В ожидании счастья - Терри Макмиллан

— Надеюсь, это поможет.

— Мне все поможет, — сказал Филип.

После ухода Филипа у Глории было слишком много своих клиентов. Полтора месяца она работала по двенадцать и даже четырнадцать часов в день. Это было невыносимо трудно. Давление опять подскочило, ноги к концу дня опухали. Тарика она почти не видела. Табличка на окне: „Требуются парикмахеры" — уже совсем пожелтела от солнца. Глория даже сообщила о вакансиях в несколько училищ — что было не самым лучшим выходом, так как выпускницы не очень ей подходили. Хорошего черного мастера в Финиксе найти было трудно. Иногда заглядывали по объявлению и белые. Они уверяли, что умеют работать с такими волосами, но игра не стоила свеч. Многие клиенты не хотели стричься у белых. И „химию" им не доверяли — сожгут еще всю голову, пожалуй.

Джозеф уверял Глорию, что он не заражен; он даже принес ей справку и результат анализов. Ему тоже не хватало Филипа. Вообще настроение в салоне царило не самое радужное. Было начало декабря. Синди должна была скоро уйти, так что и она грустила. Дезире и вовсе некем было заменить — многим хотелось иметь сложную прическу, а Дезире делала их как никто другой. Глория подумывала что будет, если Филип вообще не вернется.

Иногда она прикидывала не продать ли ей салон и вернуться в Окленд — там всегда масса черных парикмахеров. Но в прошлом году там было землетрясение, да и вообще, по слухам, Окленд сильно изменился: наркомания, бандиты — совсем как в Лос-Анджелесе. Тарик в мае оканчивает школу. Он прошел прослушивание в своем оркестре и ждал теперь приглашения. Дама-экзаменатор сказала, что он в целом им подходит. Так что нет смысла оставаться в Финиксе. Можно бы и продать „Оазис", если прижмет, но пока надо еще подождать.

Глория была вся на нервах. День не задался с самого утра. В полседьмого позвонил Филип и сказал, что лучше ему, пожалуй, не возвращаться в „Оазис". Глория не смогла его разубедить. Потом засорился унитаз. Среди банок в кладовой с консервами завелась мышь. Дверь гаража опять заело. Таймер духовки не работал. Тарик „поцеловал" чей-то автомобиль на стоянке, так что оплата за страховку повышалась. Посудомоечная машина никак не выключалась. И в довершение ко всему сестра Монро, потевшая сильнее Глории, с ног до головы облилась особо вонючим дезодорантом.

Но хоть одно было хорошо. Перед уходом Синди отвела Глорию в сторонку и сказала, что она еще подумает. Ей не хотелось бросать салон в такое время.

— Ты всегда хорошо ко мне относилась, Глория. Ты дала мне работу. Я останусь, пока дела не пойдут лучше. Курсы подождут, я еще успею туда. И, честно говоря, мне нужны деньги.

К счастью, у Саванны волосы короткие, не надо ни накручивать, ни начесывать, ни как-то особенно укладывать. Глория за весь день ничего не ела. С чего бы вдруг несварение желудка? Саванна пришла, когда Глория заканчивала подметать срезанные рыжие волосы сестры Монро.

— Привет, Глория. А где все?

— Дома, где и я должна бы быть.

— Не очень-то торопись, — предупредила Саванна, снимая красную шляпку.

— Я устала как собака, так что садись.

— Постой, ты очень устала?

— Сама посуди. — Глория перенесла всю свою массу на одну ногу и подбоченилась. На лбу у нее блестел пот. Макияж был частично стерт.

— Ладно, если ты меня и не подстрижешь сегодня, я не умру.

— Я так дела не веду.

— Я твоя подруга, Глория, а не клиентка, так что не надо. — Саванна надела шляпу.

— Это же пять минут.

— Вот именно. Когда я устаю, у меня все из рук валится, и не очень-то уютно мне будет слышать, как ты в таком состоянии щелкаешь своими ножницами. Я приду на той неделе.

— Ладно, спасибо. У тебя когда-нибудь были боли в груди и такое ощущение, словно начинается сердечный приступ?

— Да, и что? У тебя боли в груди?

— Трудно передать какие.

— А ты принимаешь что-нибудь?

— Да, у меня есть таблетки в машине. Но я просто до смерти голодна, вот и все.

— Тогда поехали перекусим.

— Мне надо домой.

— Зачем?

Глория задумалась. И правда, зачем? Тарик работал — развозил продукты инвалидам. Еще на прослушивании ему сказали, что чем больше у него будет общественной работы, тем легче к ним поступить, так что теперь он был весь в делах. Сперва Глория посетовала, что Тарик не делал этого раньше по своему почину, но парень ответил, что, только получив список организаций, нуждающихся в помощниках, он понял, насколько это важно. Сначала он, конечно, работал из эгоистичных побуждений, но теперь было ясно, что он от этого избавляется. Он помогал старикам, раздавал еду бездомным и иногда по вечерам часами возбужденно рассказывал, как дети в больнице слушали его сказки или каким нужным он себя чувствовал, помогая инвалиду перебраться в ванну из кресла-коляски.

Глория поняла, что простая привычка гонит ее домой после работы. И вот Саванна просит ее нарушить распорядок. Иногда не мешает сделать что-то необычное. Тарик раньше восьми не придет, да и не маленький он, сам себе еду разогреет.

— Ладно, — решила она. — Куда поедем?

— Куда угодно, но только чтобы сесть не за пластиковый столик, есть не в машине и чтоб обслуживал официант с салфеткой.

Глория хихикнула.

— Сейчас я все выключу. — Она вытряхнула совок, полный волос, выключила кондиционер, взяла сумочку, включила сигнализацию и убавила свет. — Давай, — сказала она, совсем как Тарик. — Следую за тобой.

— Ты же живешь в этом городе. Так веди меня.

Усевшись в машину, Глория достала из перчаточного отделения таблетки и сунула две в рот, чтобы унять боль. Больше ничего жирного и острого, а то станет еще хуже.

Через два квартала она собралась притормозить у открытого кафе. Саванна погудела и потрясла головой. Пришлось ехать дальше. У ресторана „Китайский рай" Глория сняла руки с руля, как бы спрашивая: „Это подойдет?" Саванна кивнула и припарковала свой БМВ рядом с „вольво" Глории.

Столы все-таки были пластиковые. Саванна промолчала. Глория тоже. Боль в груди прошла. Глория уже решила, что она закажет, прежде чем Саванна взялась за меню. Официантка спросила, что они будут пить. Глория уже собиралась ответить. Саванна вздернула поля шляпы:

— Подожди хоть минутку, Глория, пожалуйста.

— Мне „спрайт", — сказала Глория.

— Мне бокал белого вина.

Официантка отошла, сказав, что вернется за заказом.

— Ну, — спросила Саванна, — как дела?

— После ухода Филипа работаю как каторжная.

— Жестокая болезнь, правда? Столько людей заболевает, и не обязательно голубые.

— Да. Филип не будет больше у меня работать.