Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Спешившись, Сукэсигэ привязал Оникагэ под растущим рядом кедром. Он приблизился к дому, у входа его встречала женщина лет тридцати. В тусклом свете, падавшем из дверного проема, можно было рассмотреть, что у нее до сих пор сохранилась завидная фигура, а в юности она выглядела красавицей. Подробнее рассмотреть ее черты и выражение лица не представлялось возможным, так как она низко склонилась перед гостем в приветствии. С извинениями она пригласила его в меблированную комнату, в которой пылал жаркий очаг. «Прошу совсем немного подождать. Хозяин дома приболел. Очень скоро все будет готово для приема милостивого государя. А пока сушите платье и отдыхайте. По правде говоря, такой прием слишком прост для вас». С виноватым видом и извинениями за вторжение Сукэсигэ стал заниматься своими насущными делами. Пока его одежда сушилась у очага, он подкрепился и осмотрел комнату. Она представляла собой выдающийся образец архитектурного искусства. Перегородки ее были изготовлены из тончайшего шелка с изображениями летящих над заросшими тростником болотами диких уток кисти большого художника. Деревянную резьбу по хиноки (японскому кипарису) мастера отполировали так, что можно было наблюдать каждую линию текстуры материала. Резьбу перегородок мастера выполнили вручную, подчеркнув естественные особенности материала и придав им неописуемую затейливость. Нелепостью выглядели следы вездесущих насекомых, внесших свой вклад в резьбу кустарей. Как только Сукэсигэ закончил свой осмотр помещения, в коридоре послышался шелест платья идущей женщины. Она поклонилась ему с не в меру сосредоточенным видом. «С робостью и почтением прошу разрешения благородного сударя проводить его в палаты нашего хозяина. Вас ждут. Оправданием такого беспокойства для вас может служить полная недееспособность хозяина дома». Сукэсигэ выразил удовлетворение от возможности лично принести свою благодарность человеку, приютившему его. «Недомогание, будем надеяться, свалило его ненадолго; а гость обязан выразить свою признательность за гостеприимство. Соизвольте проводить меня к владельцу усадьбы». В сопровождении женщины Сукэсигэ прошел по коридору. Просторы поместья на самом деле поражали воображение. Можно было разобрать участки садов, спящих в темноте. Несмотря на позднее время, дом стоял открытым как средь бела дня. Потом его пригласили в просторную, ярко освещенную комнату, в конце которой стояла ширма. Он шагнул ближе к ней. Ширму сложили, и за ней предстала дама. Ее длинные волосы спадали до земли. Она отвернула голову, как будто что-то искала внизу, на земле. Сукэсигэ подошел поближе. Тут дама обернулась. С удивлением и ужасом он взглянул в лицо Ханако. На ее губах играла соблазнительная улыбка с примесью насмешки. «Неужели стыд наполнил сердце моего господина? Осмелюсь просить вас избавиться от него. Ханако призвана всегда служить удовлетворению прихотей ее господина во всех своих воплощениях. Соизвольте присесть вот здесь. Ложе для вас приготовлено; Ханако готова выполнить все пожелания своего господина». Она поднялась и, скользнув к нему, взяла за руку. При ее прикосновении холодок прошелся по всему его телу. Глаза Ханако, горевшие страстью, излучали лютое злое сияние. На ее прекрасном лице запечатлелось выражение победоносного зла, уверенного в триумфе, оно играло в уголках губ, превращая их нежный изгиб в хитро расставленный капкан. Нежно прижимая свою грудь к его руке, она сделала движение, будто хочет обнять его за шею. Сукэсигэ будто бы пребывал во сне: пытался пробудиться, но все глубже в него погружался без надежды освободиться от видения. Он нащупал рукоять своего кинжала. Прикосновение к железу поз волило ему прийти в себя. Усилием воли он отстранил искусительницу на расстояние вытянутой руки. «Проклятый призрак! Снова ты охотишься за несчастным Сукэсигэ; или все это ложь, легенда, принесенная Косиро в Сэйриндзи? Разве Ханако не утопилась в водах Кагами-икэ у города Аохака? Разве ты не паршивое привидение, не гнусный призрак? Пошла прочь! Отстань от меня со своими лицемерными объятиями, пахнущими могилой!» Вытащив свой кинжал, он яростно ударил им по схватившей его руке. Ногти пальцев привидения глубоко погрузились в его плоть, и собственный крик самурая прозвучал ответом на вопль злого видения. Сукэсигэ протер глаза. Все пропало: усадьба, женщины, окружавшая его роскошь… Он стоял среди роняющих дождевые капли деревьев соснового бора. Рядом стоял верный Оникагэ. Разве что несколько капель крови, сочившейся из двух мелких порезов на правом запястье, служили доказательством реальности пережитого только что события.

