Парус любви - Лори Макбейн

Не успел он пробежать письмо глазами, как в дверь кто-то вошел. Робин, остро чувствуя свою вину, упал в кресло и выронил письмо, которое, отлетев, упало у стола.

– Фрэнсис! – с облегчением воскликнул он, хотя взгляд старшего брата был полон гнева.

– Ты влип в неприятную историю, Робин, – сказал Фрэнсис, не чувствуя никакой жалости к брату, который посмел вторгнуться в отцовский кабинет. – Ты заслуживаешь строгого наказания. Как ты смеешь обыскивать стол? Уж не рехнулся ли ты?

– Фрэнсис! – завопил Робин и тут же понизил голос до заговорщицкого шепота. – Ты понимаешь, я...

– Я все понимаю, очень хорошо понимаю, – отрезал Фрэнсис, нагибаясь и подбирая упавшее письмо. – Твое ненасытное любопытство, Робин, на этот раз завело тебя слишком далеко Я не нахожу тебе никакого оправдания и, честно сказать, стыжусь за тебя.

– Мое... мое любопытство, Фрэнсис, – хрипло ответил Робин, и в его глазах блеснул гнев, тут же сменившийся слезами, – как мне кажется, имеет прямое отношение к Ри.

Аргумент подействовал на Фрэнсиса.

– О чем ты говоришь? – спокойно спросил он, увидев распрямившиеся плечи брата.

– Это письмо, которое ты держишь, только что доставили в Камарей. Я стоял у дверей кабинета и слышал, как отец предупредил лакея, чтобы он никому не смел ничего говорить об этом письме.

Фрэнсис с сомнением смотрел то на возбужденное лицо брата, то на письмо.

– Ну и что? Отец ведет много разных дел, которые нас не касаются.

– Отец особенно не хотел, чтобы об этом письме знала мать, – перебил Робин. – А у него никогда нет от нее никаких секретов.

– Мы не должны подвергать сомнению решение отца, тем более что не знаем его мотивов, – твердо сказал Фрэнсис, отказываясь признать странность отцовского поведения в этом случае.

– Ведь он не пьет чай со всеми, Фрэнсис, – продолжил Робин. – Иначе ты не пришел бы сюда искать его.

– Скорее всего он уже в гостиной и интересуется, где мы.

– Нет, – возразил Робин, – скорее всего он уже в конюшне. Я видел, как он спустился вниз по лестнице. Он очень торопился. Письмо, что бы там ни было написано, явно рассердило его. Я никогда не видел отца в таком гневе, – сказал Робин, нервно поглядывая на дверь, не нагрянет ли вдруг отец. – Прочти, Фрэнсис, – настаивал он, дергая брата за руку, – прочти письмо.

Фрэнсис продолжал смотреть на желтоватый конверт, в котором ему теперь чудилось что-то зловещее, и, хотя по-прежнему сильно сомневался, вправе ли читать то, что прислано отцу, все же вытащил письмо из конверта.

Герцог Камарейский скакал на восток, к большому дубу, упоминавшемуся в анонимном письме. Теперь у него уже не оставалось сомнений в том, кто именно похитил его дочь, ибо о существовании этого древнего дерева знали очень немногие, так же как и об узкой тропинке, которая вилась по долине и заканчивалась, обогнув озеро. Там стоял дуб, который вздымал свои ветви к небесам в течение почти всей истории Камарея.

Долина, где он рос, не всегда была мирной, здесь почти семь веков назад лилась кровь восставших саксов, погибавших под острыми мечами норманнов, вероятно, в такой же день, как этот, когда по небу мчались гонимые ветром серые тучи и могучий дуб не отбрасывал никакой тени. Легенда гласила, что в тот день у дуба доблестно сражались вооруженные косами и ржавыми мечами сто крепостных, верных своему лорду-саксу, и все они пали, сраженные сверкающими мечами завоевателей, но, уже умирая, их господин, чтобы отомстить за их мученичество, призвал проклятие на головы норманнских убийц и на все их семя.

Это пророчество так и не осуществилось, но о нем помнили все поколения Домиников. Ибо саксонский лорд предсказал, что однажды под этим дубом прольется норманнская кровь, смешавшись с кровью убитых саксов.

Подъезжая к дубу, Люсьен Доминик с некоторым беспокойством вспомнил об этом старинном проклятии и открыл кобуры пистолетов. Его глаза внимательно обыскали долину, ибо он был уверен, что его хотят заманить в западню.

Кое-кто мог бы сказать, что с его стороны было безумством или глупостью подвергать себя подобной опасности. Кое-кто даже мог бы назвать его поступок самоубийственным, но Люсьен считал, что у него нет никакого выбора – по крайней мере если он хочет увидеть свою дочь.

В письме было ясно сказано, что если он хочет видеть дочь живой, то должен приехать один, без всякого сопровождения. В противном случае леди Ри Клэр Доминик будет тут же убита. И в ее смерти будет виноват он сам. Он знал, что похитители не сомневались, как он поступит в этом случае, ибо он дорожил жизнью дочери больше, чем своей собственной. Он сознательно играл на руку врагам, но ничего другого ему не оставалось. Письмо предлагало ему поменять свою жизнь на жизнь дочери.

Но герцог был не такой глупец, чтобы умереть понапрасну. Прежде чем пожертвовать жизнью, он должен удостовериться, что дочь будет отпущена на свободу.

К несчастью, герцог Камарейский так и не встретился со своим истинным врагом, ибо в нескольких футах от засыхающего дуба его настигла пистолетная пуля. Пуля попала в предплечье, но из-за обильного кровотечения рана казалась куда более опасной, чем была на самом деле.

Трое нападающих считали, что герцог находится в полной их власти, поэтому не спеша приближались к фигуре, повалившейся на седельную луку. Они были совершенно уверены, что враг их сражен...

Им следовало быть куда осторожнее и лучше знать своего противника, ибо герцог Камарейский отнюдь не пал духом и даже сумел подслушать их разговор.

– Говорю тебе, это напрасная трата пороха. Достаточно твоего выстрела. Ты, видно, дурак, да еще и небережливый дурак. Все равно мы его убьем раньше или позже, чего спешить?

– Тут есть существенная разница, мы ведь хотим получить деньги сполна, как договорено.

– Прислушайся к брату, Джеки. Я уже достаточно долго имел дело с миледи, чтобы знать, что она не всегда держит слово. Эта скупая сука запросто может не заплатить, – предупредил Тедди Уолтхэм нанятых людей. – Ее приказания надо исполнять в точности. Эта женщина – сущий дьявол. – Тедди Уолтхэм фыркнул. – Я видел, как она не долго думая пристрелила верного своего слугу. Будь проклят тот день, когда я увидел ее в этой черной одежде. Надо бы сразу же задать тягу, но это не так просто: эта миледи хорошо умеет завязывать петлю на шее. Женщина она беспощадная, и чем скорее мы покончим с этим делом, тем лучше для нас всех. Отведем-ка его к ней, чтобы она поиздевалась над ним. Скорее всего она станет заливать ему насчет дочери, а уж потом мы его прикончим, как велено, – заключил Тедди Уолтхэм, предвкушая, каким облегчением будет закончить это дело и навсегда избавиться от безумной миледи.