Виктор Суворов: Главная книга о Второй Мировой - Дмитрий Хмельницкий

Солонин продолжил и сказал даже больше, чем Суворов. Но агрессия против него была меньше… Наверное, разъяренные патриоты истощились на Суворове. Да и просто все уже привыкли.

Миф начал стремительно рассыпаться. Наверное, на его месте появятся (уже начали появляться) новые мифы, но и реконструировать, «как это было», уже можно.

Но завершить реконструкцию — трудно.

Дело не только в пропаганде и не только в государственном насилии.

Дело в том, что миф — сам по себе теплый и уютный.

Пока ты живешь в этом мифе, ты окружен единомышленниками. Кругом — благожелательные взгляды, кругом люди, готовые подставить плечо. И сам ты осознаешь эту общность как «правильную» и «достойную». Общность, принадлежностью к которой можно гордиться.

Демонтировать миф — это подняться выше племенных, групповых представлений. Процесс вроде подъема по склону горы где-нибудь в Гималаях.

Надо покинуть теплую долину, где живут «все». Наверху меньше тепла, ниже растения, свистят холодные, резкие ветры. Но со склона уже видно больше, чем снизу… например, видно, кто именно готовил Вторую мировую войну. Еще выше — вокруг пятна снега, стягивает холодом лицо, воздух разреженный… Но видно уже совсем далеко! Видно, что твоя долина — только одна из многих, что твои соплеменники ничем не лучше всех остальных.

А надо двигаться туда, где ты окончательно один, где не видно сородичей и куда ни один из них еще не поднимался. Там, под черно-зеленым небом, среди обледеневших скал, мха и пронзительного холодного света, тебе откроется истина. Какая там война! Это Гражданская война, и ее смысл — изменить экономический и политический строй… по возможности, во всем мире.

Страшно. Непонятно. Опасно. Неизвестно, захотят ли поверить тебе, если ты принесешь эту истину вниз, на днище теплой долины, другим.

Любой миф деконструировать неприятно. Увидеть, что Земля вращается вокруг Солнца, а человек произошел от зверообразных предков — значит отказаться от уютной общности с дедом и отцом. Это — начать думать не так, как думали недавние предки и как думают твои сородичи.

«…Марк Солонин совершил научный подвиг, и то, что он делает, — это золотой кирпич в фундамент той истории войны, которая когда-то будет написана…» — так оценил работу коллеги Виктор Суворов.

На мой взгляд, эти слова правильнее отнести к работе самого Виктора Суворова. Он совершил научный подвиг и сдвинул лавину.

А история войны, которую надо написать… Это история Мировой гражданской войны… То ли 1914–1945 годов. То ли все же 1939–1945.

Юрий Цурганов

Идея «Великой Отечественной»

В конце 1980-х годов для советских патриотов сложилась крайне тяжелая ситуация. Она была сродни той, в которой оказались герои их легенды — «панфиловцы». Политруку «панфиловцев» приписывают фразу: «Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва». В конце перестройки идеологам советского патриотизма тоже отступать стало некуда — позади история «Великой Отечественной».

К тому времени в общественном сознании переоценке подверглись почти все догмы уходящей эпохи: «развитой социализм», «миролюбивая внешняя политика СССР», «добровольное вхождение» стран Балтии в «братскую семью народов Советского Союза», «небывалый расцвет культуры в СССР» и прочее. Дольше всех держался культ Ленина, но и он, в конце концов, пал под натиском неопровержимых свидетельств о массовом истреблении людей в ходе красного террора, о том, что именно Ленин заложил основы тоталитаризма в нашей стране.

Последним оплотом идеологии советских патриотов стала идея «Великой Отечественной войны». В конце 1980-х (как, впрочем, и сейчас) попытки опровергнуть тезисы советской пропаганды о Второй мировой войне воспринимались официальными лицами с особой нетерпимостью. Неудивительно. Ведь крушение «последней святыни» лишает пребывание большевиков у власти какого-либо исторического оправдания.

Несмотря на противодействие официальных лиц, с начала 1990-х годов и до настоящего времени написано и опубликовано немало работ, авторы которых свободны от идеологических клише. Выйди первые из этих книг лет на пять раньше — рухнул бы и последний бастион советской пропаганды.

