Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

В 1588 году у гроба Василия Блаженного стали совершаться чудеса. Поэтому «патриарх Иов определил праздновать память чудотворца в день его кончины, 2 августа. Царь Федор Иванович велел устроить в Покровском соборе придел во имя Василия Блаженного, на месте, где он был погребен, и соорудить для мощей его серебряную раку. Память Блаженного в Москве издревле праздновалась с большою торжественностью: служил сам патриарх и при богослужении присутствовал обыкновенно сам царь»[173].

По приделу чудный собор Покрова Божией Матери на Рву получил второе название — храм Василия Блаженного.

Издавна, со времен Владимира I Святославича, русские князья перед крупными битвами или походами давали обеты и, победив врага, возводили церкви. Издавна Православная церковь являлась попечительницей и кормилицей нищих, убогих и калек. Начиная с Ивана I Калиты, московская жизнь была уже немыслима без юродивых, которые честно говорили правду-матку простолюдинам и царям, бедным и богатым, несчастным и счастливым… Очень сложно говорить любому человеку о нем самом всю правду. На это решались самые смелые представители бесстрашного племени юродивых.

Опричнина — гражданская война

Весной 1553 года Иван IV вместе с Анастасией и сыном Дмитрием отправился в далекое путешествие в монастырь Святого Кирилла Белозерского. Бояре были против этой поездки, опасной для здоровья еще слабого царя, пережившего тяжелую болезнь, и для крошки-сына. Да и обстановка в стране оставалась напряженной: борьба с Казанью в то время еще не угасла.

Иван IV не слушал веские аргументы бояр. Несколько месяцев назад, больной, он дал обет в случае выздоровления поехать в монастырь, помолиться святым мощам. Остановить его никто не смог. Даже Адашев. Даже Сильвестр. Царь будто бы искал что-то очень важное.

В обители Святого Сергия он посетил Максима Грека, долго с ним беседовал. Знаменитый старец отговаривал самодержца от утомительного путешествия, видимо, догадываясь, что «ищет он в стране далекой». Уже после беседы с царем Максим Грек попросил Адашева и Курбского передать Ивану, что долгий и утомительный путь может отнять у него сына, но даже это страшное предсказание не остановило Ивана IV, одержимого идеей найти нечто важное для себя самого. Пророчество Максима сбылось, Дмитрий умер в июне, но путешествие по отдаленным обителям продолжалось…

Во всех монастырях царь вел сокровенные беседы со старцами. Чему они учили его? В Дмитрове, в Песношском Николаевском монастыре, царь посетил бывшего Коломенского епископа Вассиана. Во времена правления Василия III тот пользовался огромным авторитетом у великого князя, имел большое влияние, большую власть. Боярам такой человек понравиться не мог. Они лишили его сана и сослали в монастырь. Не только влияние и политический вес Вассиана пугали бояр, но и его образ мышления. Находясь в «системе ценностей» Рюриковичей, бояре не могли признать и не признавали самодержавия. Вассиан же настаивал на установлении абсолютизма, понимая, что время удельщины прошло, даже прошло время Ивана III вместе с его национальным государством, в некоторой степени похожим на западные королевства, что восточно-европейское русское государство устремилось на всех скоростях к созданию многонационального государства. И в нем решающее слово должно оставаться за верховным правителем.

Иван IV по молодости лет не знал и не мог знать этого, но на ощупь, интуитивно шел в этом направлении. Сейчас он искал поддержки и одобрения своим мыслям, ведь решать все самому — это же бремя, бремя власти, причем неимоверное. Его разговоры со священнослужителями остались за пределами исторической науки. Кроме одного разговора. С Вассианом. Царь спросил у старца: как править страной? Бывший коломенский епископ сказал ему: «Если хочешь быть истинным самодержцем, то не имей советников мудрее себя; держись правила, что ты должен учить, а не учиться, повелевать, а не слушаться. Тогда будешь тверд на царстве, грозою вельмож. Советник мудрейши государя неминуемо овладеет им».

Эти слова Иван IV Васильевич услышал впервые в 1553 году, и, надо думать, они не только глубоко врезались в память, но и частенько требовали от царя соответствующих действий, решительных мер. Я — царь, а вы — мои подчиненные. Этим взаимоотношениям с Рюриковичами надо было еще учиться. Но Иван IV не спешил, понимая свою беспомощность, неопытность в государственных делах. Он ждал, набирался ума, учился всему, что необходимо знать повелителю огромной страны. Правда, многому он так и не научился (вспомним его провалы в Ливонской войне, в хозяйственных делах), но слова Вассиана помнил он всю жизнь. Он мечтал стать полновластным самодержцем многонациональной державы, не понимая даже, что Московия сделала лишь первые шаги к такой державе, что находится она, если сравнивать ее с Римской империей, на уровне 146 года, когда только что закончились Пунические войны, была одержана победа над Ахейским союзом и разрушена его столица Коринф. Римская держава, став по сути своей, как говорилось выше, империей уже в середине II века до нашей эры, еще около ста пятидесяти лет «привыкала» к новой своей политической одежде в муках гражданских войн. Подобных примеров в истории мировых империй можно найти немало.

