Фантастика 1981 - Коллектив авторов

«Преддипломная практика»

Легко и свободно летели в небе большие белые птицы. Клубились над ними облака, колыхались внизу синие волны, и все это вместе спокойно и плавно скользило к самому горизонту. Туда, где, слегка касаясь воды, плыл корабль с наполненными ветром парусами.

Ощущение стремительного полета охватило людей. Им казалось, что не птицы и не корабль — плывет высокий скалистый берег, на котором они стояли.

Было прохладно. Легкий комбинезон Андрея совсем не защищал от порывов северного ветра. Капли соленой океанской воды падали на разгоряченное лицо. Он украдкой скосил глаза.

Лена Соколова, одетая в такую же, как у него, форму, стояла рядом…

Треугольник белых лебедей уплывал все дальше и дальше.

Фиолетовые тени ложились на плоскости сильных крыльев. Протяжное курлыканье плыло над океаном…

Стандартный параллелепипед лаборатории. Амфитеатр кресел. Кафедра. Над ней вспыхивающий последними электронными блестками большой объемный экран.

После необъятных северных просторов пространство лаборатории было тесным и неуютным. Воздух казался тяжелым и нестерпимо жарким. Кондиционеры работали на полную мощность.

В груди Андрея Кузнецова росло ощущение утраты. Утраты чего? Наверное, мечты, сбывшейся, материализованной, которую держал на ладонях, боясь поверить в ее реальность. Держал и… потерял. Унесло мечту, как пушинку, соленым северным ветром…

Профессор условной планетологии Петр Ильич Подоконников нетерпеливо постукивал карандашом о кафедру. Это постукивание заставило Андрея очнуться от своих мыслей.

— Прошу тишины, — сказал профессор.

Потом помолчал, окидывая всех внимательным взглядом.

— Итак, занятия в школе косморазведчиков для вас окончены. Сегодняшняя лабораторная работа была последней в нелегком пятилетнем курсе, который отделял вас, вчерашних школьников, от завтрашних дипломированных специалистов.

Преддипломная практика — вот последняя преграда на пути к настоящей, творчески насыщенной жизни.

Андрей посмотрел на Соколову. Она вытирала глаза рукавом комбинезона. Потом неожиданно всхлипнула — среди всеобщей тишины это было похоже на приглушенный всплеск океанской волны.

— Особое внимание я обращаю на следующий факт, — сказал профессор, строго поглядывая на Соколову. — Ни в коем случае нельзя считать материализованные картины чем-то реалбньш, существующим на самом деле. Пусть вас не смущают океанские брызги, которые солены на вкус. Или парусное судно, на котором можно уплыть к неведомым землям. Все это существует в пространстве и времени художественного вымысла, автора, написавшего картину. Вы будете жить и работать среди этого сказочного мира, но потом вернетесь сюда, в настоящее! А после окончания школы полетите к звездам. Полетите открывать новые, теперь уже реальные звездные миры. Кстати, Соколова, как называется это полотно?

— «В голубом просторе». Художник Аркадий Рылов, начало двадцатого столетия, — сказала Елена и опять всхлипнула.

В школе косморазведчиков очень много времени отводилось для изучения эстетики. Изучали ее по старой, но испытанной схеме:

1. Эвристическое оперирование пространством — курсанты умели образно, в ярких красках представлять себе самые различные пространства — четырех, пяти и шести измерений, пространства «черных дыр», замкнутых сами на себя, гигантских коллапсирующих масс… Могли мгновенно заменить в своем воображении одно пространство другим. Могли зарисовать на объемном экране любую из своих мысленных картин.

Возможно, что в будущем удастся заменять реальное пространство пространством человеческого воображения. Но это будет в будущем, а готовиться к этому нужно сейчас.

2. Изучение классики на примере лучших образцов античного и национального изобразительного искусства.

3. С помощью фантастической живописи…

Андрей долго бродил по музеям и художественным выставкам Москвы. Два раза слетал даже в Ленинградский Эрмитаж.

Но потом окончательно остановился на Третьяковке. И наконец, сделал свой: выбор. Художник Виктор Васнецов. Последняя четверть девятнадцатого века. Картина называлась «Аленушка».

Чем его привлекло это грустное повествование о простой крестьянской девушке? Он и сам не знал. Но так сжималось сердце, когда глядел он на суровый осенний пейзаж, на съежившуюся фигурку у берега лесного озера.

Хотелось помочь.

Были и другие соображения. Будущий исследователь новых планет, затерянных в бездонных глубинах космоса, мог вcтретиться с любой, совершенно невероятной формой жизни. Умение общаться, умение найти единственно возможный вариант контакта, способность не нарушить, не порвать тонкую паутинку взаимопонимания — вот что требовалось от посланцев Земли. А что может быть подчас невероятней, причудливей неуемной фантазии художника? «Аленушка» — это еще цветочки.

Когда были материализованы картины абстракционистов, это стоило жизни нескольким земным ученым. Некоторые же картины вообще было запрещено материализовывать. Они изображали или четвертое измерение, выбраться из которого было уже невозможно, или недра нейтронных звезд, или раскаленные первозданные пейзажи молодых планет.

Да, иногда внеземные ландшафты просто бледнеют перед людской фантазией!

Что же касается «Аленушки», то вполне возможно, что она напоминала Андрею Соколову Лену.

Впрочем, он не хотел признаваться в этом даже себе…

В запасниках Третьяковки получить объемную голографическую копию картины не составило никакого труда. Дирекция и школа курсантов сотрудничали уже не один десяток лет. Ему даже помогли доставить контейнер с грузом прямо в лабораторию: на несколько дней она переходила полностью в распоряжение Андрея.

Он установил голограмму в специальные зажимы материализатора. — Настроил лазерный проектор. Обернулся и помахал на прощание рукой столпившимся в дверях друзьям.

Потом включил рубильник.

— Ни пуха… — раздалось где-то очень далеко.

Преддипломная практика началась.

Дальние космические полеты показали, что развивать воображение и художественный вкус не менее важно, чем изучать спиральные рукава галактик.

Оказавшись в замкнутом пространстве корабля, космолетчик через год-два начинает испытывать настоящий голод по художественной информации, который не в силах утолить ни голографическая библиотека, ни объемное кино. Оказалось, что нужно совсем особое пространство, в котором человек чувствует себя как дома, в которое он мог бы входить или выходить по желанию как герой или как персонаж, перевоплощаясь частично или полностью, испытывая радость, гнев или неприязнь совсем как на Земле.