К сожалению, в 1990-е сознание многих российских граждан было уже не так восприимчиво к новым идеям, относящимся к области гуманитарных знаний. Люди были заняты не этим — одни созданием первоначального капитала, другие поиском средств к существованию, то есть «своими делами». Потому и стереотипы мышления в отношении событий 1941–1945 годов оставались в основном прежними.

«Последний бастион» советским патриотам удалось почти что отстоять и даже использовать как плацдарм для идеологического контрнаступления.

В 1990-е годы многие граждане разочаровывались в демократических реформах. Следствием этого стала ностальгия по СССР и поиски «светлых сторон» в его истории. Это сразу заметили те, кто мечтает о реставрации советских порядков. Сегодня идею «Великой Отечественной войны» они постепенно превращают в суррогат национальной идеи России. Национальной идеи как не было, так и нет, но «Великая Отечественная война» преподносится как нечто священное, не подлежащее переосмыслению. Любая попытка пересмотреть историю войны трактуется как отступничество.

Опираясь на миф о «Великой Отечественной», современные советские патриоты пытаются реабилитировать многие действия большевиков начиная с 1917 г. Нас пытаются убедить в том, что, несмотря на жесткость и даже жестокость применявшихся большевиками методов, именно эти методы обеспечили в конечном итоге победу над Германией.

При этом высказываются примерно такие суждения:

— 22 июня 1941 г. Николай II находился бы в возрасте 73 лет, его сыну — цесаревичу Алексею — было бы 37. Ни тот, ни другой, ни тем более политические наследники Керенского не смогли бы организовать адекватный отпор Гитлеру.

— Отпор не мог быть организован потому, что царская Россия была отсталой страной. Николай II страдал параличом воли, позволял вводить себя в заблуждение придворной камарилье, сам того не желая, становился заложником политических интриг. Он принимал решения, служившие интересам лиц, приближенных ко двору, а не интересам страны. Все это достаточно ярко проявилось в период Первой мировой войны.

— К 1941 году ситуация могла только ухудшиться. Во-первых, ко всем прочим скверным качествам Николая II добавляется старость; во-вторых, Гитлер был сильнее и опаснее кайзера Вильгельма. К началу нового германского вторжения цесаревич Алексей мог уже сменить отца на российском престоле. Но он был тяжелобольным человеком — страдал гемофилией. Либеральное республиканское правительство и подавно было бы неспособно отразить германский натиск.

— Конечно, и в несоветской России к 1941-му могли произойти определенные позитивные сдвиги, в том числе в экономике, но ничего подобного проведенной большевиками индустриализации явно не могло быть осуществлено.

— Раз Гитлеру невозможно было бы оказать должный отпор, Россию ждало уничтожение: территория расчленена, народы частью истреблены, частью порабощены «великогерманским рейхом».

— Только большевики имели волю к борьбе, смогли подготовить страну к обороне и тем самым спасти ее. За три предвоенные пятилетки страна проделала в своем индустриальном развитии путь, который европейские страны проходили за 50—100 лет. Россия из аграрной страны превратилась в промышленного гиганта. Развитая тяжелая промышленность позволила, хотя и с опозданием, оснастить Красную Армию современным оружием и победить врага.

— За индустриализацию была уплачена высокая цена. Но без ее проведения не было бы и победы, а следовательно, и самой России. Провести индустриализацию было невозможно без перекачки средств из сельского хозяйства в промышленность, а эта перекачка невозможна без коллективизации. Коллективизация была невозможна без раскулачивания, ибо неизбежно приводила к сопротивлению со стороны наиболее зажиточных крестьян.

— Все это не могло быть осуществлено без прекращения НЭПа, без использования бесплатной рабочей силы заключенных, без того, чтобы продавать за границу национальные богатства. Нельзя было не понизить жизненный уровень граждан, а дабы избежать волнений, стачек и забастовок, в стране должны были проводиться политические репрессии по принципу «не за то, что», а «чтобы не». Неизбежным было проведение борьбы с оппозицией и инакомыслием, а такая борьба невозможна в условиях существования многопартийности, парламентаризма и негосударственных средств массовой информации.

— Само собой, все это не могло осуществиться без взятия большевиками власти в октябре 1917 г. и без тех способов борьбы с врагами революции, которые имели место во время Гражданской войны.