Есенин - Виталий Безруков

— Ошалел, товарищ! — Наседкин повертел пальцем у виска. — Уголовное дело за мелкое хулиганство?

Катя схватила Есенина за руку и заплакала:

— Сереженька, да что они к тебе привязались? Не отпущу!

Илья угрожающе встал перед милиционером:

— Куды вы его? Брат, не ходи!

— Успокойтесь, товарищи! Никто вашего мужа, товарищ графиня, арестовывать не собирается! На это нет санкции! Мы только составим протокол и отпустим. Пройдемте! — Милиционер зашагал к зданию вокзала.

Есенин отдал чемодан Илье, а Василий взял корзину с фруктами.

— Ничего, я сейчас! — кивнул он и поспешил следом.

Остановившись у двери, за которой скрылись Есенин с милиционером, все четверо молчали, с тревогой поглядывая друг на друга. Но вот дверь распахнулась, и вышел улыбающийся Есенин.

— Делов-то, а шуму-гаму!.. Чего вы перепугались, родные мои?

— Оттого и перепугались, что родные! — прижалась к нему сестра.

— Соня, ты чего молчишь?

— Хорошо, что так легко отделался, Сергей! Ладно, едемте домой! Илья, возьми вещи! Вася, поймай извозчика! — распоряжалась она по-хозяйски. Когда уже они вышли на привокзальную площадь и сели в коляску, Софья поцеловала его в щеку: — Ты посвежел, хорошо выглядишь! Почему так мало писал мне?

В ее голосе, в манерах чувствовалась природная воспитанность, которую она даже подчеркивала своей сдержанностью. И если раньше Есенин старался не замечать этого, то сейчас, после длительной разлуки, она показалась ему фальшивой и чужой.

— Работал! Много написал нового. В Госиздате собираются печатать полное собрание моих произведений. Я получил вызов от Евдокимыча. — Настроение у Есенина испортилось. Он спросил, равнодушно глядя по сторонам: — А чего Бениславская встречать не пришла? Это на нее не похоже!

— Замуж она собралась, — ответила Софья.

— Замуж? — удивился Есенин. — Не за Покровского ли? У них любовь давнишняя!

— Нет, у нее серьезный роман со Львом Седовым… Да, да! — кивнула головой Толстая. — С сыном самого Льва Давидовича Троцкого!

— Шени дэда! — матюкнулся Есенин понравившимся ему грузинским ругательством. — Твою мать!

— Сергей! Прекрати ругаться как извозчик! — сделала ему замечание Толстая.

— Да ладно тебе, графиня! — отмахнулся Есенин. Известие о замужестве Бениславской взбесило его: — Лярва! Значит, была слежка… У-у-у! Болото пакостное!

— Успокойся, Сергей, тебе что? У нас своя жизнь, у нее своя!..

Когда коляска подкатила к мрачному высокому дому в Померанцевом переулке, где находилась квартира Толстой и где отныне на правах мужа поселился Есенин, Софья пригласила всех отметить его приезд. Илья подал ей руку, и она, выйдя из коляски, не оборачиваясь, пошла к подъезду.

— Илья! — позвал брата Есенин. — Вот деньги, сгоняй за бутылкой, только чтоб Сонька не видела!

— Может, не надо, брат?.. Ладно, я схожу! Тебе водку?

— Да! — кивнул Есенин и, обняв сестру и Наседкина, зашагал следом за женой.

В большущей столовой, более похожей на музей, все стены были увешаны портретами Толстого, разными сувенирами и молитвами, написанными рукой самого Льва Николаевича. Катя с Наседкиным, чинно восседая на старинных стульях с высокими резными спинками, неторопливо пили чай из изящных фарфоровых чашек, осторожно держа их двумя пальцами, и притом мизинец оттопыривали далеко в сторону: «для культурности».

— Сергей, тебе налить еще чаю? — церемонно спросила Софья, видя, как Есенин уставился на единственную бутылку вина на столе.

— Чай не водка, много не выпьешь, — грубо пошутил он. — Я лучше вина выпью, «Мукузани»… Для вас вез… а вам, вижу, не нравится. — Он торопливо налил себе полный бокал и выпил.

Послышался звонок в дверь. Есенин вскочил из-за стола.

— Я открою, сиди, Соня! — Он вышел в прихожую и впустил Илью. — Принес водку?

— Как просил! — Похлопал Илья по оттопыривающемуся карману. — Сдача вот! — Протянул он деньги.

— Оставь себе, бездельник! Водку сунь в сапог Сонькин, она не догадается.

Илья едва успел выполнить просьбу Сергея, как вошла Софья.

— А, это ты, Илья!.. Вы чего тут встали? — подозрительно поглядела она на мужа. — Сергей, почему к столу не зовешь брата?

— Да я зову: пойдем, говорю, Илья, поешь! — Он обнял брата и повел его в столовую. Софья оглядела прихожую, потрогала карманы пальто, висящих на вешалке, заглянула в тумбочку у трюмо. Ничего не найдя, удовлетворенно поглядела на свое лицо в зеркале, поправила прическу и вернулась в столовую.

