Партизанская хроника - Станислав Ваупшасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с Андросиком побежали в отряд и вместе с Кузнецовым повели его группу из сорока автоматчиков в контратаку. Партизаны сошлись с противником лицом к лицу. Стреляли почти в упор. После короткого, но ожесточенного боя немцы дрогнули и побежали. Прорыв был ликвидирован.
Вытирая пот, я вылез из душного камыша и увидел на бугорке лежащего Андросика. Кузнецов, наклонившись над ним, снимал с него гимнастерку, мокрую от крови.
— Погиб, прямо в грудь, — тихо сказал Кузнецов.
Партизаны, найдя сухое место, молча похоронили своего товарища.
Противник то в одном, то в другом месте атаковал нашу оборону. С пяти часов утра до полудня отбили двенадцать атак. В штабе собрались посоветоваться. Юрковцев предложил отходить обратно на восток.
— Без нужды вернулись обратно, — со злостью упрекал он.
Я молчал: вернулись мы по моему предложению… Но из того, что здесь нам снова приходится туго, вовсе не следовало, что в другом месте нам было бы лучше. Все дело в том, что сейчас почти везде в этих районах сосредоточены большие силы противника.
— Теперь поздно об этом говорить, лучше подумаем, что будем делать дальше, — перебил Юрковцева Лещеня.
Я предложил во что бы то ни стало продержаться до вечера, а потом прорваться на запад. С этим предложением все согласились.
Мы послали партизан разрушить переправу через реку, чтобы противник не мог ею воспользоваться. Теперь остался только один выход — прорываться на запад.
На командный пункт принесли первых раненых. Со связным я пошел к Козлову. Ему было явно не по себе из-за того, что он не участвует в бою.
Авиация не показывалась. Нам было видно и слышно, как она весь этот день бомбила Воронические болота, где ночью прошли бригады «Буревестник» и 3-я Минская. Мы направились в роту Усольцева.
В это время опять началась атака противника. Партизаны во время атак скосили кусты своим огнем, и теперь большое пространство впереди превратилось в чистое поле, что затрудняло наступление гитлеровцев.
Проползая вдоль линии обороны со связным, я прижался к станковому пулемету и взглянул в лицо пулеметчику. Это был Аркадий Оганесян. Он зорко наблюдал за своим сектором обстрела, ловко поворачивая ствол пулемета.
Вот в кустах слева показалась группа немцев. Вмиг повернулся пулемет Аркадия и заработал. Мы перебежками добрались до Усольцева, приказали ему перебросить на участок Оганесяна несколько автоматчиков.
Отбили и эту атаку. С Усольцевым прошли через цепь партизан. За своим пулеметом лежал с завязанной головой Аркадий Оганесян.
— Ты ранен? Иди к врачу, — ласково сказал ему Усольцев.
— Тяжело? — нагнувшись, спросил я.
— Через прорезы щита прошла и по затылку саданула, — Аркадий отвел воспаленные глаза.
— Приказываю идти к врачу, — сказал я и оторвал его руку от пулемета.
Приказание пришлось повторить. Наконец Оганесян встал, посмотрел на своего товарища и, с трудом размыкая пересохшие губы, проговорил:
— Смотри, Коля, не пропусти фашистов, я сейчас вернусь.
Мы повели его к врачу. Чиркин быстро перевязал рану. Ослабевший Оганесян сразу же заснул.
Приближался вечер. Противник больше часа молчал. С наступлением темноты мы решили идти на прорыв. Но не успело солнце спуститься за деревья, как вновь началась яростная атака. Противник подтянул новые силы и штурмом хотел захватить полуостров. Трудное создалось положение.
Мы приказали взять на носилки всех раненых. Чернова послали к Сермяжко с приказанием во что бы то ни стало отразить нажим немцев и после сигнала — красной ракеты — перейти в контратаку.
— Не будем ждать вечера? — глядя на мои приготовления, спросил Лещеня.
— Нельзя ждать, иначе враг раздавит нас, — ответил я и быстро направился к Козлову.
Он тотчас поднял группу истомившихся в бездействии партизан. Они бесшумно поползли к западному краю обороны полуострова. Из-за топких болот противник вел сильный огонь. Партизаны не отвечали.
— Начнем, — тихо сказал я Козлову и, поднявшись во весь рост, крикнул:
— За Родину! Смерть фашистам!
Мой голос слился с грохотом нашего огня. Соединение одновременно открыло огонь из всех видов оружия. Били минометы, пулеметы, автоматы и винтовки.
Неудержимой лавиной партизаны ринулись вперед. Кто-то обогнал меня, кто-то рядом упал, но поднялся и побежал; кругом трещали автоматы.
