Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления - Тарик Али

сионисты-«ревизионисты» поддерживали дружественные отношения с Муссолини и Пилсудским, а соглашение Ха'авара[192], заключенное между сионистскими организациями и Третьим рейхом, обеспечило продажу еврейского имущества и переезд какого-то количества евреев в Палестину.

Современный сионизм является идеологией светского еврейского национализма. У него мало общего с иудаизмом как религией, и многие ортодоксальные евреи до сегодняшнего дня сохраняют враждебное отношение к сионизму, как, например, представители секты хасидов, которые регулярно участвуют в палестинских маршах против поселений и оккупации. Сионистское движение зародилось в XIX в. как прямая реакция на оголтелый антисемитизм, который пронизывал Австрию. Первые еврейские иммигранты прибыли в Палестину в 1882 г., и многие из них были заинтересованы лишь в поддержании культурного присутствия.

Движение основывалось на ложной идее о народе без земли и земле без народа. Но такой вещи, как «историческое право» евреев на Палестину, не существует. Задолго до римского завоевания Иудеи в 70 г. н. э. значительное большинство еврейского населения проживало за пределами Палестины. Коренные евреи постепенно ассимилировались в соседних группах, таких как финикийцы, филистимляне и др. Палестинцы в большинстве случаев происходят от древнееврейских колен, как было недавно подтверждено генетическими исследованиями (к большому огорчению сионистов). В 1979 г. Натан Вайншток (а вслед за ним недавно и Шломо Занд) разрушил множество мифов, которые использовались и продолжают использоваться в защиту создания еврейского государства в Палестине. В книге «Сионизм: Лжемессия» (Zionism: False Messiah) Вайншток писал:

В любом случае постепенное распространение древнееврейского населения за пределы Палестины – установленный факт. Кроме того, эта диаспора формировалась мирно, независимо от какого-либо чужеземного завоевания. «Уже во времена военных походов ассирийцев и вавилонян в Палестину [то есть ранее V в. до н. э.], – пишет Рот, – предки еврейского народа впервые соприкоснулись с Европой и европейцами. Еще до окончания библейской эпохи евреи расселились на периферии эллинского мира»{191}.

Тем не менее в 1948 г. Израиль был создан Лондоном, что было одним из последних деяний империи, пребывавшей в серьезном упадке, но все еще обладавшей достаточным колониальным влиянием. Британская мощь была неотъемлемым условием сионистской колонизации. Без силового участия британской полиции и армии она была бы практически невозможна. Арабское большинство (90 процентов населения) смогло бы остановить приток новых еврейских колонистов после Первой мировой войны без особого труда: в 1918 г. в стране было 700 тысяч арабов-палестинцев и 60 тысяч евреев. Последние находились в полной зависимости от протекции британского имперского государства. Сионизм – движение этнического национализма европейского еврейства – отныне стал формой европейского колониализма.

Один из двух претендентов на роль лидера сионизма, Хаим Вейцман, проживавший в Манчестере и благодаря своим познаниям в сфере химической промышленности взятый Черчиллем в оборот в 1915 г., достаточно рано понял, что Великобритания станет ключевым игроком в предстоящей партии, и высказывался соответственно. Его соперник в борьбе за титул великого патриарха Израиля, Давид Бен-Гурион, слишком долго напрасно тратил время и марал бумагу, хватаясь за длинные фалды османских чиновников в Стамбуле – городе, который он любил. Он хотел договориться о создании еврейского государства в качестве османской провинции с османской же помощью.

Новая биография «Государство любой ценой: жизнь Давида Бен-Гуриона» (A State at Any Cost: The Life of David Ben-Gurion) за авторством израильского историка Тома Сегева последовательно опровергает миф о Бен-Гурионе как о романтически настроенном юном социалисте-сионисте и первопроходце, архитекторе рабочего единства и неизменно прозорливом отце нации, ведущем свой народ от одной чудесной военной победы к другой{192}. В версии Сегева его герой никогда не был оригинальным мыслителем, а свои сионистские взгляды усвоил от отца, служившего судебным писцом в царской черте оседлости. В 1906 г., в двадцатилетнем возрасте, он выехал в Палестину «от отчаяния», провалившись при попытке получить место в Варшавском политехническом институте и не считая себя обладающим коммерческой жилкой, чтобы переехать в Америку.

Яффа с ее восточными улочками была «хуже, чем Плоньск». Бен-Гуриону не нравилась сельскохозяйственная работа, а также то, что еврейские фермеры предпочитали нанимать дешевых и квалифицированных арабских рабочих. Чувствуя себя в османском Иерусалиме не в своей тарелке, он предпочитал Салоники и Стамбул (в то время Константинополь), где изучал юриспруденцию в университете, надеясь на дальнейшую карьеру в качестве министра османского правительства, где он смог бы представлять еврейскую общественность.

