Схватка с чудовищами - Юрий Карчевский

Доложил рапорт по команде и получил указание не отлучаться, ждать вызова генерала Петрова, если у того появятся вдруг вопросы к нему.

Ознакомившись с рапортом Буслаева, генерал поморщился. Ряд мест отчеркнул красным и синим карандашом, как весьма сомнительные. На полях против них выставил вопросительные и восклицательные знаки. Не обошлось и без бранных слов в его адрес. Извлек из среднего ящика стола блокнот с заимствованными у других начальственных особ «Умными резолюциями», перелистал его и, выбрав, как ему показалось, наиболее подходящую фразу, наложил ее на прочитанный отчет оперативного работника: «Бред сивой кобылы, а не рапорт!» Что означало это глубокомысленное руководящее изречение, сам он лишь догадывался, но оно ему явно нравилось — прямо и необычно сказано!

Нажав кнопку звонка, он вызвал дежурного.

— Буслаева ко мне!

Тот не заставил себя долго ждать. Войдя в кабинет, доложил, как положено:

— Товарищ генерал, лейтенант Буслаев по вашему приказанию прибыл!

Генерал встретил его не глядя, даже сесть не предложил.

— Благодарю, лейтенант, за службу, — начал он небрежно.

— Служу Советскому Союзу! — последовал ответ.

— Ты действительно проявил мужество, смелость и, я бы сказал, оперативную сметливость. — Подняв, наконец, глаза, произнес: — Твой непосредственный начальник полковник Новиков вышел даже с предложением представить тебя к правительственной награде — к ордену Боевого Красного Знамени.

Буслаеву было приятно слышать, что его ратный чекистский труд получил столь высокую оценку руководства.

— Однако я думаю, хватит с тебя и медали «За боевые заслуги». А ты как полагаешь? — заключил генерал.

Буслаев покраснел.

— Я не за наградой ехал, Игнат Пантелеймонович.

Сказал, как думал. У него свой суд, нравственный, высокий.

Для него главное — сделать дело для Родины, а не для награды.

Плеснув из бутылки в стакан боржоми, генерал поднес его к губам, но прежде чем выпить целебный глоток, резко сказал:

— Мы с тобой, Буслаев, не на крестинах и не пьем на брудершафт! — генерал дал понять подчиненному, что тот переходит границы воинской этики.

— Виноват, товарищ генерал, — поняв свою ошибку, произнес Антон, хотя, назвав его по имени-отчеству, он вовсе не проявил неуважения к нему.

— Да и вел ты себя там не столь уж и грамотно, как оперативный работник, если давал возможность тому же Краковскому уходить живым.

Буслаев насторожился и ответил:

— Были, безусловно, и недостатки… — Помолчав, добавил: — Действовать приходилось в сложных условиях. Руководствовался совестью, старался поступать во всем разумно. — Сказав так, усомнился: зачем говорю об этом? Подумает еще, что оправдываюсь.

— Недостатки… — усмехнулся генерал. Перелистал рапорт. Закурил трубку. — Не то слово, лейтенант! Ну вот хотя бы… Ты же оперативник, а поступал, как обыкновенный пропагандист-агитатор. Вместо того чтобы действовать решительно, применять оружие, прибегал, видите ли, к листовкам! Бумажки предпочитал гранатам! Прямо-таки курам на смех!

— Так ведь в бандах были и люди, обманутые главарями, буквально загнанные в них. Их надо было вызволить оттуда, прежде чем начинать боевые действия. Иначе могла пролиться невинная кровь.

— Оставь ты свои интеллигентские штучки, лейтенант! Война все списала бы! А привлечение к нашим делам церковников! — генерал слушал только себя, свой голос. — Чекист и поп! Как же ты мог пойти на сговор с теми, кто сеет мракобесие? Еще Карл Маркс учил нас, что религия — опиум для народа. Для тебя же, вижу, слова основоположника нашей философии — пустой звук! Ни классового чутья в тебе, ни партийности взглядов, Буслаев! А жаль. У тебя партбилет в кармане.

— Тот же ксендз — лояльный человек. Его влияние на паству огромно. К каждому его слову население прислушивается. В бандах же были и верующие, — Антон попытался не дать себя в обиду и даже доказать свою правоту.

— Или вот взять хотя бы пленных. На кой черт надо было вообще брать в плен? Коли бандит, получай девять граммов свинца и удаляйся к праотцам своим! Вот решение вопроса! Без суда и без затей! Таков был и мой приказ. Ты же не только проигнорировал его, но и обременил тем самым следственный аппарат органов. У него и без того дел невпроворот. С одними только власовцами сколько возни. А с теми, кто побывал в лагерях военнопленных, находился на территории, временно оккупированной фашистскими войсками! Да и террористов, шпионов, антисоветчиков хватает.

— Как же можно было, не разбираясь с каждым… — хотел было объяснить Буслаев свою позицию и в этом вопросе.

— Молчать, когда старший по званию и должности с тобой разговаривает! — взвизгнул генерал, раскрасневшись от натуги. — Карательный орган должен карать! А ты бандитам жизнь даровал. Добренький нашелся.

К подобному одергиванию подчиненных он прибегал всегда, когда недоставало аргументов. Чтобы прийти в себя, прошелся по кабинету. Остановился у письменного стола и, как не в чем ни бывало, спокойным тоном произнес:

— Иди работай, Буслаев.

Разговор этот не прошел для Антона бесследно. В тот день ему было уже не до служебных дел. Много ли требуется воображения, чтобы понять: убить человека можно в бою, когда он идет на тебя с оружием в руках. Но чтобы с поднятыми руками… Это уже — преступление. «Возлюби врага своего…» Откуда это изречение? И как быть теперь с этим афоризмом, когда война позади, а впереди мир? — рассуждал он.

За ликвидацию бандформирований генерал Петров получил Орден Отечественной войны Первой степени, Буслаев — медаль «За боевые заслуги», вручал их М. И. Калинин в Кремле в один и тот же день. Генерал прошел бодрым шагом через весь овальный зал. Получив орден, от имени награжденных выступил с ответным словом благодарности Иосифу Виссарионовичу Сталину за высокую оценку ратного труда чекистов, которые не щадят себя и за дело социализма и Коммунистической партии готовы отдать свою жизнь.

Антон слушал эту довольно корявую и сумбурную речь и думал: нет, не уважает себя этот человек, если принимает лавровый венок, по праву принадлежащий другим.

Выполняя боевое спецзадание, Антон Буслаев встречал глаза в глаза врага настоящего, а не мнимого. Общаясь с простыми людьми, проникся чаяниями народными. Научился смотреть смерти в лицо. После возвращении из Постав в Москву, он на все смотрел иначе, иначе относился к жизни, оценивал людей не как прежде, а отделяя зерна от плевел, правду от лжи, хорошее от плохого.

РАЗРЫВ С ЛИДОЙ

Уставший уже поздно вечером Антон направился домой. Хотелось разрядиться, найти утешение, услышать теплое слово жены. Войдя в комнату, он увидел детскую кроватку и был несказанно обрадован, заглянув в нее.