверху, — он показал пальцем в потолок купе, — наверное, должны быть и умнее, и культурнее нас,

— продолжал возмущаться Лесник.

— Такой указ приняли, чтобы из страны меньше товара вывозили, чтобы не спекулировали, — пояснил

Душман.

— По-трущобному мыслишь, дорогой, — пошутил Лесник. — У нас уже спекулянтов нет и за спекуляцию не

судят. Теперь они являются деловыми людьми, именуемыми коммерсантами. Я считаю, если человек на свои

кровные что-то купил, независимо от стоимости, то имеет право как вывезти в любое место, так и привезти.

Сейчас демократы пришли к власти, может быть, они додумаются до такой простой истины.

Во Львове, пройдя таможенный досмотр без каких-либо осложнений, когда поезд уже тронулся и

пограничники покинули состав, Лесник, обращаясь к Душману, спросил:

— Вот честно скажи, я хитрый или нет?

— Ты знаешь мое мнение о тебе, ты же мой кум, давай, говори мне свою новость и не мучай меня, —

заинтересованно потребовал Душман.

Открыв тайник в своем перстне, Лесник достал из него и положил в ладонь Душмана бриллиант с крупную

горошину.

— Мой подарок жене Фостера, чтобы они не думали, что к ним в гости приехали нищие.

— А если бы тебя на границе залакшали? — удивленно спросил Душман.

— Ты и один провернул бы наше общее дело. Тем более что проводник с тобой знаком и с тобой имеет дело.

— Почему ты раньше мне о бриллианте не сказал?

— Береженого Бог бережет, — усмехнувшись, пояснил Лесник. — Я читал в одной книжке, что таможенники

следят за глазами своих клиентов. Узнав о секрете раньше, ты мог во время проверки нечаянно своим взглядом

или еще чем-то заострить внимание таможенников на моем камушке.

— Так они все равно рассматривали твой перстень, я бы сказал, и очень внимательно.

— Он у меня записан в декларацию, как и твой, поэтому меня могло выдать волнение или если бы я начал

шебутиться около них.

Так что без приключений они прибыли в Австрию. Когда подъезжали к Вене, к ним в купе зашел зять Гуцула, с

которым близко они так и не познакомились. Он отдал Душману сверток с картинами. При нем Душман проверил

содержимое свертка, после чего проводник быстро, как мышь, выскользнул из купе со словами:

— За остальное я уже не отвечаю.

На вокзале Душмана и Лесника встретил Фостер, который после обмена рукопожатиями спросил:

— Полотна с вами?

— Тут, в чемодане, — успокоил его Душман, кивнув головой на свою поклажу. — Куда им деться? — не

утерпев, похвалился он.

Они прошли к автомобилю, на котором приехал встречать их Фостер, и поехали по известному ему маршруту.

Отъехав от вокзала несколько кварталов, Фостер, обращаясь к гостям, сообщил:

— В Штаты мы с вами вылетим завтра вечером, а сегодня переночуем дома у моего друга Робертса.

— Он знает, зачем мы едем к вам? — осторожно поинтересовался Лесник, заранее предугадывая

отрицательный ответ.

— Знает! — удивил его Фостер.

— А надо ли было ему говорить? — заволновался Лесник, волнение которого передалось и Душману.

— Вы — коммерсанты, и то, что вырвались из-за своего занавеса делать бизнес, говорит о вашей хватке.

Таких людей мы ценим и уважаем, — повернув голову в сторону Лесника, сидевшего на заднем сиденье, объяснил Фостер.

Насильно повернув голову Фостера вперед, Лесник, успокаиваясь, заметил:

— Смотри вперед, а то нас убьешь и до своего друга не довезешь.

Вечером дома у Робертса собралось десятка два гостей, с которыми Лесник и Душман были познакомлены, но при всем желании имен своих новых знакомых не смогли запомнить. Когда все гости собрались, то Фостер, уединившись с Лесником и Душманом, спросил:

— Вы не будете возражать, если мы попытаемся продать наши полотна сейчас, здесь?

— Если хорошую цену дадут за них, а цену картин мы знаем, то не все ли равно, где их продавать, — ответил

за себя Душман.

— Я свои полотна согласен выставить для обозрения, но продавать намерен в Штатах, — с далеко идущими

планами, в которые был посвящен лишь Душман, сообщил Лесник.

— Каждый волен поступать, как ему вздумается, — спокойно среагировал Фостер на такой неожиданный

ответ, — но чтобы поднять ажиотаж вокруг твоих картин и знать, что их не должны мы продать, разреши мне

оценить каждую по три миллиона долларов, — обращаясь к Леснику, предложил Фостер.

— Такие условия меня устраивают, и если найдутся покупатели, то пускай берут, — согласился Лесник.

Картины были выставлены в заранее приготовленные рамы и представлены гостям для всеобщего

обозрения.

Попросив всеобщего внимания, Фостер стал говорить о том, как одному знакомому ему бизнесмену

понравились представленные здесь полотна знаменитых художников. Чтобы убедиться в подлинности картин, тот

привез в Россию своего эксперта, заключение которого сейчас находится при картинах. Убедившись в

подлинности полотен, бизнесмен заплатил за них вору большие деньги, но вывезти из страны полотна не смог.

Вмешались неизвестные силы, которые вернули полотна хозяину, у которого вот эти господа, показывая на

Лесника и Душмана, официально купили их, что подтверждается договором купли-продажи, оформленным

официально у нотариуса.

— Перед вами выставлены полотна известнейших художников. Если на предстоящем аукционе пустить

картины в продажу, я не удивлюсь, если цены поднимутся в несколько раз больше, чем мы сегодня за них

предложим. Так что, господа, постарайтесь не упустить свой шанс. Стартовые цены на полотна Айвазовского

«Осенний пейзаж» и «Мальчик-сирота» кисти Ге по три миллиона за каждое...

Услышав такое объявление, слушатели не удержались от гула удивления и недовольства.

Между тем Фостер продолжал:

— ...Стартовая цена полотен Малевича «Невеста» и Кандинского «Странник» — пятьсот тысяч долларов.

Это сообщение слушатели встретили спокойнее. Они стали, расхаживая в банкетном зале, рассматривать

полотна с разных позиций, не делясь друг с другом своими впечатлениями.

Оглядывая молчаливых покупателей, Душман тоскливо подумал: «При таком малом количестве гостей вряд

ли среди них найдется хотя бы один путевый покупатель, да и эмоций никаких я не вижу на лицах».

Однако начавшиеся торги, в которых большинство гостей приняло активное участие, вселили в него надежду

на положительный результат.

Душман согласился продать за семьсот тысяч долларов картину «Странник», полотно «Невеста» было