— Ура! Ура! Вперед!
Крики, стрельба — все слилось в сплошной гул. На километровом участке мы смяли и большей частью уничтожили противника. Сзади нас, на реке Птичь, переправа уничтожена — оттуда противник не придет. Перепрыгивая через трупы вражеских солдат, мы выбежали на сухое место.
По направлению нашего отряда в воздухе показалась красная ракета. Это Козлов с сотней автоматчиков зашел противнику в тыл и ударил, соединившись с Сермяжко.
Только теперь мы почувствовали смертельную усталость, но отдыхать было некогда, нужно было оторваться от врага. Вперед вышла разведрота во главе с Меньшиковым. Через полчаса поднялись все. За ночь прошли девять километров. Партизаны были сильно утомлены боями, в течение нескольких суток продвигались по труднопроходимым болотам, без питания. Раненых несли на носилках, что затрудняло движение. Нас сильно связывали примкнувшие к нам жители деревень, скрывающиеся от гитлеровцев: женщины с грудными и малолетними детьми, старики.
Несмотря на все эти трудности, боеспособность партизан была отличной. От партизан не отставали и партизанки. Они также мужественно переносили все невзгоды; те, которые имели оружие, отважно сражались наравне с мужчинами, а те, которые были безоружны, во время боев на самом переднем крае обороны готовили партизанам пищу, перевязывали раненых, выносили их с поля боя. Даже детишки и те не падали духом. После того как были прорваны цепи наступавших гитлеровцев и мы ушли с «полуострова смерти» — так прозвали его партизаны нашей группировки, — я во время марша ночью подошел к сбившимся в кучу ребятам и, стараясь говорить веселым тоном, спросил:
— Как живем, ребята?
В ответ на мой вопрос один из них спросил:
— Товарищ подполковник, вы нас не бросите? — В его голосе были слышны мольба и ужас.
Сердце сжалось… Я ответил, что ни при каких обстоятельствах их не оставят. Постарался успокоить ребятишек, заверив, что скоро мы выйдем из окружения.
Детишки повеселели, стали уверять, что марш они выдержат, а есть им вовсе не хочется.
Под утро 9 июня наша группировка остановилась на дневку в заболоченном лесу, в четырех километрах от деревни Лавы. Выставив группы прикрытия и наблюдения, мы расположились на отдых.
Восемь суток, проведенных почти без сна, дали себя почувствовать. Пристроившись, кто как сумел, прислонившись друг к другу, все сразу уснули. Бодрствовали только дневальные и дежурные.
Комбриг Андреев со своим комиссаром Петром Павловичем Ванкевичем подошли ко мне и предложили кусок хлеба с салом. От сильного переутомления не хотелось есть, несмотря на то, что все эти дни у меня почти ничего не было во рту. Как будто отвык от еды. Но когда съел бутерброд, то почувствовал такой голод, что сразу вспомнил поговорку: «Аппетит приходит во время еды», и даже пожалел, что только раздразнил желудок.
Андреев начал шутить, а Ванкевич вспомнил блокировку немцами 25 января 1943 года Воробьевского леса, Княжий Ключ.
— Тогда получилось хорошо, а нам с вами, Станислав Алексеевич, решительно не везет, третий раз в переплет попадаем.
— Ничего, Петр Павлович, выцарапаемся и на этот раз, — ответил я.
День был прекрасный, солнечный; партизанам удалось немного просушить одежду и обувь.
Разведку с утра решили не посылать: во-первых, чтобы не выдать себя, во-вторых, трудно было вести ее, так как в населенных пунктах населения не было. Спасаясь от гитлеровцев, все, кто мог, ушли в лес.
Для обсуждения дальнейшего плана действий пригласили комбрига Юрковцева. Приняли решение прорваться в Воробьевский лес, а под вечер произвести разведку в населенном пункте Лавы.
День прошел спокойно; авиация противника не появлялась. Вечером получили данные, что в Лавах и Щитковичах стоят какие-то немецкие части с пушками.
С наступлением темноты двинулись лесом на прорыв через Лавы. К часу ночи все отряды вышли на рубеж атаки.
Гарнизон гитлеровцев в Лавах оказал яростное сопротивление. В течение тридцатиминутного боя его боеспособность была подавлена. Гитлеровцы бежали в Старые Дороги. А мы двинулись вперед, в Воробьевский лес. В пути наша разведка выяснила, что немецкие войска снимаются, значит, карательная операция заканчивается.
В Гресском районе мы встретились с партизанами бригады имени Фрунзе, которые рассказали, что в ночь на 3 июня бригада отошла за шоссе Осиповичи — Бобовня.