Отель «Белый носорог» - Бартл Булл

— Что от нас требуется? — спросил Рейли.

— Теперь, когда река изменила русло, Фонсека должен предъявить права на землю, на которой стоит коттедж, на том основании, что Амброз продал ему все владения на восточном берегу. Тогда мне будет несложно провести через земельное управление нужное решение. Тем временем Фонсека предложит купить у нее остальную землю, а управление подберет ей другой участок.

— Будет артачиться, — вмешался Рейли, — можно устроить на ферме еще одну заварушку. Я лично не прочь нанести дамочке дружеский визит. Я нравлюсь ей гораздо больше, чем она хочет показать.

— Еще одно, — произнес Хартшорн. — На железной дороге можно неплохо заработать. Фонсека должен ускорить строительство завода по производству креозота, о котором мы говорили.

— Какого еще креозота? — удивился Рейли.

— Это что-то вроде древесного дегтя. Все шпалы и телеграфные столбы пропитываются креозотом — для защиты от сырости и термитов. Ваш брат Пэдди с этим справится. Это элементарно просто, а он, с его дремучими мозгами, все равно больше ни на что не годится.

— Вы, чертовы педики, вечно заставляете нас, ирландцев, делать за вас черную работу, — огрызнулся Рейли. — Это мы выиграли войну! Придет время, когда вам, педикам, придется самим таскать каштаны из огня.

Фонсеке наконец удалось вставить слово:

— Может быть, вы, британские джентльмены, как-нибудь потом выясните отношения? Мне еще нужно уладить одно семейное дело.

Опять кузен что-то затевает, с тревогой подумал Оливио.

Удовлетворенный и обессиленный, Оливио лежал, распятый на своем королевском ложе; каждая из его конечностей была привязана к ножке кровати туго натянутой веревкой. На голове красовался белый вязаный чепчик для новорожденного. Отделанный кружевами, чепчик был позаимствован из комода леди Пенфолд, где хранилось так и не пригодившееся детское приданое. Завязки больно давили Оливио на кадык. Прочая детская одежда, перепачканная и изодранная, валялась на полу. С каким удовольствием Кина его наряжала! Как ревновала бы леди Пенфолд, если бы пронюхала! Нагое, сытое тело Оливио в разных местах было измазано шоколадом и любимым порошком какао лорда Пенфолда, смешанным с ореховым маслом.

Голова карлика покоилась в изножии кровати, ниже уровня ног. От прилива крови у него началось головокружение.

Кина спала в гостиной, как щенок, свернувшись калачиком на подушке в углу. Ее прекрасное лицо и паховая область были липкими от шоколада; у ног валялась бутылка знаменитого белого портвейна лорда Пенфолда сорокалетней выдержки.

Оливио потянул носом. Ноздри заполнила смесь всевозможных запахов: ладана, остатков керосина в догорающей лампе, пота и шоколада. И чего-то еще. Дыма. Горящей соломы. Через дверь в комнату вползла слабая струйка дыма и поползла к кровати.

Пожар!

— Кина! — истошно завопил карлик. — Кина! Проснись!

Он сжал крохотную правую ладошку. Изо всех сил стиснул пальцы и попытался вытащить руку из веревочной петли. Потом попробовал проделать то же с левой рукой, уменьшая ее в объеме. Послышался треск. Оливио попробовал пошевелить ногами. Но Кина прошла хорошую школу. Он сам учил: чтобы как следует возбудить мужчину, играя на чувстве страха, его нужно надежно связать.

Противоположная стена начала светиться. Висящие на гвозде четки потемнели.

— Кина! — заорал он во всю мощь своих легких. — Кина!

Неужели девчонка так здорово нализалась? Или угорела?

Сверху сильно запахло керосином. Оливио поднял голову. В одно мгновение вспыхнула соломенная крыша. На висящей над изголовьем картине отважные конкистадоры верхом на своих скакунах устремились в огонь. Жалюзи из ротанга, закрывающие близлежащее окно, раскалились и вспыхнули, отворяя перед всадниками врата ада.

В ночной рубашке, закутавшись в одеяло, Адам Пенфолд выскочил из своего бунгало как раз в тот момент, когда Рэк Слайдер начал пинать ногой дверь коттеджа Оливио. Флигель пылал словно факел на фоне ночного неба. В тени притихли группы африканцев; ни один не бросился на помощь, как будто это их не касалось. Пенфолд слышал, как кто-то процедил: «Проклятый Чура Ньякунда» — Желтая Лягушка.

Он ворвался в кухню и намочил в лохани с мыльной водой несколько полотенец. Хромая, выскочил наружу. Из флигеля, пошатываясь и хватая ртом воздух, вышел Слайдер, волоча за ноги бесчувственную Кину. Рубашка на спине американца загорелась, но он не замечал этого.

— Где Оливио? — крикнул Пенфолд, набрасывая ему на спину мокрое полотенце. Обнаженное тело Кины было сплошь в ожогах. Она закашлялась. Вождь Китенджи подхватил дочь на руки.

— Должно быть, в спальне, — еле выговорил охотник.

Пенфолд обернул голову и плечи полотенцем и, вырвав у одного из зрителей пангу, ринулся в дом. Над ним пылала крыша. Дым вверху был гуще. Пенфолд опустился на земляной пол и пополз в спальню.

Матрас уже начал тлеть. Пенфолд вслепую добрался до изголовья кровати. Нащупал голые ноги Оливио. Потом веревки. Пенфолд рассек их одну за другой и, схватив Оливио на руки, прижал к груди, как дитя. С запястий и лодыжек карлика свисали обрывки пут. Пенфолд рубанул пангой по обгоревшей стене и шагнул в отверстие.

Из толпы выбежал Фонсека.

— Ну как, Адам, он в порядке? Я могу чем-нибудь помочь?

Пенфолд молчал. Волосы и брови были в саже. Он отнес Оливио в бунгало. Положил на свою кровать. Карлик лежал, как обугленная кукла, чернея на белоснежной простыне. К обожженному черепу пристал лоскут от бывшего чепчика из комода Сисси. Пенфолд прильнул правым ухом к его груди. Сердце карлика билось. Адам Пенфолд почувствовал запах горелой человеческой плоти и волос. Как на войне. И почему от горящего человека пахнет жареной свининой?

Пенфолд заметил в дверях Сисси.

— Принеси, пожалуйста, воды и несколько полотенец. И попроси на кухне кастрюлю с охлажденной чайной заваркой. Это поджог. Кто-то облил крышу керосином.

Он начал омывать тело Оливио. Ожоги на верхней части туловища распространились равномерно, словно человека поджарили в гриле. Сквозь слезы Пенфолд с трудом различал, как обожженная плоть карлика реагирует на его прикосновения. На лице и туловище вздулись волдыри. Между ними отслаивались частички кожи. Пенфолд осторожно снимал их полотенцем.

— Под нож его! — надрывался попугай. — Под нож его!

Эти крики в приглушенном виде проникали в тот ад, где Оливио корчился от боли. Карлик ничего не видел, но ощущал на своем лице влажное полотенце. Он узнал запах чайной заварки и понял, что жив. Одурманенный опиумом, с пересохшими ртом и глоткой, Оливио прижал к полотенцу разбухший язык и уловил противный запах Кайзера, восседавшего на жердочке в изголовье кровати.