Мой враг, моя любимая - Вергилия Коулл

Перспектива спать с кем-то, кроме Ивара, пустила ледяные токи по жилам. Стоит ли моя свобода такого шага? Не слишком ли высока цена?

— Да, — продолжала Ирина, — время от времени сюда ходит один тип. Если расскажешь ему жалостливую историю, убедишь, что смирная, то он тебя сфоткает и будет искать на тебя покупателя. Если найдется тот, кому ты понравишься, то тебя отсюда выкупят за его деньги и отдадут. А дальше — дело простое. Сбежишь, как только вотрешься в доверие.

Сфоткает? Информация дала большую почву для размышлений. В голове тут же выстроился план. Если моя фотография попадется на глаза Ивару… хотя нет, это слишком маловероятно. Вот если бы ее увидел тот, кто знает, что меня разыскивают! Тогда бы отец примчался и спас меня, а я бы сочинила правдоподобную историю о похищении Виктором и свалила всю вину на него. Детали этой истории приходили на ум сами собой.

— Я хочу так сделать! — схватила я Ирину за руку. — Хочу пойти к кому-нибудь в любовницы. Как мне найти этого посредника?

Она с удивлением похлопала ресницами.

— Ну хорошо… я узнаю, когда он придет, — Ирина посмотрела на меня и покачала головой, — не думала, что ты в таком отчаянии.

— Я в списке на стерилизацию! — напомнила я ей. — Ты сама-то этого не боишься?

Жест, которым она приложила руку к животу и мечтательная улыбка, появившаяся на губах, показали, что моя знакомая далека от каких-либо страхов.

— Меня не тронут, — сказала она и хитро глянула на меня из-под ресниц, — беременных закон пока не коснулся.

Я вспомнила, с каким аппетитом Ирина уплетала утром кашу, и уставилась на ее чуть выпуклый животик. В жизни бы не подумала о таком варианте, если бы она сама не призналась!

— И… тебе не страшно? Оставаться здесь беременной?

Она покачала головой.

— Говорю же, здесь Тим. А я привыкла. Неужели непонятно? Идем на кухню. Там обед уже начали готовить. Будут ругаться, что отлыниваем.

На кухне было жарко и тесно. На газовых плитах в огромных кастрюлях кипела вода. Несколько женщин дружно чистили картофель, склонившись над ведром. Под ногами прошмыгнула мышь, шимпанзе скакала по столам и пронзительно верещала. К сожалению, продуктов выдавали, как кот наплакал. Суп обещал стать жидким.

Я присоединилась к работницам, но выполняла все действия машинально. Теперь, когда на горизонте замаячила надежда, временные трудности отступили на второй план. Я уже мечтала, как вырываюсь на свободу, как убегаю от незадачливого «покупателя» и направляюсь в ближайший полицейский участок. Даже руки подрагивали от предвкушения.

Обед так же не вызвал аппетита, как и завтрак. Я снова отдала свою порцию Ирине, теперь более осознанно. Было заметно, что ей очень хочется есть. Я, конечно, понимала, что без питания тоже долго не продержусь, а заморить себя голодом — не очень правильно, ведь силы могут понадобиться для побега. Но кусок не лез в горло.

После обеда наступила пора готовить ужин, и я не успела оглянуться — как пролетел день. Затерявшись в веренице лекхе, с трудом передвигая ноги, доползла до своей постели и рухнула спать. Сон стал не только отдыхом, но и возможностью ненадолго вырваться из стен гетто, хотя бы в мечтах, и вернуться на свободу.

Среди ночи меня растолкали. Я распахнула глаза, вскочила, часто и тяжело дыша, ожидая, что это пришли из санблока. Но вокруг слышалось лишь мерное посапывание, а на меня смотрели не охранники и не врачи, а… Ирина.

— Посредник явился, — прошептала она. — Я видела, как несколько девушек уже пошли.

— Сейчас? — я протерла глаза и зевнула. Сон был таким сладким… кажется, мне снился Ивар.

— Ну а когда? Все подпольные делишки творятся по ночам. Давай уже быстрее. Я сама спать хочу.

Я послушно натянула робу и пробралась следом за Ириной между кроватями до самого выхода. На улице она толкнула меня за угол, в тень, и приложила палец к губам.

— Т-с-с! В ночное время выходить во двор не положено.

— Отлично, — прошептала я, все еще ощущая сонливую тяжесть во всем теле, — потому что мы уже находимся во дворе.

— Двигайся тихо. Не в наших интересах пустить все насмарку.

Перебежками, от угла к углу, из тени в тень, мы добрались до открытого участка перед воротами. Там Ирина свернула и привела меня к служебным помещениям охраны. Человек в форме хмуро выслушал наши объяснения и кивком головы указал проходить внутрь. Ирина подтолкнула меня, а сама осталась на улице. Со вздохом я призвала на помощь все свое мужество и шагнула вперед.

В прокуренной комнате стоял фотоаппарат на штативе и еще какие-то приспособления для съемок. По полу змеились черные провода. На стену натянули кусок голубой ткани, а вниз, под нее, бросили матрас, застеленный черным бархатом. Девушки-лекхе, все как на подбор, молодые и красивые, жались в сторонке. Плотный брюнет с сигаретой в зубах и в замусоленной куртке прохаживался вдоль нестройной шеренги и «оценивал товар». Другой человек, в темной обтягивающей одежде, на длинных «паучьих» ногах, настраивал камеру.

Я остановилась в конце ряда. Зажмурившись, вытерпела прикосновение заскорузлых пальцев к подбородку. Подсредник заставил открыть рот, посмотрел зубы, понюхал дыхание. Совсем как у племенной кобылы. Впрочем, это было меньшее унижение из тех, что удалось пережить после похищения Виктором. Санитарная дезинфекция, врачебный осмотр, ночевка в клетке — это казалось гораздо худшим испытанием.

Приступили к съемкам. Все девушки по очереди выходили к стене и фотографировались в одних и тех же позах. Улыбка. Улыбка плюс соблазнительный изгиб. Руки за головой. Руки перед собой. Невинный кокетливый вид. Томный взгляд и слегка приоткрытые губы. Потом все то же самое, но обнаженной по пояс.

Не знаю, как я выдержала это. Даже когда разделась, все равно старалась прикрыться руками, как могла. Постоянно напоминала себе, ради чего пришла. Ради спасения. Ради свободы. Нужно просто потерпеть немного, проглотить крик протеста, так и рвущийся из груди, и притвориться такой, как все. Фотограф ругался, а потом плюнул и просто прогнал меня, сказав, что из такого «бревна» толку не будет. Другие девушки проводили удивленными взглядами. Наверно, на их памяти никто еще так себя не вел.

Я вышла на улицу и побрела мимо Ирины. Та догнала меня, с удивлением заглянула в лицо.

— Что случилось?

— Ничего, — буркнула я, — они назвали меня «бревном». И заставили раздеваться.

— Трудно приходится, когда всю жизнь прожила в других условиях, да? — сочувственно усмехнулась она. — Не думала, что ты вообще решишься пойти сюда.

— Я была любимой дочерью уважаемого охотника! Со мной боялись лишний раз заговорить, потому что знали, как страшен гнев отца! А теперь… — от бессилия я махнула рукой.