Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Я не знал, что ответить. Все его слова были правдой. Я хотел, чтобы он поставил печать одобрения на избранной мной линии правления. Если бы Мор поддержал меня, мне простили бы все, что угодно. Мне стало очень стыдно.

— Томас, мне нужно, чтобы вы остались, — просто сказал я.

— Я не могу, ваша милость, — так же просто ответил он.

Вот так все и кончилось. Он передал мне большую государственную печать и золотую цепь, кисло улыбнулся и закрыл за собой дверь.

Томас меня бросил! Светлейшая голова, самый разумный голос, глубочайший ум среди всех известных мне людей. Неужели теперь все отвернутся от меня? И ради чего я боролся? Порой я сам не понимал этого. Знал только то, что должен продолжать борьбу.

XLV

С Екатериной худо-бедно удалось договориться. Однако, не подчинившись моему распоряжению, она не выбрала постоянной «удаленной резиденции» и упорно отказывалась покидать окрестности столицы.

Ну что ж, отлично. Придется указать ей будущее место жительства. Я решил, что это будет Амптхилл в Бедфордшире, северное поместье в сорока милях от Лондона.

По моему приказу к Екатерине отправилась депутация из тридцати советников для передачи следующих распоряжений: в двухнедельный срок переехать в Амптхилл; на две трети сократить штат придворных слуг; впредь не титуловать себя королевой; признать меня верховным главой церкви Англии.

Как я и ожидал, она пренебрегла выполнением двух последних пунктов и заявила, что с удовольствием отпустит любого из тех слуг, кто не считает ее королевой, и что совесть не позволяет ей назвать «своего мужа» главой церкви.

Ох! Какова женщина, невыносимо зловредная упрямица! Цепляться за несуществующие узы… с такой трогательной и возмутительной патетикой!

А Мария… Ее высокомерие и грубость показали, что она всецело дочь своей матери, от моей натуры ей не передалось ничего. Она твердила то о Екатерине, то о церкви и о том, как несправедливо я обошелся с обеими. Честно говоря, при всей любви к дочери я не знал, что мне делать с ней, но отлично понял, как враждебно она теперь ко мне относится. С глубокой печалью я отправил эту шестнадцатилетнюю девушку вместе с ее придворными в поместье Бьюли в Эссексе.

Следовало срочно покончить с оппозиционерами и скептиками, которые начали плодиться в моем королевстве. Возможно, они быстрее утихомирятся, если Уорхем, архиепископ Кентерберийский, обвенчает нас с Анной. Высший прелат в нашей стране, для английских подданных он исполнял роль папского заместителя. Вдобавок он проводил брачную церемонию, скрепившую наш «союз» с Екатериной. Ему будет проще, чему кому-либо, объявить незаконным мое первое супружество. Надо настоять на этом.

К моему удивлению, Уорхем отказался. Более того, осудил мои «сладострастные желания», а по поводу отделения от папской власти прочел мне суровую отповедь. Я был рад, когда избавился от его присутствия.

Оставшись один, я принялся бродить по своим покоям. Положение по-прежнему казалось безнадежным. Мор покинул меня. Высший церковный сановник страны не пожелал обвенчать меня с Анной. Папа продолжал угрожать мне отлучением. На моей стороне оставались только Анна и парламент.

И вот, когда я совсем было отчаялся в своем предприятии, обстоятельства изменились с внезапностью летней грозы.

Вмешался Господь, забрав к себе Уорхема. Несмотря на то что святой отец достиг весьма почтенного возраста и давно разменял девятый десяток, я не надеялся, что скоро отделаюсь от него. Я знал его с самого детства, и в моих глазах он был не простым смертным, а прежде всего богоданным и вечным слугой Господа.

Уорхем умер в августе 1532 года. Пора подыскать нового архиепископа — того, кто готов уступить мне. И кому же оказать такую честь? Я уже знал ответ: Томас Кранмер.

Кранмер изумился, когда я сообщил ему о его назначении. Пытаясь возражать, он заметил, что является всего лишь обычным священником. Разумеется, епископская мантия…

А я напомнил ему о Томасе Бекете[72], который, как известно, был дьяконом.

— Но, ваша милость, — запинаясь, произнес он, — Бекета канонизировали, он поистине святой, в то время как я…

— Вы тоже святой человек. В этом у меня нет сомнений, Томас. Послушайте! Да у вас даже имена одинаковые! Разве сие не есть доброе предзнаменование?

Он смотрел на меня смущенно и виновато. Еще ни один кандидат на сан архиепископа Кентерберийского не воспринимал известие о своем повышении с меньшей радостью.

