Самая счастливая, или Дом на небе - Леонид Сергеев

Днем мы с Ленкой помогали Степанычу по хозяйству: я косил травостой, а Ленка таскала пахучие охапки травы во двор для просушки. Степаныч в это время мастрячил телегу. Он делал по заказам телеги и сани-розвальни, причем был завален заказами даже из других областей. Он слыл мастером высочайшего класса и, что особенно обидно, мастером умирающей профессии.

После обеда Ленка спала, прижав к себе звонок, а мы со Степанычем вели деловую беседу: Степаныч рассказывал о родителях Ленки, о рыбачьем поселке, где они живут, я сообщал о своей городские новости. Одновременно Степаныч слушал радио и бормотал:

— Брехня! Все врут. Ни одному слову не верю.

Или:

— Все делают не так! Все неправильно делают! Им просвирки в церкви есть, а не серьезные дела делать.

Ни одно событие не обходило внимание Степаныча — он был в курсе всех мировых дел.

К вечеру мы со Степанычем пилили и кололи дрова, а Ленка носила поленья в сарай и по ходу дела с упоительной серьезностью сообщала мне что-нибудь новое:

— …Вчера мы с Машкой видели лося. У реки… Большой такой, с рогами. Пришел воды попить… Машка залаяла, а он не уходит. Попил, я крикнула: «Шу! Уходи!». И позвонила. И он ушел.

— Не страшно тебе было? — спрашивал я.

— Не-е. Ни капельки… Я и лешего не боюсь… Надо сорвать репей и громко крикнуть: «Шу! Уходи дядька!». И он уйдет, правда, де?

— Угу, — откликался Степаныч.

— Молодец ты, Ленка! — говорил я. — Ты смелая.

— Ага! — улыбалась Ленка и громко звякала звонком.

За ужином Степаныч планировал работу на следующий день, молился, но особенно не надоедал Богу молитвами, а причудница Ленка то и дело цедила: «Цы-ы! Во, опять!» — и, кивала на чердак, где как уверяла, проказничал домовой.

Однажды Ленка, Машка и я пришли за продуктами в сельмаг в пяти километрах от хутора. Как только вошли в деревню, Ленка показала на дом справа:

— Здесь живет Настя. У нее есть кот Барсик. Он бежит на плач. Кто заплачет, подбегает и слизывает слезы. Однажды я спряталась за поленицу и плачу понарошку, а Барсик ищет меня, мяукает… А раз у Насти кукла упала в погреб. Настя полезла, а вылезти не смогла. И расплакалась. И Барсик ее отыскал по плачу. И привел к погребу Настину мать.

Через несколько шагов Ленка показала на дом слева:

— Здесь живет Петька. Он противный. Дерется. В прошлом году у него жила больная ворона. Она всех передразнивала. Услышит лай собаки, пытается лаять. Могла мяукать, как кошка. И даже тарахтела, как трактор. Потом ворона поправилась и улетела.

Ленка тренькала звонком, рассказывала о своих сверстниках и о животных, которых они имеют. Ей казалось, что это самое интересное в деревне. Мне тоже так казалось.

Пока мы с Ленкой находились в магазине, Машка снаружи не отрываясь смотрела на дверь; иногда с невероятной осторожностью взбиралась на крыльцо и принюхивалась. Сложив продукты в рюкзак, я хотел было купить Ленке конфет «подушечек», но она глубоко вздохнула, ее звонок как-то грустно тренькнул и затих.

— Мне нельзя. Дедушка не разрешает.

— Почему? Зубы болят?

— Не-е… У Вовки диабет. Есть такая болезнь, знаешь? Ну, и мне может перейти. Сладкое есть нельзя… Вовка сам себе делает уколы. Он уже взрослый, в седьмом классе учится…

Ленка смолкла, но искоса взглянула на конфеты и потянула меня за рукав.

— Одну конфету купи. Одну можно. Но дедушке не говори, рассердится.

— А почему Вовка не отдыхает на хуторе? — спросил я у Ленки, когда мы вышли из сельмага.

— Он летом подрабатывает почтальоном. Разносит письма по деревням. С ним ходит Тузик. Он тоже умный. Не такой, как Машка, но все же, — Ленкин звонок снова во всю названивал, весело, задорно.

— А где лучше: на хуторе или в поселке?

— Не знаю, — нерешительно протянула Ленка. — В поселке у меня подружки и… аквариум. Наш кот Васька любит сидеть у аквариума. Считает, сколько рыбок поплыли в одну сторону, сколько в другую… Васька старый, спит с грелкой. Я ему на ночь кладу. Он злится, когда она остывает, теребит лапой, урчит…

С каждым Ленкиным сообщением, я чувствовал, что умнею на целую голову.

— А у соседей есть теленок и поросенок, — продолжала Ленка. — У поросенка один глаз голубой, другой зеленый. Поросенок играет с теленком, прыгает на него, как собака, повизгивает… А в поселке в Волге купаются коровы. И мы тоже купаемся. Но у дедушки купаться лучше.