— Да выпей ты, Илья, что ты как красная девица? Это легкое вино; вон, вместе с женщинами выпей! — уговаривал Сергей брата, налив ему полный бокал вина.

— Нет, Сергей, я лучше чаю! И есть не буду, Соня, — отказался Илья, когда та подвинула ему тарелку с закуской. — Ча-ю! Ча-ю! И все!

— А я выпью! Вася, Катя, давайте, за мой приезд! — Есенин жадно выпил и закашлялся. Прикрывая рот платком, он выскочил в прихожую. Все посмотрели ему вслед и переглянулись.

Через какое-то мгновение Есенин вернулся, таща чемодан:

— Вином поперхнулся, не в то горлышко попало. — Он подмигнул Илье, и тот виновато опустил голову.

— Вот, мать честная, подарки я вам привез! Совсем позабыл из-за этого скандала! — Он открыл чемодан. — Вот тебе, Катька! — бросил он сестре большую восточную шаль. — Тебе, Вася, вот трубка восточная — «кальян» называется. Илья, на тебе, как телохранителю моему, кинжал настоящий, осторожно только, не порежь кого, и бурку с шапкой черкесской. А тебе, Соня, самый дорогой подарок. — Он протянул жене сверток. — Восточный халат, атласный! Сам выбирал!

Все сразу стали разглядывать подарки: Катя, накинув шаль на плечи, крутилась перед зеркалом — то так встанет, то эдак, Илья тоже надел бурку и шапку и действительно стал похож на черкеса.

— Теплая какая! Как тулуп!.. Зимой на снегу спать можно! — ликовал он как ребенок. С опаской вынув кинжал, он осторожно потрогал пальцем лезвие. — Бритва! — покачал восторженно головой.

— А как курить-то эту штуковину? — вертел в руках кальян Наседкин.

— Сейчас разберемся! — сказал Есенин и снова шмыгнул в прихожую.

— Ну, как подарки? — спросил он, вернувшись. Глаза его хмельно блестели. — А ты чего, Соня?.. — обиженно удивился Есенин, увидев, что жена даже не притронулась к свертку. — Примерь халат, я посмотрю! Ты чего?..

Софья равнодушно, лишь уступая настойчивой просьбе мужа, надела халат. Стало видно, что он ей велик и совершенно не идет, но Есенин фальшиво обрадовался, всплеснув руками:

— Соня! Точно на тебя шили! Красиво! А? Красиво ведь? — обратился он к остальным. Василий с Катей согласно закивали:

— Да! Да! Очень! Подшить только снизу чуть-чуть! А так хорошо! Блестит как!

— Паранджу тоже надевать? — подняла Софья выпавший из халата черный сверток. В голосе ее и во взгляде читалось высокомерие и даже откровенное презрение.

— Ты чего это так?.. Я без умысла… Что с тобой… гра-фи-ня?! — озлился Есенин. Лицо его побледнело, голубые глаза превратились в льдинки.

— Ой, дай я надену, можно? — предложила Катя, чтобы замять готовый разразиться скандал. — Она надела на себя паранджу. — Ну, как я вам? — прошлась она по комнате мелким шагом, подражая восточным женщинам.

— Здорово! — обрадовался Наседкин. — Вот так и ходи по Москве! До чего мудрые мужики на Востоке! Чадру жене напялил и спокоен. Сергей, там бабы до сих пор вот так ходят? — кивнул он на Катю.

Но Есенин не разделил его веселья.

— По-всякому, — мрачно ответил он. Засунув руки в карманы, он прошелся по комнате, оглядывая портреты и фотографии Толстого. — Раз борода, два борода, три, четыре, опять борода… не меньше десятка! — размышлял он вслух. — Как же мне надоели эти бороды! — проговорил Есенин с тоскливым бешенством. — Ску-у-шно!

Он поглядел на всех невидящим взглядом и вышел в прихожую.

— Василий, пойдите к нему, пожалуйста, — встревожилась Софья, — а то он там сейчас громить все начнет…

Наседкин взял папиросы и пошел к Есенину.

— Что я поделаю? У нас с мамой действительно благоговейное отношение к деду, — заговорила Софья, снимая с себя халат. — Соблюдаются определенные традиции, мама поддерживает вековой уклад. Сергея это почему-то бесит… — На лице ее появилось жесткое, но в то же время страдальческое выражение.

Катя беззвучно заплакала.

— Может, ему опять в больницу лечь? Я поговорю с Анной Абрамовной: она поможет, у нее связи… Ну что тут поделаешь, такой вот он!

— С Миклашевской у него было что-то? — неожиданно спросила Софья.

— С какой Миклашевской? — замерла Катя.

— Не притворяйся, я все знаю…

— Ах, с этой актрисой! — Катя вытерла слезы. — Не-е-ет! Стихи только посвящал, а так ничего, честное слово!