— Я с легкостью получу от Папы необходимые буллы… то есть этот епископ Римский… утвердит все в должное время, без задержки. На будущий год вы уже вполне освоитесь с вашими обязанностями высшего духовного лица Англии!

И вновь Кранмер поднял на меня горестные глаза. Я был воодушевлен, а он опечален!

— Да, ваша милость, — наконец выдавил он. — Благодарю вас, ваша милость.

Теперь я знал, в каком направлении надо идти, путь прояснился. С архиепископом Кранмером, которого должным образом утвердит Климент (вскоре его угрозы будут не страшны, ибо папская власть перестанет распространяться на Англию), моя церковь вновь будет законной. Независимый от Папы, однако назначенный и утвержденный Римом, Кранмер обвенчает меня с Анной, а заодно объявит о недействительном браке с Екатериной.

Анна ликовала. Наконец-то, после пяти с лишним лет ожидания, наши планы близились к завершению. Эти буллы прибудут без задержки. Между тем я мог еще больше порадовать ее: мы с Франциском назначили встречу в Кале, и Анна поедет туда фактически королевой. С недавних пор Франциск стал проявлять сочувствие ко мне и интерес к моему делу — по некоторым подозрениям, из-за противоборства с императором — и воспылал желанием встретиться и обсудить многие вопросы.

Впервые с 1520 года, спустя двенадцать лет, я вновь собрался пересечь Английский канал и увидеть Франциска. С тех пор мы оба лишились старых королев и обрели новых. Полагаю, мы потеряли гораздо больше, чем получили, но старались не задумываться об этом.

Анне предстояло стать моей женой, и я счел вполне уместным, чтобы она начала носить королевские драгоценности, формально еще принадлежавшие Екатерине.

Я отправил к незаконной супруге посыльного с требованием отдать их — и получил отпор. Впрочем, иного я и не ждал. Она заявила, что без лично написанного мной приказа и пальцем не шевельнет. Дескать, только такой документ убедит ее, что супруг помутился рассудком, раз полагает уместным отнять у нее фамильные сокровища. А сама она не может отказаться от них «ради такой безнравственной цели, как украшение особы, являющей собой воплощение греховности христианского мира и навлекающей поношения и позор на короля».

Почему она так упорно досаждала мне? Правда, Екатерина никогда не угрожала мне, но дразнила меня и порой приводила в ярость. Она мелочилась, и это выглядело жалко.

Ходили слухи, что мы с Анной хотим обвенчаться во Франции. Какие глупости! Королевская свадьба состоится на земле Англии, и церемонию проведет английский священник. Тем самым будет утверждена непреложность нашего брака.

Увидев Франциска, я сразу отметил, как он постарел. Потом мне пришло в голову, что он подумал то же самое обо мне. Мы оба изумленно взирали друг на друга. На сей раз мы не утруждали себя устройством «Поля золотой парчи», а попросту договорились о встрече в королевском маноре вблизи границы Кале.

Франциск заметно прибавил в весе и облачился в еще более кричащий по сравнению с прежними наряд. Юношеский задор его сменился стойким цинизмом. Возможно, сказалось пребывание в испанской тюрьме после поражения, нанесенного Карлом. Нынче Франциск безудержно растрачивал свою жизнь в охотах и развлечениях. Достигнув тридцати восьми лет, он так и не стал настоящем государем, словно предпочел предать забвению обременительные королевские заботы. Рядом с ним я чувствовал себя глубоким старцем. А все последние пять лет! Как они изменили меня! Прежде я был неопытным правителем. Меня всячески опекал Уолси. А теперь… теперь я ни от кого не завишу. Порой это удивляет меня самого. Однако я понимал, что еще топчусь на пороге нового мира, присматриваясь к нему, дабы обвыкнуться и сделать решительный шаг.

Все пошло не так, как мне хотелось. Возникли досадные сложности из-за того, что со мной приехала Анна — пока незаконная королева. Ее отказалась принимать новая жена Франциска (ему пришлось вступить в этот брак в обмен на свободу), сестра императора. И сестра Франциска, Маргарита, последовала ее примеру. Это обидело Анну, поскольку в детстве она служила в ее свите при французском дворе.

А когда Франциск в разговоре весьма неуклюже заметил, что герцогиня де Вандом — дама (как бы это сказать?) с подмоченной репутацией, Анна, и без того оскорбленная, была задета до глубины души. В итоге она, увешанная драгоценностями Екатерины, сидела в одиночестве, пока я встречался с Франциском за пределами Кале.