Отнюдь не обладая политической дальнозоркостью, Бен-Гурион был озадачен ходом Первой мировой войны и появлением Декларации Бальфура – сам он в это время занимался сбором средств на дело сионизма в Нью-Йорке. Он с опозданием поменял сторону, рассчитывая воплотить идею еврейского национального очага теперь уже под покровительством Великобритании, а не османов. Вступив добровольцем в американское подразделение Еврейского легиона, он вернулся на Ближний Восток в августе 1918 г., но почти сразу же угодил в больницу с дизентерией.

Тем временем Вейцман разъезжал по Иерусалиму на роллс-ройсе генерала Алленби. Бен-Гурион так и не избавился от своей зависти к Вейцману с его близостью к влиятельным лондонским воротилам, которая возникла в ходе работы последнего в области синтетических и химических поставок во время войны и была закреплена благодаря дружеским отношениям с Ч. П. Скоттом, редактором Manchester Guardian. Бо́льшую часть времени Бен-Гурион проводил за пределами Палестины, занимаясь плетением интриг с англичанами или сбором средств в Америке («Я никому не пожелал бы выступать перед американской аудиторией, сидящей за обеденными столами в вечерних костюмах»). На обоих фронтах Вейцман уже завязал близкие личные отношения с власть имущими и без усилий переигрывал Бен-Гуриона, которому из-за этого пришлось формировать для себя альтернативную базу поддержки.

По словам Сегева, идеолог сионистского рабочего движения Берт Кацнельсон сумел заложить фундамент организации, которая со временем превратится в «Гистадрут» – Всеобщую федерацию рабочих – и обеспечит Бен-Гуриона той базой, на которой в результате слияния трех крохотных рабочих групп возникнет политическая партия «Ахдут ха-Авода» (предшественница МАПАЙ, Партии рабочих Земли Израильской). Благодаря его усилиям на выборах 1920 г. в квазипарламентскую еврейскую Ассамблею представителей партия одержала победу, получив значительное количество мест – 70 из 314. Основы израильского апартеида были заложены в межвоенные годы. «Гистадрут» не принимал в свои ряды арабских рабочих. Кибуцы были только для евреев. С точки зрения Бен-Гуриона, сегрегация, основывающаяся на этнической принадлежности и идеологических убеждениях, которые способствовали ликвидации границ между классами, была необходимым условием для создания сионистского государства.

Ключевыми активами Бен-Гуриона были его неутомимая энергия и одержимость мелкими деталями, помогавшие накапливать данные по каждому избирателю, «как диктаторы стремятся замкнуть все управление на себе, а коллекционеры впадают в наркотическую зависимость от своей коллекции». В качестве секретаря партии он превратился в «самого могущественного человека в аппарате». Взяв на вооружение идею Менахема Усышкина[193] о «диктатуре сионистского пролетариата», Бен-Гурион стал руководить «Гистадрутом» не столько как рабочим объединением, сколько как протоправительством готового вот-вот состояться государства: единая бюрократия, отвечающая за рабочие места, здравоохранение, образование и вооруженная оборона поселений («Хагана») в тесной координации с Департаментом общественных работ.

Если «Гистадрут» и стал личной вотчиной Бен-Гуриона, то, как показывает Сегев, это произошло прежде всего потому, что никто другой не работал с таким напряжением. Он часто совершал визиты на предприятия и стройки, разговаривал с рабочими, с маниакальной тщательностью отмечая в своих маленьких блокнотах все, что они ему сообщали. По словам одного прораба из Хайфы, «для них он сам был воплощением "Гистадрута"». Обретя наконец мощную базу поддержки, с помощью которой он мог бы переиграть своих соперников, обладавших бо́льшим обаянием и связями, таких как Вейцман и Жаботинский, он нашел своих главных врагов на левом фланге: ветеранов «Ха-Шомера» травили как коммунистов, а Рабочий батальон Трумпельдора обвиняли в большевистских тенденциях[194].

На этом фоне Бен-Гурион предпринял попытку добиться лидерства в Еврейском агентстве – международном исполнительном органе, учрежденном на сионистском конгрессе в 1929 г. под председательством Вейцмана. Сегев дает захватывающее описание победоносной кампании Бен-Гуриона за место лидера в 1933 г., которая включала «пристальное отслеживание всего, что делается в сотах того политического улья, который он стремился взять под контроль», а также бесконечные разъезды по Польше (в его списке значилось 800 населенных пунктов) для вербовки новых членов, голоса которых должны были обеспечить «победу рабочих ради спасения сионизма» от ревизионистов Жаботинского.

Оставаясь главой «Гистадрута», Бен-Гурион принял на себя руководство иерусалимским отделением Еврейского агентства, став фактически теневым премьер-министром.