Гордость и предубеждения женщин Викторианской эпохи - Коллектив авторов

В 1841 году сестры приходят к выводу, что трудом гувернантки материальное положение семьи не поправить и, как многие люди, которым приходится тянуть лямку от зарплаты до зарплаты, всерьез задумываются о частном предпринимательстве. А что, если открыть свою школу с пансионом?

Неожиданную поддержку оказывает им тетя Бренуэлл: она дает 150 фунтов. Все эти годы она откладывала деньги со своей небольшой ренты и скопила маленький капитал. Радостная Эмили на свой день рождения составляет памятную записку и собирается вскрыть ее через несколько лет – это была одна из традиций семьи Бронте. В этих посланиях самим себе в будущее сестры делятся своими планами и мечтами. В записке от 30 июня 1841 года Эмили пишет: «В настоящее время задуман план, чтобы мы устроили собственную школу; пока еще ничего не решено, но я горячо надеюсь, что он не будет оставлен, и сбудется, и оправдает наши самые смелые чаяния. В этот день четыре года спустя будем ли мы все так же влачить наше нынешнее существование или устроимся, как мечтали? Время покажет.

Думаю, что в день, назначенный для вскрытия этой бумаги, мы, то есть Шарлотта, Энн и я, будем, радостные и довольные, сидеть в нашей собственной гостиной в прекрасном, процветающем пансионе для молодых девиц, только что собравшись там в Богородицын день. Все наши долги будут уплачены, и у нас будет много наличных денег. Папа, тетя и Бренуэлл либо только что уехали, погостив у нас, либо должны скоро приехать погостить. Будет прекрасный теплый летний вечер, совсем не похожий на этот унылый вид, и мы с Энн, быть может, ускользнем в сад на несколько минут, чтобы прочитать наши бумаги. Надеюсь, все будет так или лучше».

Не забывает она упомянуть и о новостях Гондала, о своем сочувствии Энн, которая все еще работала гувернанткой: «Гондаленд находится в угрожающем состоянии, но открытого разрыва пока не произошло. Все принцы и принцессы королевской крови пребывают во Дворце просвещения… А теперь я кончаю и посылаю издали призыв мужаться: ребята, мужайтесь! – изгнанной и замученной Энн, желая, чтобы она сейчас была здесь».

Но прежде, чем открывать школу, будущим учительницам нужно самим улучшить свои навыки, в первую очередь во французском языке и в музыке. У девушек есть на это 150 фунтов, одолженных тетей. И Шарлотта принимает решение: они с Эмили поедут учиться в Брюссель. «Папа считает этот план диким и амбициозным, – пишет Шарлотта тете. – Но кто в нашем мире преуспел, не имея амбиций? Папа также был амбициозным, когда уехал из Ирландии в Кембриджский университет, теперь амбициозна я. Я хочу, чтобы мы преуспевали. Я знаю, мы талантливы, и хочу заставить наши таланты служить нам».

Городок

Villette – «городок», так бельгийцы ласково называли свою столицу. Так называется и один из романов Шарлотты Бронте, героиня которого, бедная сиротка Люси Сноу, решает попытать счастья за границей. Для этого ей нужно сесть на корабль; чтобы успеть к отплытию, она отправляется в путь ночью. Эта сцена, когда одинокая беззащитная девушка путешествует по ночной реке в поисках своего корабля, одна из самых ярких и запоминающихся в книге.

«В тот же вечер я узнала у слуги, моего нового друга, когда отходят суда в Бумарин – порт на континенте. Не следует терять ни минуты, нужно сегодня же ночью занять место на корабле. Можно было бы, конечно, подождать до утра, но я боялась опоздать к отплытию.

– Лучше отправляйтесь на корабль немедленно, сударыня, – посоветовал мне слуга.

Я согласилась с ним, заплатила по счету, а также отблагодарила моего друга, как я теперь понимаю, прямо-таки по-королевски, а ему, вероятно, это показалось проявлением наивности, ибо в легкой улыбке, мелькнувшей у него на лице, когда он клал деньги в карман, отразилось его мнение о моей практичности. Затем он отправился за кебом. Он привел ко мне кучера и, по-видимому, приказал ему везти меня прямо на пристань, а не бросать на милость перевозчиков, но хотя сие должностное лицо пообещало так и поступить, оно своего обещания не выполнило, а, наоборот, заставив меня преждевременно выйти из экипажа, принесло меня в жертву и подало меня, как ростбиф на блюде, целой ораве лодочников.

Я оказалась в незавидном положении. Ночь была темная. Кучер получил плату и тотчас уехал, а перевозчики начали сражение за меня и мой чемодан… тогда я наконец заговорила, и достаточно громко, стряхнула его руку, шагнула в лодку и приказала поставить чемодан рядом со мной. „Сюда“, – показала я, что и было немедленно исполнено, так как теперь моим союзником стал владелец выбранной мною лодки, и мы, наконец, тронулись с места.

Реку, похожую на поток чернил, освещали огни множества прибрежных зданий; на волнах покачивались суда. Лодка подплывала к нескольким кораблям, и я при свете фонаря читала их названия, написанные на темном фоне крупными белыми буквами: „Океан“, „Феникс“, „Консорт“, „Дельфин“. Мой корабль назывался „Быстрый“ и, видимо, стоял на якоре где-то ниже.

Мы скользили по мрачной черной реке, а перед моим внутренним взором катились волны Стикса, по которым Харон вез в Царство теней одинокую душу. Находясь в таких необычных обстоятельствах, когда в лицо мне дул холодный ветер, из полуночной тучи лился дождь, моими спутниками были два грубых лодочника, ужасные проклятия продолжали терзать мой слух, я спросила у себя, что я – несчастна или испугана? Ни то, ни другое, решила я. Много раз в жизни мне приходилось, пребывая в значительно более спокойной обстановке, чувствовать себя испуганной и несчастной. „Как это получается, – подумала я, – что я полна бодрости и надежд, а должна бы испытывать уныние и страх?“

Объяснить этого я не смогла.

Наконец в черноте ночи забелел „Быстрый“.

– Ну, вот и он! – воскликнул лодочник и тотчас же потребовал шесть шиллингов.

– Слишком много, – сказала я. Тогда он отогнал лодку от корабля и заявил, что не выпустит меня, пока я с ним не расплачусь. Молодой человек – как я выяснила впоследствии, лакей на судне – смотрел на нас с палубы и улыбался в ожидании скандала; чтобы разочаровать его, я заплатила требуемую сумму. В тот день я трижды отдавала кроны, когда следовало бы ограничиться шиллингами, но меня утешала мысль, что такой ценой приобретается жизненный опыт.

– А вас одурачили! – ликующим тоном оповестил меня лакей, когда я поднялась на палубу. Я равнодушно ответила, что мне это известно, и спустилась вниз».

И снова легко представить себе, что эта сцена списана с натуры, точнее, написана по свежим еще воспоминаниям. Правда, в реальности Шарлотта путешествовала вместе с отцом и Эмили, что, несомненно, придавало ей уверенности, и плыли они не в Бумарин, а в Остенде, знаменитый бельгийский порт, откуда поездом отправились в Брюссель. И еще они ехали не в неизвестность, а в пансион месье Эгера, где их ждали. И все же наверняка затворницам из Йоркширского пастората потребовалось много мужества, чтобы путешествовать по чужой стране[10].