«Ах! Вот как ввело меня в заблуждение привидение Ханако, – посетовал Сукэсигэ. – Что за незадача! Где теперь искать выход на дорогу? Тут и призраку поклонишься, лишь бы показал путь». Он неторопливо сел на Оникагэ. «В любом случае нет ничего страшного в том, чтобы все-таки двинуться вперед. Только вот для коня такой путь будет слишком трудным». Так оно и было. Но мощное животное доказало свою резвость. Этот конь вел себя как огромная кошка, перепрыгивая через поваленные деревья и пни, протискиваясь между валунами. Наконец они забрались на самый хребет горного кряжа. Сукэсигэ взглянул вниз на тускло отсвечивающие воды Асиноко.[67] Он вышел как раз за почтовой станцией городка Мото-Хаконэ. В свете фонаря виднелась застава со сторожами. Благо его путешествие проходило через лес. На спуске он подошел к дороге, поднимающейся на гору к горячему источнику Асиною. Рядом стоял цудзидо (придорожный алтарь). Так как снова посыпал слабый дождик, наш путник спрятался под его крышей и дал возможность Оникагэ передохнуть после его трудов. Там мужчина и его конь оставались несколько минут. Как только Сукэсигэ собрался сесть в седло и продолжить путь, показались спускающиеся с горы факелы. До рассвета оставался час или чуть больше. Кто бы это мог пуститься в путь через перевал с такой многочисленной компанией? В ней насчитывалось по меньшей мере сорок человек. В середине процессии в нагабо-каго несли пожилого мужчину. Когда его поднесли поближе, Сукэсигэ при свете факелов узнал в нем Ёкояму Ясухидэ. «Хатэна! Небеса доставили его прямо мне в руки. Я отомщу за Ацумицудоно». Он приготовился внезапно напасть, когда паланкин поравняется с ним. Однако Сёгэн зорким глазом заметил невиданного роста Оникагэ, стоявшего в темноте. «Что это за человек? Странно, что Оникагэ оказался в этом месте. В чьи руки попал этот конь?» В соответствии с переданными шепотом указаниями один из слуг свиты толкнул молчаливую фигуру, стоящую рядом с цудзидо, как будто устраняя его с пути процессии. И тут же заглянул под шляпу. Сукэсигэ только-только собрался поразить его мечом, так как слуга в ужасе сбежал к паланкину. «Огури-доно! Огуридоно!» Крики испуганного рото Ёкоямы донесли нужное известие до Сёгэна. Сукэсигэ не успел метнуться в толпу, как вельможа укрылся за сопровождающей его свитой. Сгрудившись, они приготовились поразить вставшее на их пути привидение. Голос Сёгэна привел стражу в чувство: «Не бойтесь. Ни один злой дух не может пользоваться оружием. Перед вами смертный человек, вот и займитесь им. Сообщение о смерти Огури оказалось досужим вымыслом. Этот Сёнин обвел нас вокруг пальца. Нет! Нет! Нападать на этого парня с мечом – напрасный труд. Ведь он же на самом деле страшный человек. Стой ровно, Сёгэн! Сразите его стрелами из лука!» Стражники отбежали к склону горы. Трясущимися руками натянули тетивы. Спрятаться было некуда. Сражаться с таким количеством рото было равносильно тому, чтобы «бить цепом червей летних аскарид в рисовых полях». Дав шпоры своему коню, Сукэсигэ промчался мимо них в темноту ночи.