Вирус бессмертия - Дмитрий Янковский

Он прекрасно понимал, что попал в очень невыгодное положение, а если быть точным – в безвыходное. Если сейчас сбить с ног конвойных и рвануть назад, то можно без труда выйти из управления, но тогда Шамхат останется в заключении. Если позволить провести себя за решетку, то назад уже не вырваться – прижмут пулеметом, а потом подтянут силы и ударят в дверь со стороны управления.

Богдан уже давно не ощущал дыхание смерти столь отчетливо, но испугался он не возможности умереть в ближайшие несколько секунд, а того, что не увидит больше Шамхат.

«Все равно вечно мы не сможем тянуть это чертово бессмертие, – стиснув зубы, подумал он. – Так хоть увидимся напоследок!»

Он собрал волю в кулак, загнал страх как можно глубже и негромко сказал по-китайски:

– Бей сразу, как откроют решетку.

– Молчать! – рявкнул чахоточный конвоир и тут же зашелся кашлем.

Лязгнул засов, скрипнула, открываясь, решетка.

– Вперед! – конвойный снова подтолкнул Богдана.

Пахнуло промозглой сыростью. Пришлось шагнуть за порог, хотя вид готовой захлопнуться решетки вызывал у Богдана атавистический ужас, как у зверя, которым, в сущности, он остался и спустя пять тысяч лет. В его мозгу со скоростью молнии мелькнула мысль:

«А если Шамхат не здесь? Что, если женщин держат в другом подвале? Тогда и увидеться не удастся!»

К тому же четверо конвойных, вопреки его ожиданиям, не стали протискиваться в подвал, а остались снаружи, чтобы, в случае нападения на караульного, прикрыть его из винтовок и «маузера» сквозь запертую решетку. Даже если бы удалось забрать у караульного ключ, они бы не дали отпереть решетку изнутри, оставаясь в недоступности, но имея возможность в упор изрешетить беглеца.

Решетка уже начала закрываться, но Богдан пнул ее ногой и тут же со звериным рыком бросился на командира конвойных. Ли одним ударом сразил караульного и прыгнул на помощь Богдану. Караульный закатил глаза и сполз по стене на ступени, ведущие в подвал.

Раньше чем заговорил пулемет, Богдан свернул командиру шею и, выхватив у него «маузер», дважды выстрелил в сторону огневой позиции. Один из мешков с песком плюнул пыльными фонтанчиками, и на землю потекли две песчаные струйки. Почти в тот же миг грохнула первая очередь, пустив пули веером над головами. Грохот был так силен, что в узком пространстве двора от него зазвенело в ушах.

Ли успел уложить двух конвойных, оставив Богдану третьего, но Богдан не стал с ним драться, а просто выхватил винтовку и оттолкнул энкавэдэшника под возобновившийся огонь пулемета. Пробитое пулями тело бойца рухнуло на землю, а китаец с Богданом скользнули в подвальный вход.

– Ты не убил караульного? – спросил у китайца Богдан, когда умолк пулемет. – Надо бы узнать у него, где держат женщин.

Ли принялся колдовать над лишенным сознания телом, а Богдан взял на прицел дверь, откуда вскоре неминуемо должны были появиться поднятые по тревоге бойцы. Ждать пришлось недолго – дверь ощерилась щепами, и сквозь нее полетели пули, угрожающе визжа над головой рикошетами. Но самое страшное состояло в том, чего Богдан не ожидал – послышался звон выбиваемых стекол, и человек десять принялись палить по двору из окон управления.

– Из окон стреляют! – выкрикнул он, стараясь перекричать грохот пальбы.

Пользуясь дальнобойностью и точностью «маузера», он чуть высунулся из дверного проема и снял двух стрелков. Однако тут же начал долбить пулемет, заставив его снова отступить на подвальную лестницу. Гулко рванула брошенная из окна бомба, но кинули ее не прицельно. Поменяв «маузер» на винтовку, Богдан, быстро клацая затвором, взялся обстреливать дверь управления, чтобы подавить засевших за ней бойцов. Стреляные гильзы одна за другой со звоном летели под ноги.

Наконец Ли привел караульного в чувство.

– Где держат женщин? – спросил он, держа кулак перед носом бойца.

– Здесь, в подвале, – дрожа и запинаясь, ответил тот. – По левую сторону. Только вам не пройти. Там, возле камер, еще наш командир с револьвером. Он за следующей решеткой прячется.

– Понятно, – Ли глянул на бывшего врага вопросительно.

– Сначала надо подавить пулемет, – ответил Богдан. – Без этого ничего не получится.

– А потом?

– Стрелков в окнах было десять, осталось восемь. Если не будет мешать пулемет, я их всех сниму. Нам повезло, что сегодня первое января – народу в управлении мало.

– Как ты думаешь, где Сердюченко? – напрямую спросил китаец.

– Сбежал, – хмуро ответил Богдан. – А может, убили его. Забудь. Надо самим выбираться.

Он снова попробовал выползти, чтобы взять на прицел пулеметчика, но очередь не дала ему поднять голову. Тут же в землю прямо у входа ударилась еще одна бомба, заставив Богдана кубарем скатиться по лестнице, утягивая за собой китайца.

Мощный взрыв сотряс пространство двора, щелкнули по стенам осколки, зазвенели выпавшие из оконных рам стекла. Но не меньшая опасность поджидала внизу – из-за решетки, отделявшей камеры с заключенными, грянули револьверные выстрелы. Богдан выстрелил в ответ и спешно вскарабкался по лестнице, чтобы уйти из-под огня конвойного командира.

– Пока он жив, нам до камер не добраться, – недовольно пробурчал китаец. – А время идет, однако! Минут через десять к воротам подгонят два грузовика с бойцами, и тогда у нас точно шансов не будет. Надо что-то делать!

Богдан молчал. Он собрался с силами и решил на этот раз снять пулеметчика любой ценой. Молчал и Ли. Он тоже раздумывал, как обмануть судьбу.

«Даже если пара пуль в меня попадет – ничего. Залечусь», – подумал Богдан, готовясь броситься из укрытия.

Но атака захлебнулась, не начавшись, – кто-то из окна швырнул бомбу прямо ему под ноги. Тяжелый железный цилиндр, истекая струйкой дыма, подкатился к самому порогу, но Богдан не бросился в подвал, как в прошлый раз, а схватил готовый взорваться снаряд и с силой запустил его в глубину лестницы.

– Берегись! – выкрикнул он по-китайски.

Тут же из подвала ударило напором пламени и дыма, а ударной волной Богдана выбило из укрытия, как пробку из бутылки, откинув к двери управления. Снова загрохотал пулемет, вынуждая искать хоть какое-нибудь спасение. Не долго думая, Богдан выхватил «маузер», дважды выстрелил сквозь изрядно изрешеченную дверь, затем распахнул ее и бросился в проем, едва успев ускользнуть от догонявшей змейки пыльных фонтанчиков.

– Командира убило бомбой! – выкрикнул Ли, мотая головой от легкой контузии.

Лицо его было покрыто густым слоем копоти.

– Выводи женщин! – махнул ему Богдан. – Я возьму на себя пулемет!

Китаец кубарем скатился по лестнице и скрылся из вида. Богдан огляделся – на ступенях без признаков жизни лежали тела троих бойцов, которых он в первые минуты боя сумел поразить через дверь. На поясе одного из них висели две бомбы.

«Это мне пригодится», – обрадовался Богдан, снимая с ремня трофеи.

Он выдернул чеку и, высунувшись из дверного проема, метнул бомбу в пулеметное гнездо. Оттуда в ответ ударила очередь, заставив его снова уйти в укрытие, но через три секунды грохнул взрыв, сорвав с петель многострадальную дверь. Пулемет умолк.

«Ну, вот и все, – с облегчением подумал Богдан. – Значит, вторую бомбу остается швырнуть в вестибюль, чтобы взрывом разметало охрану у парадного входа. И можно выводить людей».

За приоткрытой решеткой показался перемазанный сажей китаец, похожий на черта, каким его рисуют в деревенских украинских церковках. За спиной Ли мелькали лица нескольких женщин. Богдан не удержался и шагнул вперед, пытаясь разглядеть Шамхат. Ему показалось, что он встретился с ней взглядом, но стоило переступить порог, как пулемет снова полоснул очередью. Кто-то из женщин испуганно вскрикнул, и, отскакивая в укрытие, Богдан сквозь грохот услышал голос, от которого сжалось сердце.

– Энкиду! – выкрикнула Шамхат.

Пули свистели, били в землю и в стены, разрывая пространство двора смертоносным свинцовым потоком. Сверху сыпались осколки стекла. Богдана и Шамхат разделял всего десяток метров, но ни он, ни она не могли сделать ни единого шага, который бы сблизил их. Пыль от выбитой пулями штукатурки клубилась, становилась гуще и гуще, с каждой секундой все сильнее мешая им видеть друг друга.

Сердюченко как завороженный глядел на приближающуюся с каждым шагом последнюю ступеньку. Он понимал, что, наступив на нее, будет вынужден сделать выбор – свернуть налево, где во дворе ждет «эмка», или направо, где поджидает смерть от пуль бывших товарищей.

«А кого я спасу, погибнув? – подумал он. – Верочку? Ничем ей моя смерть не поможет. Если же останусь жив и на свободе, наверняка смогу что-нибудь придумать».

Но не успел он дойти до середины лестницы, как жизнь сделала выбор за него – со двора сначала донеслись два пистолетных выстрела, а затем загрохотала пулеметная очередь.