Сумрак - Пенелопа Дуглас

сногсшибательная в костюме-тройке, с потрясающей прической", — продолжала она, размышляя вслух, словно меня здесь и не было.

"В мокром виде я выгляжу лучше".

"И ты будешь нравиться всем". Она откинулась на подушки и легла на спину.

"Уже любят".

"И ты будешь главной звездой вечеринки".

Я подошел, поправил ее одеяла и сдержал улыбку. "Угу".

"С маленькими детьми, похожими на обложки журналов".

"О моей сперме будут слагать легенды", — пошутил я.

"И женат…"

"Несколько раз, я уверен".

"И на всех блондинках".

Мое тело сотрясалось от смеха, когда я склонился над ней, чувствуя ее и свой запах на ее коже и умирая от желания заползти с ней в эту постель.

Но она уже закончила на эту ночь.

"И единственный раз, когда ты заметишь, что я жива, — продолжала она, — это когда ты будешь подписывать чеки, оплачивая услуги моей службы выгула собак за то, что она каждую неделю заботится о твоих лабрадудлах".

"Как будто такой занятой, важный, сказочный бог, как я, будет беспокоиться о таких задачах?" спросил я. "Моя восемнадцатилетняя жена, бывшая "зайка из Плейбоя", Хайди, подпишет эти чеки".

На ее губах промелькнул оскал, и я фыркнул.

"Ты это запомнишь, Уилл Грейсон", — сказала она с жестким голосом. "Я взорвала твой мозг сегодня вечером. Даже на минуту".

Она повернулась ко мне спиной, и я улыбнулся, убирая волосы с ее лица и шеи.

Ты сносишь мне крышу уже целую вечность.

"А теперь убирайся отсюда", — сказала она, игриво толкнув меня и закрыв глаза.

Я смотрел на нее сверху вниз, тени от деревьев на улице плясали по ее спине, и мое тело гудело, желая ее больше.

Она была невероятной, и я ненавидел, что никто, кроме меня, не видел, насколько она прекрасна. Я умирал в этом автобусе и был чертовски счастлив от этого.

Ее тело двигалось в медленных, ровных вдохах, и я смотрел, как ее губы встречаются, так нежно, снова и снова, с каждым вдохом.

"Я люблю тебя", — пробормотал я.

Она не шевелилась и не открывала глаза, изнеможение брало верх, и она погружалась в сон все глубже и глубже.

Выпрямившись, я отошел, но потом опустил глаза на ее спину, разглядывая синяки и царапины.

Как она разрисовала свою спину? Помог ли ей брат?

Я сомневался в этом.

Присев на корточки, я наклонился ближе, изучая следы на ее руке и спине в лунном свете, проникающем сквозь занавески.

Облизав большой палец, я потерла темно-фиолетовый с красным вокруг него, но…

Макияж не стирался.

Я опустил глаза, снова облизнул большой палец и стал тереть сильнее.

Но тут она заскулила, отстраняясь от меня, как будто ей было больно.

Я потер палец о палец, не чувствуя ни жира, ни масла от макияжа.

Я остановился и поднял взгляд на ее лицо, изучая каплю крови, стекающую с брови, которая, как она сказала, была частью ее костюма.

Тепло наполнило мои вены, пульс отдавался эхом в ушах, а мысли неслись вскачь.

Синяки на ее ногах, которые я видел в бассейне…

Синяк на ее ноге на уроке литературы.

Слишком мешковатая одежда и то, что она почти никогда не показывала кожу.

Приподнявшись, я уставился на нее, испытывая искушение вытащить ее из этой постели.

Но было уже поздно, и ей нужно было поспать.

Сегодня была Ночь Дьявола. Я позволил ей пока отдохнуть.

Потому что позже сегодня я собирался выяснить, что, черт возьми, происходит, раз и навсегда.

ГЛАВА 21

Эмери

Настоящее

Я отпрянула назад, вглядываясь в ее лицо, чтобы убедиться, что она реальна.

Алекс… Я улыбалась от уха до уха. "О, мой Бог."

"Шшш", — шипела она, глядя на дверь. "Я знаю. Знаю. Но не начинай праздновать. Никто из нас еще не спасен".

Она соскочила с кровати и поспешила к двери, прислушиваясь к чему-то, а затем, развернувшись, побежала в ванную.

Я смотрела ей вслед, пока она наполняла стакан водой и пила ее. Откуда, черт возьми, она взялась?

Неужели…? Как…?

И тут я увидела портрет на стене. Массивная картина в рамке, изображающая маленькую девочку и ее корги, резвящихся в каком-то саду, висела открытой, как дверь.

Тайный ход.

Я улыбнулась про себя. Похоже, отвертка мне все-таки не понадобилась.

Выйдя обратно, она стянула с головы шапку и улыбнулась мне своими полными губами и белыми зубами. Она подстригла волосы. А-образный боб длиной до плеч закрывал ее длинную шею, пряди свисали ей на лицо и на ее красивые глаза, зеленые на тон темнее, чем у Уилла.

"Как ты здесь?" спросила я, рассматривая ее узкие джинсы, которые были намного практичнее, чем брюки, в которых я приехала, и ее приталенную коричневую кожаную куртку, которая подходила к ее коричневым кожаным сапогам на резиновой подошве.

Она была одета для бега. Грязь натерла ей челюсть, она стянула перчатки, под ногтями осталась черная грязь.

И тут я вспомнила, что она сказала минуту назад, и выпрямила позвоночник. Она наблюдала за нами в гостиной прошлой ночью?

Она была здесь, пряталась. По крайней мере, в течение дня.

Я вскочила с кровати. "Это ты меня сюда затащила?"

Я свела брови, гнев внезапно сменился облегчением, которое я только что почувствовала.

Но ее глаза метнулись к моим. "Нет", — сказала она, нахмурив брови. "Боже, нет. Я обещаю. Я понятия не имею, почему ты здесь".

"Тогда почему ты здесь?" потребовала я, затягивая полотенце вокруг себя. "Как… откуда ты взялась? Откуда ты знаешь о секретных проходах? Где мы находимся?"

У меня было слишком много вопросов, и