Гений Сталин. Титан XX века (сборник) - Михаил Ошлаков

Это только Горбачев перед «прямыми» телекамерами мог спрашивать Съезд народных депутатов СССР: что, будем оставлять в Конституции статью про роль КПСС? Не будем? Ну и хрен с ней!

Члены Бюро Президиума сталинского ЦК, конечно же, не были такими легковесными людьми. Поведение Сталина, который сам научил своих соратников премудростям руководства, шокировало их.

Не угрозы своему положению, не угрозы положению партии испугались соратники вождя. Они перестали понимать Сталина, его логику, они не могли просчитать, куда, к каким решениям и к каким результатам она завтра приведет. Вот это-то как раз и было для них самым страшным!

Глава III. Приговор

Тень «нового вождя»

Скандал с «отставкой» Сталина, разразившийся во время Октябрьского пленума ЦК, был не единственным моментом в растущем непонимании Сталина со стороны членов Политбюро. То же самое относилось и к сталинской внешней политике, которая казалась соратникам вождя вялой, безынициативной и чуть ли не капитулянтской. При том, что сам Сталин к началу пятидесятых годов уже практически не уделял внимания международным делам, министром иностранных дел СССР он сделал бывшего прокурора Советского Союза Андрея Януарьевича Вышинского, волевого, но пассивного, несамостоятельного и негибкого чинушу, никогда прежде не связанного с внешней политикой.

В то же время послевоенный мир ставил перед Москвой крайне непростые задачи, требовавшие от руководства Советского Союза последовательности, настойчивости и неординарности подходов.

Например, у советских властей имелась информация, что в Италии и Греции коммунистов поддерживают более 60 % населения, а во Франции и Западной Германии – не менее 40 %. На всех континентах – от Индокитая до Западной Африки вспыхивали антиколониальные движения, зачастую окрашенные в красные тона. Казалось, что существует реальная возможность использовать эту ситуацию для расширения лагеря социализма. Однако Сталин оставался глух к просьбам иностранных компартий о помощи и даже наоборот – всячески отговаривал их от борьбы. Так, итальянским коммунистам он рекомендовал, прекратив борьбу, войти в монархическое правительство Бадольо, французским коммунистам – распустить свои вооруженные отряды и сотрудничать с правореакционным правительством де Голля, поляков удерживал от любых шагов, которые могли быть истолкованы как советизация Польши, и т. д.

Видя, как Сталин, повернувшись спиной к нуждам борьбы мирового пролетариата, пишет статейки о вопросах языкознания и экономических проблемах социализма в СССР, его соратники недоуменно разводили руками.

Глубину их непонимания иллюстрирует то, насколько резко изменился внешнеполитический курс Советского Союза после смерти Сталина. Этот момент тем более важен, что новая внешняя политика СССР была неразрывно связана с именем Никиты Сергеевича Хрущева, человека, занявшего место Сталина во главе страны и ныне более других подозреваемого в убийстве вождя.

Уже будучи на пенсии, в одной из бесед с писателем Феликсом Чуевым В.М. Молотов давал Хрущеву такую характеристику:

Хрущев, он же сапожник в вопросах теории, он же противник марксизма-ленинизма, это же враг коммунистической революции, скрытый и хитрый, очень завуалированный… Нет, он не дурак. А чего же за дураком шли? Тогда последние дураки! А он отразил настроение подавляющего большинства. Он чувствовал разницу, чувствовал хорошо…

Хрущев против Сталина пошел и против ленинской политики, он хотел изменения ленинской политики, которую проводил Сталин.

С этими эмоциональными, но бездоказательными оценками Молотова нельзя согласиться. Жизнь показала, что дело обстояло как раз наоборот – Хрущев являлся правоверным ортодоксальным коммунистом, однако при этом был очень ограниченным и неглубоким человеком. (То, что «за ним шли», – на совести тех, кто шел.)

Вызубрив с шахтерским усердием Манифест Коммунистической партии, Программу и Устав КПСС, Хрущев свято уверовал, что по ним, точно по инструкции о сборке шкафа, можно шаг за шагом построить коммунизм. Будучи не в состоянии выработать собственных оценок и постичь логику развития мира, он любое отступление от усвоенных догматов воспринимал как контру.

