Некровиль - Йен Макдональд

вышла из-под контроля и размножилась; теперь все в отделе исследований и разработок называли стройку Адама Теслера «Барад-Дуром в Мордоре», под покровом смога. Сам Адам Теслер был Всевидящим Оком, не знающим отдыха.

Количество уровней перемахнуло за пятьдесят, но строительство даже не думало замедляться. По мере того, как каждая новая секция затвердевала и впадала в спячку, в корпоративную штаб-квартиру Адама Теслера въезжало очередное подразделение. Текторы не могли сказать, когда все остановится. Может, через километр-полтора конструкция стабилизируется, и они умрут. Сол ненавидел эти лоснящиеся черные наросты и зубцы, гибрид геологического образования и раковой опухоли. Или, может, творение в стиле Гауди, но из дерьма.

Конвертоплан поднялся высоко над стройкой, зафиксировал координаты в навигационной сетке и заложил вираж. Сол заглянул в разинутую черную пасть.

Атомы могут собраться во что угодно, сказал парень, которому принадлежала наномастерская. Сол забыл его имя. Атомы живых и мертвых одинаковы.

Они начали с малого: инфузории туфельки, амебы. Не совсем живые твари. Беспозвоночные. Ожившие тараканы носились на тонких лапках внутри прозрачного бокса. Биологическая машина, нанотехнологическая машина – все равно машина. Машина выживания. Одна проблема с этими гаденышами: теперь их нельзя было растоптать. Они возвращались. Казалось бы, зачем воскресать, если тебя опять настигнет смерть?

Но тараканы возвращались, снова и снова.

На этот раз Сол осторожничал, хотел медленно проработать всю эволюционную цепочку. А вот Элена жаждала лобовой атаки. Обезьяна! Разберись с обезьяной, и с человеком тоже получится. Сол наблюдал, как текторы роились над трупом, сдирая кожу, объедая плоть, растворяя кости. Потом наномашины воссоздали обезьяну. Зверек лежал в жидкости целый и невредимый, однако, судя по приборам, мертвый. Но вот на прямой линии возник изгиб, за ним другой, и еще одна линия стала дергаться, вторя первой, за нею третья; в конце концов они вместе заплясали на мониторе контроля жизненных функций: мертвое воскресло. Конвертоплан начал снижаться к помеченному белым крестом центру посадочной площадки на стене растущей башни. Готово. Транспорт покачнулся на посадочных опорах, похожих на лапки жука. Знак «Пристегнуть ремни» погас, трап опустился.

– Веди себя прилично, – сказал Соломон Гурски Иисусу.

Всевидящее Око ждало у входа в башню. Темного властелина сопровождали приспешники.

– Сол.

Рукопожатие было теплым и крепким, но Сол Гурски никогда не доверял Адаму Теслеру за все годы, что знал его: ни как студенту-наноинженеру, ни как главе самой быстро развивающейся нанотехнологической корпорады в Сфере совместного процветания Тихоокеанского региона.

– Значит, вот и оно? – Адам Теслер присел на корточки и подозвал обезьянку, цыкая языком.

– Оно кусается.

– Понимаю. – Иисус схватил Теслера за большой палец своей крошечной розовой рукой гомункула. – Итак, ты победил главного врага человечества.

– Не победил. Придумал, как его обмануть. Это воскрешение, а не бессмертие.

Адам Теслер открыл клетку. Иисус по руке вскарабкался на плечо его костюма от Скарпаччи. Теслер пощекотал обезьяне мохнатый животик.

– А люди?

– Разница между ее ДНК и нашей – десятая доля процента.

– А-а. – Адам Теслер закрыл глаза. – Задача усложняется.

Соломон Гурски ощутил страх, похожий на приступ тошноты.

– Оставьте нас, пожалуйста, – сказал Адам Теслер своим помощникам. – Я присоединюсь через минуту.

Не говоря ни слова, они направились к конвертоплану.

– Адам?

– Сол. Почему ты это сделал?

– О чем ты говоришь, Адам?

