Осознание - Вадим Еловенко

Мама, конечно, расплакалась и после всех обниманий и слов еще долго приводила себя в порядок, осматриваясь в карманное зеркальце. Сотрудники не должны видеть эмоций хозяйки. Пообещав, что сегодня придет пораньше она покинула нас с отцом, а мы с ним поймав такси поехали домой. Тащиться до далекого от магазина мамы монорельса не хотелось ни мне, ни ему.

Добравшись до дома, пока отец готовил нехитрый обед нам на двоих, я перелистывал так основательно позабытые на этот год книги. Все, пытаясь подобрать себе чтиво, я наткнулся на спрятанную за книгами тетрадь с адресами квартир нашей группы. Я аж содрогнулся, беря ее в руки. Адреса и коды к замкам. Контрольные ответы системам сигнализации. Странно было держать это в руках после разгрома всей нашей организации. И после бегства из-под стражи одного из наших лидеров. В тех съемных квартирах, наверное, уже живут другие люди, не ведающие, какие дела в них творились, и какие глобальные вопросы в них решались группой дурачков революционеров. Правильно Вовка сказал: болтуны пацифисты и болтуны воинствующие…

Но ведь появляется вновь и вновь идея демократического государства. И заражает молодежь вернее, чем венерические болезни при небезопасном сексе с незнакомыми. Мне пришлось на себе испытать что, по сути, не важно кто и как правит государством, лишь бы людям было хорошо. Интересно, набили бы мне лицо за эти слова мои бывшие друзья? Вопрос был настолько забавен, что я невольно улыбнулся, вырывая страницы из тетради и пряча ее обратно за книги. На кухне я мелко изорвал странички с адресами и отправил их в мусорное ведро, символично помахав на прощание рукой.

- Чем ты хочешь заниматься? - спросил у меня на кухне отец. - Решил уже? А то мать тебе место нашла в институте синтеза и энергий. Всего четыре года обучения. И три года практической работы. И ты полноценный специалист. У синтезаторов сейчас самые высокие оклады в области разработки материалов.

- Папа, синтезатор это оборудование. Синтезатор это так назывался музыкальный инструмент. Синтезатор это солнце, в конце концов. Огромный такой синтезатор. А человек занимающийся синтезом они или химик или физик, а часто два в одном. - повторил я когда-то оброненную одним лаборантом фразу.

- Ты не умничай, - в шутку сказал отец, - ты скажи тебе это интересно?

Я кивнул, поглядев в окно, за которым особый микроклимат Москвы заставил практически зимой расцветать сирень.

- Ну, и отлично. - кивнул папа, - Обрадую мать.

Я не стал ему говорить, что мне по барабану, куда идти учиться. Синтетику гнать так синтетику. У меня было много времени подумать, чем заниматься в будущей жизни, и я так и не решил там… в лагере. Сейчас уже не решать сейчас уже действовать надо.

- А когда начало обучения? - крикнул я вслед вышедшему отцу.

- В июле! - откликнулся он. Я прошел в зал и спросил его:

- У тебя на работе не найдется места до июля поработать? А то без работы я свихнусь. - признался я.

- Глупости не говори. - отозвался отец набирая мамин номер на видеофоне. Когда мама откликнулась и я заметил ее лицо на небольшом экранчике, отец сказал ей: - Ну, что… наш разгильдяй согласен на институт твой… Синтеза и энергий.

- Вот и хорошо. - обрадовано улыбнулась мама: - Я завтра поговорю с Таней, она его на подготовительные курсы примет.

- Мам! - крикнул я от двери: - А у тебя местечка поработать до июля не найдется для разгильдяя.

- Найдем, если надо! - откликнулась она улыбаясь.

- Никаких работ, милая. Я ему уже отказал. - покачал головой отец. - Ему курс реабилитации проходить надо. Плюс подготовительные курсы для вступления. Он же ничего из школы не помнит, могу спорить!

- Я до ста считать умею! - Шутливо возмутился я, а про себя признал, что отец прав. Жизнь подпольщика и последующая работа в лагере заставили меня позабыть все, что помнил из школьной программы старших классов.

- Ничего страшного. - ответила отцу мама. - Ребенку нужно иметь самостоятельность. А значит, нужна работа и деньги.

Я сильно изменился. Раньше бы я встрял с протестом, сколько меня еще будут считать ребенком. Сейчас я с улыбкой промолчал.

- Вернусь домой и все обсудим. - закончила мама и всех поцеловав на словах отключилась. Отец обратился ко мне:

- Ты пойми. Мама просто не знает о степени твоего поражения. Даже я его пока не знаю. Но если юстиция такую заботу проявляет, то все неспроста. Если у тебя начнутся серьезные проблемы они, наверное, опасаются, что и у них возникнут серьезные проблемы. И так ходят нездоровые идеи о запрете программы альтернативного наказания. Все болтают о не гуманности… и ты знаешь… смотря на тебя я тоже думаю, что надо бы завязывать с такой альтернативой. Я пожал плечами и сказал:

- На стационар я ложиться не буду, это точно. Максимум в санаторий с терапией съезжу на пару недель. Мне о таком знакомый физик говорил. Там в лагере. И мама права. Мне нужны будут деньги. И на учебу и так…

- На учебу у тебя уже есть деньги. Я перевел со своего счета на твой. Вот твоя карточка. - он поднялся с дивана и взял из хрустальной чаши стоящей на полке новенькую еще в банковской пластиковой упаковке карту. Протягивая ее мне, он пояснил: - Там и на учебу и на мелочи. Мы решили в этом году не покупать дом на юге, а все вложить в твое обучение.