— У дедушки вообще лучше, — подхватил я. — Лучше, чем в поселке и намного лучше, чем в городе. А ты просто молодец, столько мне интересного рассказала!

— Хочешь, я подарю тебе звонок? — вдруг спросила Ленка.

— Нет. Это слишком дорогой подарок, его я не возьму. К тому же, твои рассказы — лучший подарок. Когда вернусь в город, обязательно все запишу — получится целая повесть. Знаешь, как ее назову? «Рассказы девчонки со звонком!».

Еще в начале отпуска я твердо решил пожить на реке в разных местах, не важно где — куда занесет судьба; хотел доказать самому себе, что не пропаду в любых условиях — именно поэтому через неделю я распрощался со Степанычем и Ленкой.

Ниже по течению реки, недалеко от рыбачьего поселка жил резко индивидуальный человек — Николай. У него была хрустальная мечта — освоить всю Волгу, то есть, пожить на всем протяжении реки (само собой, его мечта по своему масштабу значительно превосходила мой план — пожить в нескольких местах). Я был уверен — слишком прекрасные мечты всегда нереальны, несбыточны, а фантастические планы строят только авантюристы, но моя уверенность оказалась ошибочной.

О Николае я узнал от Степаныча и заочно так загорелся познакомиться с этим человеком, что отправился на его поиски. На «большаке» поймал грузовик и прикатил в поселок.

— Чудик, слабосильный философ-самоучка! — отозвались рыбаки о Николае. — У него шило в одном месте. Жил припеваючи в десяти километрах вверх по реке. Место было добротное, участок освоен, все четко выстроено, приличный огород, сад — чего ему не жилось? Так нет, разобрал избу, сплавил сюда.

— Как сплавил? — переспросил я.

— А так. Как плот. И весь скарб на плоту, и жена и сын, и дочь, и кот ихний — умора! Как цыгане… Теперь обустраивается, поднимает целину — и чего ради?

Чудак Николай еще сильнее распалил мое любопытство — оно стало прямо-таки зоологическим. С этим зоологическим любопытством я и отправился знакомиться с «плотогоном».

Меня встретил высокий загорелый мужчина, с энергичными движениями — на вид лет тридцать с небольшим. Поражали его глаза — в них виднелась целеустремленность и свободомыслие. Это был волнующий момент, я сразу понял — передо мной необыкновенный человек.

— …Все так, — сказал Николай, когда мы сели покурить на недостроенной террасе, среди желтых тыкв, и я спросил: «Правда ли, что он сплавил свой дом?».

— Все так, — повторил он. — Я больше трех-четырех лет не могу жить на одном месте. У меня, понимаешь ли, страсть к переменам в крови. Смотри, что получается: люди всю жизнь живут на одном месте, окопаются, как кроты, и ничего не видят вокруг. А мир-то большой, понимаешь?! Ну, обжился ты на одном месте, ну поднакопил барахла, а что дальше? Сидеть и по телеку смотреть чужую жизнь?! Мне, понимаешь ли, нужны живые впечатления… Я не могу без дела. Люблю строить, и без хвастовства скажу, понимаю толк в строительстве. Вот к избе террасу ставлю, на прежнем месте было лишь крыльцо… Еще пару годков здесь покантуюсь, участок освою и разберу избу… Махну вниз по реке. Говорят, там привольней… И работы на новом месте всегда вдоволь… Понимаешь ли, когда всю жизнь живешь на одном месте, тебя подстерегает подводный камень — спокойная жизнь человека разъедает, как ржавчина.

— Понимаю тебя, мне сродни твои горячие мысли, — сказал я совершенно искренне, поскольку и сам в то лето был бродягой. — Мне нравится эта твоя особенность, твой образ жизни, но ведь у тебя семья. Им каково?

— У нас спетая команда, — усмехнулся Николай. — Моим ребятам и в одной школе учиться надоедает. Выбьются в отличники и говорят: «Скучно. В другую бы школу!». Вот так вот. Моя кровь — страсть к переменам… И сын не зря со мной живет, — Николай кивнул на подростка, который с надлежащим старанием тесал сосновый брус. — Он ведь от первой жены. Мог бы жить с матерью, но вот видишь, со мной, — Николай довольный потянулся. — А жена? Жена во всем меня поддерживает, иначе не прожил бы с ней восемь лет… Сейчас она с дочерью в поселке у родственников… Скажу тебе, я здесь бронзовую свадьбу отгрохал. С первой женой прожил семь лет и со второй уже восемь. Так то! В итоге женат пятнадцать…

— Суммарная бронзовая свадьба, — нашелся я.

— Точно, — усмехнулся Николай. — И бронзовая, и стеклянная, и деревянная, и ситцевая, какая хочешь…

Неожиданно пошел тяжелый дождь и Николай крикнул сыну: