Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

― Я не знаю, о чем вы говорите, спрашивая документы, свидетельствующие о моем браке с императрицей Елизаветой. Я никогда не имел чести быть супругом ее величества.

Екатерина поняла совет и осталась вдовой. Теперь, чтобы больше сюда не возвращаться, скажем сразу, что сталось с тем, кто устроил всю эту революцию.

Сначала Лесток делил с послом месье де Ла Штарди всю полноту политической власти и давал императрице превосходные советы. Он же восстановил работу Совета и ввел в него Бестужева вместо Остерманна. Это и стало причиной его погибели. Бестужев был одним из тех, кто при каждом удобном случае осуществляет на практике великое правило одного из наших современных философов: «Неблагодарность и независимость сердца». Скажем несколько слов об этом человеке, который при трех царских правлениях играл некоторую политическую роль при дворе суверенов России.

Бестужев родился в 1693 году в Москве, но в 1712 году поступил на службу к выборному главе Ганновера, кто стал королем Англии и назначил его министром с местонахождением в Санкт-Петербурге. В 1718 году он вернулся на службу России и от Петра I получил задание сопровождать в Митаву его «старшую дочь» ― племянницу, которая впоследствии стала императрицей и супругой герцога Курляндского. Бирон призвал его к себе, чтобы передать ему место Волконского. Бестужев очень помогал герцогу Курляндскому в регентском правлении, но когда произошло падение Бирона, он резко переменил взгляды и стал главным свидетелем обвинения, предъявленного низвергаемому фавориту. Бирон, кто на протяжении всей этой катастрофы был на голову выше людей, распоряжавшихся его судьбой, по отношению к Бестужеву вел себя очень достойно и очень благородно. На очной ставке с ним герцог заявил, что готов признать все, в чем обвинял его прежний друг, если Бестужев осмелится повторить в его присутствии и глядя ему в глаза свидетельские показания, данные за его спиной. Бирон произнес эти слова таким торжественным тоном и смотрел на него так пристально и уверенно, что тот согнулся под его взглядом, преломил колена и пал в ноги герцога со словами, что должен покаяться перед богом: все ложно в его исповеди.

Это был тот самый человек, кого Лесток ошибочно призвал к власти. Едва Бестужев узнал ее вкус, как начал готовить сокрушение своего покровителя. Первым несчастьем для Лестока явилось то, что месье де Ла Штарди покинул Санкт-Петербург. Тот вернулся во Францию с миллионом, дарованным ему Елизаветой. А он через 18 месяцев, после того, как Елизавета стала императрицей, обвиненный в государственной измене, преданный в руки тайного сыска, был трижды пытан и, весь переломанный, сослан в Углич, городок на Волге, а потом, поскольку решили, что это недостаточно далеко от Санкт-Петербурга, ― в Великий Устюг, близ Архангельска.

Что касается бедной императрицы, характера слабого и чувственного, то она провела свою жизнь в удовольствиях и трансах. Каждый вечер устраивалась оргия, потому что императрица трудно решала, чему отдает предпочтение, застольным или любовным удовольствиям. Так как одно другому не мешало, ужинали обычно в спальне императрицы и для большей осмотрительности императрица без корсета, в одеждах на живую нитку, но не сшитых, садилась возле фаворита на час, не искать ссоры с которым хватало ума милейшему Разумовскому.[79] 

В обычае было, мы говорим почти о приказе, никогда до утра не оставлять императрицу одну. Если Елизавета оставалась ночью одна, она тотчас начинала дрожать и вскрикивать от ужаса. Из опыта она знала, что по ночам плетутся заговоры, сбрасывающие с трона суверенов России. Она велела искать по всему царству человека, который совсем не спит или спит так чутко, что его будил бы полет мошки. Выпало счастье найти такого, в чем еще повезло, был он настолько уродлив, что мог день и ночь находиться в спальне императрицы, не подавая повода к пересудам самым злым языкам.

А теперь после этих двух исторических глав, изъять которые, признаю, не хватило мне мужества, переходим ко второй легенде, связанной с крепостью.

Мы упомянули, что кроме пяти более-менее законных детей от Разумовского, императрица Елизавета произвела на свет четырех других. Одним из них была княжна Тараканова. Не улыбайтесь этому странному имени: у бедной княжны был такой печальный конец, что придется сожалеть об усмешке.

Ей было 20 лет, и была она красива, свободна и неизменно пользовалась успехом. Совсем в юном возрасте ее увезли из Санкт-Петербурга во Флоренцию; она росла там, бедный цветок, благородным растением Севера, пересаженным под благословенное солнце итальянских Микеланджело и Рафаэлей. Была королевой праздников во Флоренции, Пизе и Ливорно. Официально о ней ничего не знали, но тайна, наводящая на смутные мысли об ее императорском происхождении, лишь добавляла шарма, и он обволакивал ее как богинь древности ― облака, когда те воздерживались предстать взору смертных во всем величии. Двое, однако, ее разгадали; один ― по мотивам честолюбия, другой ― по злобе: Карл Радзивилл и Алексей Орлов.

Карл Радзивилл ― царедворец из Вильны, остервенелый враг русских, соперник Чарторыжского[80], в 1762 году возведенный Августом III Саксонским в правители Литвы ― выступал соперником Понятовского на трон Польши, но амбиции его шли еще дальше. Он поминал былое величие Польши, когда она дала королей Богемии и Венгрии, когда она завоевала половину западной Пруссии и завоевала права сюзерена восточной Пруссии, распространила их на Курляндию, когда она объединилась с Ливонией и, наконец, когда она взяла Москву. Взятая в 1611-м Москва могла бы снова быть взятой в 1764-м или 1768 году, и тогда Радзивилл украсил бы свою голову короной Мономахов и Ягеллонов. Как видите, это был великий проект; но поскольку Карл Радзивилл являлся не менее крупным политиком, чем добрым солдатом, мечтал он еще об одном: добиться любви княжны Таракановой, стать ее мужем и ― Москва взята, благодаря союзу с дочерью Елизаветы, которым они заставят открыто признать ее происхождение, чтобы облегчить утверждение его власти над Россией.

Бедная княжна не знала этих амбициозных прожектов. Она видела только знаменитого царедворца, молодого, пригожего лицом, изысканного в манерах; она принимала его ухаживания крайне сдержанно, словно не была дочерью своей матери, и разнесся слух, что Карл Радзивилл, царедворец из Вильны, женится на княжне Таракановой, побочной дочери Елизаветы. Вскоре он донесся до русского двора. Заставил содрогнуться Екатерину, ибо она поняла планы принца Карла Радзивилла.

Екатерина добросовестно сокрушала все, что мешало, но барьеры снова появлялись на ее пути. Только она позволила удавить Петра III, только позволила убить юного Ивана, и вот в Италии рок уготовил ей соперницу, о которой она никогда не помышляла! Да будь еще это в России, в Ропше или Шлиссельбурге, там, куда может дотянуться ее рука; но в Италии, во Флоренции, в землях великого герцога? Она положилась на своих добрых друзей Орловых. Те никогда не останавливались ни перед чем.