Две тайны, три сестры - Барбара Фритти

– Что еще ты знала? – спросил он, касаясь ее щеки легким поцелуем. Ему нравилось, как она замерла, затаив дыхание, и он сделал это снова.

– Я знала… Ты отвлекаешь меня, Тайлер.

Его язык прошелся по мочке ее уха.

– Я слушаю тебя, Кейт.

– Я знала, что становлюсь с тобой сумасшедшей, безрассудной, но мне нравится такое состояние, – призналась она со вздохом. – Я теряю контроль над собой. Ты заставляешь меня смеяться от души. Ты заставляешь меня мечтать о будущем, а я долгое время не позволяла себе думать о нем. Я не говорю – вместе навсегда или ничего, – добавила Кейт с нервным смешком. – Еще слишком рано для этого.

Теперь она поцеловала его. Тайлер обнял ее, привлек к себе, потом прижал так крепко, что почувствовал каждый изгиб ее тела. Только этого ему было мало, слишком мало.

– Ты сказала, отец спит в твоей постели? – проворчал он.

Она усмехнулась.

– Да, а мои сестры на кухне. Дом переполнен.

– Я знаю один гостиничный номер, – прошептал ей в ухо Тайлер, – он вполне хорош для личной жизни.

– Покажешь его?

– Я покажу тебе много чего. – Он схватил ее за руку и увлек к двери.

– Тайлер, подожди, мне нужна сумка, плащ, мое…

Он прервал ее глубоким, страстным поцелуем.

– Эй, куда вы собрались? – спросила Эшли, вместе с Кэролайн выходя из кухни.

Тайлер обнял Кейт.

– Она прощается с вами до завтра, – сказал он сестрам от лица Кейт и добавил: – Нам надо кое-что обсудить в частном порядке.

– Ты уходишь? – Кэролайн совсем растерялась. – Ты не можешь оставить нас с папой.

Кейт рассмеялась:

– На самом деле могу. Спокойной ночи.

Тайлер захлопнул дверь и посмотрел в улыбающееся лицо Кейт.

– Ты в порядке?

– Более чем в порядке. Я безумно люблю, и сегодня наша ночь. О завтрашнем дне я буду беспокоиться завтра.

– Ну, что ты думаешь об этом? – обратилась к Эшли расстроенная и встревоженная Кэролайн. – Кейт удрала с сексуальным репортером, оставив всю неразбериху на нас.

– Между прочим, обычно так ведешь себя ты, – заметила Эшли.

Кэролайн не оценила насмешку в словах сестры.

– Очень смешно. Ты считаешь, между ними что-то серьезное?

– Надеюсь. Я не видела Кейт такой счастливой уже много лет.

– Было бы здорово, если б они поженились, тогда у меня появился бы шанс узнать Амелию, – сказала Кэролайн. – Я бы называлась ее тетей, могла бы видеться с ней. Разве не круто? Конечно, я в первую очередь хочу счастья Кейт, но это может быть хорошо для всех.

– Особенно для тебя, – сказала Эшли, но улыбнулась, смягчая острое жало слов. – Я надеюсь, ты увидишь Амелию.

– Амелия красивая, правда? Как мама.

– Как ты.

– Спасибо. Приятно слышать. – Кэролайн перехватила взгляд Эшли, брошенный на часы, потом на дверь, потом снова на часы. – Куда это ты собралась?

– Я хочу поговорить с Шоном.

– Может, лучше дать ему остыть?

– Конечно, это было бы разумнее, но время никогда не было нашим сторонником, ожидание часто приводит к серьезным ошибкам. – Эшли открыла шкаф и вынула плащ Кейт. – Я этим займусь сейчас. Увидимся завтра.

– Завтра? – с тревогой спросила Кэролайн. – Эй, ты не можешь оставить меня здесь одну с папой.

– Ты всегда хотела быть его любимицей, – заметила Эшли. – Теперь у тебя есть шанс.

До того как Кэролайн успела заявить, что сестры совершенно несправедливы к ней, Эшли уже вышла за дверь. В доме стало неожиданно тихо, слишком тихо. Кэролайн осталась одна. Ну, не совсем одна, конечно. Стоит проверить, как там папа, убедиться, что с ним все в порядке.

Она прошла по коридору, открыла дверь спальни. Отец спал на кровати Кейт. Она увидела раскрасневшееся лицо, влажные волосы, услышала его ровное дыхание. Ей вдруг пришло в голову, что всего, чем владел отец, больше нет. Даже его любимая кепка утонула в заливе. Все, что у него осталось, – немного одежды, что хранилась в доме Кейт многие годы. Остальное исчезло в море.

Кэролайн прошла в комнату и села в кресло-качалку возле кровати.

Она гадала, видит ли отец сон или переживает произошедшее сегодня. Его дыхание участилось, руки беспокойно задвигались по одеялу. Что бы ему сейчас ни снилось, это расстраивало его. Был соблазн положить руку ему на плечо и попросить расслабиться, сказать, мол, все в порядке.

Разве не те же самые слова сказал ей отец, когда родовая боль стала слишком сильной, нестерпимой? Она не думала, что сможет перенести ее. А утром отец держал ее за руку, когда родилась девочка. Он перерезал пуповину и взял внучку на руки. В его глазах она увидела нечто похожее на любовь. Но он все же отвез обеих в больницу и отдал ее дочку в чужие руки. Она возненавидела его за это. Но и любила за заботу о ней. Отец признавался, что гордится ею, ее силой и выдержкой. Впервые за долгое время Кэролайн чувствовала себя достойной отцовской любви.

Кэролайн не знала, как они преодолели последний отрезок гонки. Она очень ослабла и страдала. Кейт горевала о Джереми. Эшли была глубоко травмирована всем случившимся. Но каким-то образом их вытащил из состояния депрессии именно отец. Он не позволил им сойти с дистанции, хотя вызывал столько смешанных чувств в сердцах дочерей.

У Дункана перехватило дыхание, он заворочался, потом перевернулся на спину. Он проснулся и открыл глаза.

– Где? Где я? – спросил он низким хриплым голосом.

– Ты у Кейт, в ее доме. – Кэролайн подтащила кресло поближе к кровати. – Я здесь, если тебе что-нибудь понадобится.

– Где Кейт?

Кэролайн должна была догадаться, что именно этот вопрос станет первым.

– Кейт спит с Тайлером у него в отеле, я полагаю. Еще есть вопросы? – Она подумала, что могла бы ответить помягче, но какая разница? Они уже и так наговорили друг другу слишком много всего.

Дункан устало вздохнул.

– Она сердится на меня, да?

– За то, что ты почти убил ее вторую любовь? Да, я бы сказала, что она сердится. Кстати, нас с Эшли тоже не слишком радует происшедшее. Но это тебя не волнует.

Дункан повернул голову, пристально посмотрел на нее и долго молчал. Тишина, казалось, вызывала физическую боль. Ей захотелось утонуть в словах, принести извинения за все, что она сделала не так, и тогда отец не станет сердиться. Но Кэролайн усилием воли не позволила себе произнести ни слова, она не хотела сдаваться. Дункан заговорил первым:

– Я не собирался никого обижать.

– Ты никогда не собираешься, но почему-то людям всегда больно.

– Тебе больше всех.

– Да, – согласилась она. – Было хуже всего, когда ты забрал мою девочку и отдал ее доктору. Ты разорвал мое сердце в те два дня. Я никогда больше не чувствовала себя целой.

– Самое трудное, что я когда-либо сделал в жизни, – признал Дункан. – Я должен был позволить тебе оставить ее. Нора, должно быть, перевернулась в гробу, когда увидела, как я отдаю в чужие руки нашу внучку. – Он сокрушенно покачал головой. – Но я едва удерживал нас на плаву. И вряд ли мы могли бы управиться с ребенком. Ты сама была совсем ребенком.