Хрущев понимал смысл победы социализма с позиций троцкистской утопии, наивно считая, что главным препятствием к торжеству коммунизма является существование на свете Соединенных Штатов Америки. Кто кого закопает – в таком русле определял Хрущев суть противостояния двух мировых систем. Ему казалось, что способ достижения победы над Америкой очень прост – требуется только обложить США по всему миру, лишить их рынков сбыта, поднять против них массы, т. е. сделать в конечном итоге то, что Че Гевара называл «Один, два, много Вьетнамов!».

Политику Сталина, направленную на то, чтобы выждать, восстановить силы, ни в коем случае не лезть в конфликт с Америкой, не экспортировать революцию, но напротив – сворачивать наиболее одиозные признаки большевизма и вводить элементы рыночной экономики, Хрущев считал злобным ревизионизмом, насаждаемым Сталиным ради сохранения своей личной диктатуры.

Оказавшись у власти, Хрущев тут же, как дизельный трактор, попер на мировой капитал, перейдя в открытое наступление на внешнеполитической арене.

Известно, что в послевоенные годы под эгидой и по инициативе США по всему миру стали возникать военные блоки, гарантировавшие Америке размещение военных баз в различных странах в рамках концепции стратегического окружения Советского Союза. В 1949 году был создан Североатлантический альянс (НАТО). В 1951 году появился Тихоокеанский пакт безопасности (АНЗЮС) в составе Австралии, Новой Зеландии и США. В 1954 году возникла Организация Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), объединившая США, Великобританию, Францию, Австралию, Новую Зеландию, Таиланд, Филиппины и Пакистан. Наконец, в 1955 году появился блок СЕНТО, известный также, как Багдадский пакт, в который вошли США, Великобритания, Турция, Иран, Ирак и Пакистан.

На все эти угрожающие демарши Запада со стороны правительства Сталина адекватного ответа не последовало. При Сталине военное сотрудничество со странами Восточной Европы осуществлялось путем прямого командования их армиями из Москвы. Обоснованно полагая, что до статуса полноценных союзников СССР «соцстранам» еще очень далеко, Сталин отводил Восточной Европе роль «зоны безопасности» в рамках своей оборонительной стратегии.

Генералиссимус категорически не хотел связывать внешнюю политику СССР участием в коммунистическом военном союзе, поскольку считал, что в условиях расширяющейся экспансии США, угрожавшей также и интересам стран Западной Европы, можно найти почву для широкого сотрудничества с Великобританией и Францией. В январе 1947 года во время визита в Москву начальника британского имперского генштаба фельдмаршала Монтгомери Сталин заявил, что не возражал бы против военного союза Британии и России. «Он повторил это заявление дважды, – вспоминал Монтгомери,  – и мне показалось, что он очень хотел, чтобы я его правильно понял».

Однако уже через год после смерти Сталина Хрущев перевел отношения СССР со странами Восточной Европы в формальную плоскость военного союза путем создания Организации стран Варшавского договора. Этот коммунистический военный блок закрыл СССР дорогу к выстраиванию политической структуры Россия – Европа, способной стать противовесом экономическому диктату США. Вместо того чтобы держать Восточную Европу на положении экономически зависимого вассала, Хрущев поставил ее на одну доску с СССР и повел в открытую и бессмысленную атаку на Запад.

Помимо этого Хрущев начал активно поддерживать национально-освободительные и революционные движения в странах Юго-Восточной и Южной Азии, Латинской Америки и Африки. При помощи Советского Союза коммунистические движения возникли в обширных районах Малайзии, Таиланда и Южного Вьетнама. В Индонезии и Северном Вьетнаме коммунистам даже удалось прийти к власти.

Новый советский лидер формулировал задачи своей внешней политики как борьбу за расширение социалистического лагеря – «пространства с наивысшими в мире темпами экономического развития, самой цельной, передовой и действенной коммунистической философией и идеологией, самой динамичной и миролюбивой международной политикой».

Несмотря на всю бессмысленность и даже пагубность для нашей страны этого курса, он на короткий период, безусловно, сильно впечатлил руководство Соединенных Штатов Америки. Не секрет, что были моменты, когда Сталин по сравнению с Хрущевым казался американцам добрым и безобидным старичком.

Ведь, по существу, Хрущев объявил Америке открытую войну. Да и как еще американцы, выживание которых как нации было связано с идеей мировой гегемонии, могли воспринять такие его слова: