Властелин Севера - Фарид Джасим

Чертог Арна Мудрого не мог вместить всех гостей, поэтому под его крышей остались вожди всех племен, а прочие участники торжества пировали на открытом воздухе во дворе. На столах было много всяких яств, что показалось Вульфу неразумным притом, что запасы продовольствия подходили к концу. Однако он не знал точно, насколько тяжело было положение. Быть может, у Сверов были еще какие-то запасы.

Вульф прошел к столу, находившемуся у дальней стены зала на помосте, и сел за него, заняв место в середине скамьи. Он опередил Арна, который также метил на это место, но которому пришлось сесть справа от него. По левую руку села Сигрун, за ней расположились Хигелак и Сигни. Возле Сигни у самого края стола села Хильдрун. Рядом с Арном сел его сын Хедин и его помолвленная Вальхтеов. Вожди всех присоединившихся кланов западных побережий, а также князья, откликнувшиеся на зов ирмин-конунга, которых Вульф видел впервые и которые пришли лишь недавно из окрестных земель, расселись за остальными столами, тянувшимися вдоль стен чертога в два ряда.

Арн собрался было встать, но в этот момент Вальхтеов дернула его за рукав и что-то спросила. Вульф не понял, сделала ли она это нарочно, но решил не упускать подходящий момент и встал сам, подняв рог с пивом.

— Добро пожаловать всем, кто откликнулся на мой зов и пришел сюда, чтобы испытать крепость своих клинков! — воскликнул Вульф, открывая начало пира. Зал ответил радостными воплями. Вульф заметил, что князь сверов сжал свой рог так, что его пальцы побелели. «Молодец, сестренка», — мелькнула у Вульфа в голове.

Пир начался, люди ели и пили, и для многих в этом зале этот день был настоящим праздником — они, наконец, вернулись домой. Арн сохранял угрюмое молчание, пока Вульф вставал и говорил тосты во славу богов, богинь и усопших родичей. Ирмин-конунг не хотел, чтобы у кого-то возникали какие-либо иллюзии относительно того, кто является вождем этой великой дружины. Но ближе к вечеру князь сверов повеселел и вел себя уже более расслаблено, чему в немалой степени способствовало немереное количество выпитого им пива.

Гости стали расходиться, когда солнце уже скрылось за кромками деревьев и на Уппланд опустилась короткая летняя ночь. В этих краях летом почти не темнело и это напомнило Вульфу Темный Альфхейм, где ночь никогда не наступала, как впрочем, и день.

Незадолго до наступления полночи в пиршественном зале князя Арна почти никого не осталось, кроме него самого, Хигелака, Сигурда, Сигни и Хильдрун. Вальхтеов повела Сигрун показывать гарт и дом, где ей с супругом придется жить.

— Да, пир удался на славу, — умиротворенно вздохнул Вульф, — Давненько мне не приходилось так вкусно есть.

— Чем богаты, тем и рады, — ответил на это Арн, — Да вот только боюсь я, что это последний наш пир. Запасы наши на исходе.

— Да, я знаю, Хельги сказал мне. Положение может оказаться очень серьезным, если мы не займемся хозяйством в ближайшее время.

— Значит, пора выступать против троллей, — заключил Хигелак.

— Пора, — согласился Вульф, — Завтра я хочу посовещаться с вождями, и решить, как нам быть. Надо будет разработать подробный план действий…

— Не стоит делать этого завтра, — перебила его Сигни. — Завтра Сомарблот.[*] Мы не можем пропустить этот праздник и потерять расположение богов и духов.

— Ты права, матушка, — согласился Вульф, — Завтра продолжаем веселиться, а послезавтра соберемся на тинг.[*]

Удовлетворенная таким решением, женщина принялась расспрашивать Арна, имеется ли у него все необходимое для проведения летнего празднества. Пока они говорили, Вульф склонился к Хигелаку и спросил его, слегка понизив голос:

— Происходило ли что-либо особенное в мое отсутствие?

— Нет, ничего из ряда вон, — ответил Хигелак, — Разве что случилась тут парочка потасовок.

— Потасовок?

— Подрались мужики… — ответил Хигелак, — Никто не убит, два или три ранены. Одна потасовка — так, ничего особенного, просто выпили чересчур много.

— А вторая?

— То же самое, но дрались фисклинги и эоворлинги. Клан на клан.

— Нехорошо, — проговорил Вульф, задумавшись о возможных последствиях таких с виду невинных драк. Он спросил брата: — Как ты поступил?

— Разумеется, их разняли, — сказал Хигелак, — Но я не решился кого бы то ни было наказывать, так как в те мгновения совершенно не было понятно, кто прав, а кто нет. Я поговорил с вождями этих кланов и заставил их прилюдно извиниться друг перед другом и заключить мир. После этого все было тихо. Мне даже показалось, что люди из разных кланов стали гораздо осторожнее друг с другом. Во всяком случае, больше ничего подобного не случалось.

Вульф задумчиво почесал кончик носа, а потом кивнул и сказал:

— Ты все сделал правильно, Хигелак.

Они еще сидели так некоторое время, беседуя и рассказывая друг другу все новости. Вульфу и Сигурду пришлось также поведать им о своих приключениях в Темном Альфхейме. Было уже далеко за полночь, когда люди стали отходить ко сну. Сигурд поднялся первым и, сославшись на то, что ему необходимо проведать, как чувствует себя Альфина, покинул чертог. Арн также ушел, сказав, что желает хорошенько выспаться перед Сомарблотом, потому что тогда придется бодрствовать всю ночь. Мать и Хигелак также ушли, и Вульф остался вдвоем с Хильдрун.

Теперь, когда они были наедине друг с другом, девушка позволила себе расслабиться и обняла своего возлюбленного. Они долго целовали друг друга, а затем Вульф осторожно отстранился и сказал:

— Теперь нам надо быть очень осторожными, Хильдрун. Будет не хорошо, если меня обвинят в измене… извини…

Хильдрун тут же помрачнела, хотя и попыталась скрыть это, отвернувшись в сторону. После некоторого молчания она сказала:

— Ты успел забыть меня, Вульф.

Ее голос прозвучал тихо, но Вульф безошибочно заметил, что он дрожит.

— Тебя невозможно забыть.

Он погладил ее по голове, но она отмахнулась.

— Прости, — сказала она, — По-моему, я начинаю делать глупости.

Ее большие синие глаза заискрились в неровном свете факелов. Вульф смотрел на золотые длинные косы и нежную, белую кожу рук, которые льняное платье без рукавов оставляло открытыми, и думал о ней. Забыл ли он ее? Возможно, это правда. Вульф решил оставаться честным хотя бы перед самим собой и понял, что за всей этой беготней, схватками с безумными херулийцами, а затем и с карликами и великанами, образ Хильдрун ушел на задний план. Может быть, у него не было времени думать о ней? А может быть, какой-то другой образ затмил ее — образ сильный, хладнокровный, надежный и верный, хоть и не настолько любвеобильный? Неужели такое было возможно? Возможно, или нет, все это было понапрасну. Его любовь лежит на дне Колодца Мимира, и ее ему никогда не вернуть.