Признаюсь со стыдом, я не смог сразу оценить такого подарка. Пробормотав с улыбкой спасибо, я вскрыл карту и приложил большой палец, чтобы карта запомнила владельца. Подержав несколько минут, палец на специальном поле, я спрятал активированную карту в карман и еще раз поблагодарил отца.

- Я через полчаса поеду на Серебряные, там у меня встреча с одним нужным мне человеком. Это по работе. А ты пока отдыхай. Готовься к вечерним сказкам маме.

Проводив отца и оставшись в квартире один, я, не зная чем заняться, включил телевизор, но не столько смотрел его, сколько заставлял себя думать о будущем. Думы выходили какие-то чересчур радужные. Ну, еще бы. Все позади и я дома. Теперь все дороги раскрыты передо мной и больше не будет довлеть надо мной меч юстиции способной наказать меня за плохо выполненную работу. Я был даже в чем-то благодарен лагерю, в котором провел этот год. Поучительно. Именно поучительно он прошел для меня. Я до конца оценил, что в нашем мире человек это никто и ничто и чтобы хоть как-то выжить и приобрести право на мнение, надо жить с этой Системой дружно. Не нарушая ее правил и запретов. Именно так я и представлял себе свое будущее поведение. Мне хватило одного раза, чтобы больше не попадать в такие жуткие обстоятельства.

Теперь мне надо начать учиться, занять свое место в этом обществе. Обзавестись семьей и собственным домом. То есть начать думать в практическом направлении, уйдя от мечтаний юности о государстве, где все решает народ. Наверное, я тогда просто плохо понимал, на что трачу время и силы, раз так легко отказался от моих прежних идеалов после столь незначительной встряски лагерем. Мне пришлось признаться перед самим собой, что теперь я даже не подумаю влезть не то что в противозаконное, но и просто дурно пахнущее дело. Я, неожиданно для себя самого, стал законопослушным гражданином.

Такое понимание дало мне две вещи. Первое уверенность в ранее неопределенном завтрашнем дне. Теперь-то я знаю, что надо хотя бы стараться жить как все. А второе что я, в общем-то, обычный человек, а не уникальный сверх-сверх-сверх и прочее. Я такой же какими были мои родители. Я такой же как сосед Антон, что уже, наверное, на третий курс перешел пока я познавал школу жизни на Диком Поле. Я обычный человек, со всеми своими преимуществами и недостатками. Вот останься я после отбытия наказания непримиримым борцом за справедливое общество и демократический строй… Тогда да. Можно было бы сказать я необычен. Я или дебил, что с первого раза не учится на ошибках или фанатик готовый отдать свободу, а может и жизнь за свои идеалы. Или я струсил просто? А вот в этом мне хотелось разобраться поподробнее.

Усмехаясь своим мыслям, я поднялся, выключил с пульта телевизор и перешел в прихожую. Все так же немного задумчиво немного хищно улыбаясь, я накинул куртку и одев теплую обувь, вышел из дома.

Конечно, в климате защищенной от внешней погоды Москвы мне было жарковато, но я вышел из дома не для того чтобы по городу гулять. Сев в вагончик монорельса я через две пересадки выбрался за дальнюю кольцевую линию погодных генераторов и попал во вполне зимний пригород. Через некоторое время окна вагончика стали запотевать и автоматика включила прогрев салона. Протерев стекло, я посмотрел на заваленные снегом улицы пригорода проносящиеся под монорельсом.

В пригороде предпочитали жить или очень богатые или очень бедные. Судя по домикам подомной, я проезжал над районами не очень богатого населения. Я только пару раз ездил этим маршрутом. Причем оба раза был так поглощен беседой со спутниками, что не обращал внимания на пейзаж за окном. А вот сидя в полупустом вагоне двигаясь туда, куда по идее не стоило мне ехать в первый день возвращения из наказания, я засмотрелся. Не сказать, что мне было что-то удивительно или непонятно. Я все-таки не из детей элиты, чтобы брезгливо или с ужасом вопрошать вслух «Ах как они тут живут». Я знал и эту жизнь пригородов. Отсюда были многие ребята из нашей ныне почившей организации. Просто глядя на эти дома, я пытался понять, если вот они не бунтуют, зная о том, что Москва выбрасывает в их сторону миллионы тон отходов в год. Если они не возмущаются жизнью в зоне умеренной радиации наведенной здесь после индо-пакистанского конфликта, когда облака «грязи» чуть ли не до Австралии и Европы добрались. Если вот эти люди продолжают жить и работать в, мягко скажем, не очень благополучных условиях, то какого черта я вообще полез в это дело? Какие-то листовки рисовал. Подключался к домашним сетям и устраивал спам рассылки агитации бороться с существующим режимом. Рисовал на стенах триколор - символ демократической России. Если это не нужно даже им, зачем я все это делал. Неужели для себя? Неужели чтобы удовлетворить свое стремление переделывать мир вокруг себя?