Московии еще предстояло пройти через свои гражданские войны, смуты, через жестокую бескомпромиссную внутреннюю борьбу, и закончится она не скоро, через сто пятьдесят лет после того разговора Вассиана и Ивана IV Васильевича в Песношском Николаевском монастыре.

Многие добролюбивые историки ругают бывшего коломенского епископа за то, что он напитал душу юноши-царя ядом. Нет. Знаменитый старец меньше всего повинен в бесчеловечных проделках Ивана Грозного.

Рассказ об опричнине нельзя начинать без еще одного вводного слова. Оно необходимо не для того, чтобы миловать или казнить, но чтобы глубже вникнуть в ту беду, которая низринулась на Московию как будто с небес и грохотала несколько лет ударами копыт опричниковых коней, визжала диким голосом откормленных в Александрове свирепых, распоясавшихся самцов-губителей, выла тихонько голосом обреченных… Практически все человечество, оценивая опричнину, делится на два лагеря: одни считают, что злодейская мера оправдана сложившейся ситуацией, другие ругают изверга-царя и всех его подручных. И мало кто задает себе вопрос: откуда же явилась в Восточную Европу эта напасть?

Этот вирус неутолимой кровожадной злобы налетает на человечество с необратимой периодичностью. На рубеже XV–XVI веков он в очередной раз расшевелил звериные инстинкты в душах людей. Появившиеся в бассейне Карибского моря испанцы, по свидетельству испанского же монаха Бартоломео де Лас Касаса, уничтожили за два-три года практически все местное население, что-то около трех миллионов человек. Опомнившись, конкистадоры собрали с многочисленных островов оставшихся в живых аборигенов (всего 300 человек!) и поселили их на небольшом острове…

Чуть позже на западном побережье Южной Америки, в стране инков, незаконнорожденный полукровка Атауальпа, совершив переворот и захватив власть, сгубил весь род инков, почти всех полукровок, а также тех, кто прислуживал инкам во дворцах. Государство инков к тому времени стало империей. Император Атауальпа правил, однако, недолго. Страну, резко ослабленную погромом незаконнорожденного, захватили европейцы.

В 1526–1527 годах потомок Тамерлана Бабур прошел с огнем и мечом из Средней Азии в Индию, основал империю Великих Моголов. Человеком он был талантливым. Его лирическая поэзия вошла в золотой фонд мировой литературы. Но и он приказывал резать, вешать, убивать непокорных. Прекрасная империя Великих Моголов рождалась на крови далеко от родины Бабура, где у него был лишь небольшой удел.

В 1572 году в ночь на 24 августа в Париже католики вырезали несколько десятков тысяч гугенотов. В конце XVI века на Дальнем Востоке активизировались маньчжуры. Вскоре они набросятся на Китай, погрязший к тому времени в гражданских войнах. Об изощренных пытках XVI–XVII веков в самых разных точках планеты написано много. В начале XVII века в Османской империи расплодились разбойники. Они ради наживы вытворяли с несчастными жертвами такое, чему позавидовали бы мастера пыток всех времен и народов. Восточный сосед Османской империи Иран в те же годы нападал на Армению, захватывал пленных селениями и городами, перегонял армян в Иран, как табуны лошадей. Работорговля в XVI–XVII веках процветала в Азии, Европе, на севере Африки. Торговали людьми все кому не лень. Человек был меновой монетой. Да и костры инквизиции, полыхавшие в странах Западной Европы в те века, ярко характеризуют описываемую эпоху.

Не известно, почему эпидемия злобы разбушевалась на огромных пространствах планеты, почему человек перестал уважать себе подобного, ценить себе подобного. Может быть, в том повинна чума, которая, появившись в середине XIV века, волнами накатывалась на людской род в последующие 150–200 лет, осуществляя страшный по дикости естественный отбор, приучая человека к массовым смертям — целыми городами, районами, низводя человека до положения беззащитной жертвы. Может быть, что-то другое подготовило почву для резкого размножения вируса злобы, но Иван IV Васильевич (Грозный) был не одинок в своих зверствах, а если говорить начистоту, то далеко не первое место занимает он в ряду государственных деятелей своей эпохи и других времен по этому античеловеческому показателю. Чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить китайского политика Цинь Шихуанди, который, создавая империю, уничтожил бесценную гуманитарную литературу и приказал закопать живьем 460 ученых; рядом с ним можно поставить и дюка Нормандии Вильгельма Завоевателя, сокрушившего Альбион и сгубившего на туманном острове сотни тысяч местных жителей.