– Ты знаешь, Сол.

На мгновение Сол Гурски умер на посадочной площадке пятьдесят третьего уровня башни корпорады «Теслер». Затем вернулся к жизни и с холодной, прекрасной ясностью осознал, что может говорить, что должен говорить, поскольку он мертв и ничто не в силах причинить ему вред.

– Многовато для единственной персоны, Адам. Это тебе не сборка машин, выращивание домов или нанопроизводство лекарств на заказ. Воскрешение мертвецов. Всех и каждого, отныне и до конца вселенной. Нельзя допустить, чтобы ты владел этим в одиночку. Даже у Бога не может быть монополии на вечную жизнь.

Адам Теслер вздохнул. Темные фотохромные радужки делали его взгляд непроницаемым.

– М-да. И сколько времени это длится?

– Тринадцать лет.

– Я думал, что знаю тебя, Сол.

– А я думал, что знаю тебя. – Воздух на высокой платформе был чистым, свежим и прозрачным. – Как ты узнал?

Адам Теслер погладил обезьяну по голове. Она оскалила зубы и попыталась оттолкнуть его руку.

– Можешь выходить, Мариса.

Сол знал эту высокую, мускулистую женщину, что вышла на посадочную площадку. Знал по туристическим пирамидам на Юкатане, лыжному курорту на Аляске, игорному комплексу, построенному на наноинженерном коралловом рифе в Южно-Китайском море. По секретным переговорам, защищенным каналам связи и встречам украдкой помнил, что голос у нее мягкий, тихий, с легким австралийским акцентом.

– Ты одевалась лучше, когда работала на «Аристид-Тласкальпо», – сказал Сол.

Женщина была в повседневном наряде из смарткожи. Она улыбнулась. Раньше у нее и улыбка была лучше.

– Почему они? – спросил Адам Теслер. – Ты мог продаться кому угодно, а выбрал этих клоунов!

– Потому и выбрал, – парировал Соломон Гурски. – Знай, что Элена с этим никак не связана.

– Я в курсе. Ей ничего не грозит. На данный момент.

Тогда Сол Гурски понял, что сейчас произойдет, и задрожал от внезапной настоятельной потребности кое-что уничтожить, прежде чем уничтожат его. Усилием воли он подавил дрожь ярости, протянул руку обезьяне и щелкнул пальцами. Иисус нахмурился и перескочил с плеча Теслера на руку Сола. В одно мгновение тот скрутил зверька и сломал ему шею. Потом швырнул конвульсивно дергающийся труп на красное сетчатое покрытие посадочной площадки.

– Понимаю, – сказал Адам Теслер. – Но она вернется, снова и снова. – Он повернулся, стоя на нижней ступеньке трапа. – Сол, ты хоть представляешь себе, как я разочарован?

– А мне насрать! – заорал Соломон Гурски, но его слова потонули в реве двигателя. Конвертоплан поднялся и устремился над сетью улиц огромного города к северным холмам. Сол Гурски и Мариса остались одни на платформе.

– Валяй! – крикнул он.

Восхитительные мышцы были усилены искусственно; пальцы схватили его за шею и оторвали от земли. Сол хватал ртом воздух, пытался пнуть убийцу. Она поднесла его к краю платформы, держа одной рукой.

«Валяй», – попытался вновь сказать он, но из стиснутого горла не вырвалось ни звука. Мариса с улыбкой держала его над пустотой. Он обгадился и тотчас же ощутил экстаз; понял, что давно мог его испытать, ибо такова была причина, по которой взрослые запрещали это первобытное удовольствие. Сквозь кровавый туман Сол увидел крошечное скрюченное тельце Иисуса: обезьяна медленно ползла к нему, цепляясь за сетку розовыми человеческими пальцами, запрокинув голову и глядя широко открытыми глазами на солнце. Хватка женских пальцев наконец-то разжалась, и Сол шепнул «спасибо», падая навстречу суровому, мертвенно-белому свету бульвара Гувера.

Среда