Игра - Фарит Маратович Ахмеджанов

нас будет допрашивать поодиночке, все равно мы разное говорить будем. А если будет со всеми вместе — что-нибудь придумаем. Растерянность и разнобой нам даже лучше пойдут, в такой ситуации. Мы ж пойманные с поличным тайные охотники за сокровищами, без лицензии и всего, что тут полагается. Так, Калей?

— Тут не нужна лицензия, — откликнулся Калей, он что-то штриховал уже на большой карте. — Тут слова-то такого не знают.

— Дикие люди, — хмыкнул Феликс. — Что, Калей, дальше что описываем?

— Дорогу. Раин, что скажешь?

— Ну, дорога как дорога. Желтовато-зеленоватого цвета. Практически сливается с землей. Выделяется только тем, что ровная, и если нагнуться, то видно, что сложена из камней.

— Какой формы камни?

Раин нагнулся.

— Разной формы. Есть прямоугольные, есть треугольные, есть вообще непонятно какие. Но подогнаны очень хорошо.

— Кстати, о подгонке, — Феликс выпрямился и позвал гномов. Те, кстати, тоже исследовали дорогу, но немного поодаль, у обочины.

— Гонд, скажи, как строят дороги гномы?

Гонд подумал.

— Мы всегда сначала представляем себе результат. Что хотим получить. Рисуем, смотрим, как это выглядит на местности. Думаем. Потом то, что так представили — делаем. Тешем камни, подгоняем, скрепляем их между собой, чтобы держались, ставим скрепы, отсыпаем и так далее.

— А здесь что, не так?

— Мы кладем камни так, как того хотим мы, — сказал Гонд после небольшой паузы. На лбу его появилась глубокая вертикальная складка. — А здесь камни положены так, как того хотят они.

— Кто они?

— Камни.

— Ничего не понял, — сказал Феликс. — Поподробнее можно.

Гномы переглянулись, потом Роли пошел на обочину. Поискал там что-то.

— Вот, смотрите. Два камня. Я хочу, чтобы они лежали рядом.

На его ладони лежали два камешка. Он прижал их один к другому. Потом отпустил. Камни отвалились.

— Я хочу — они не хотят. Что мне делать? Я беру чекан, я беру молоток, подбиваю их так, что они стоят рядом, потом подпираю другими — и у нас получается то, что я хочу.

Он снова прижал два камня друг к другу, Фоли там временем подпер их сбоку еще двумя. На широкой ладони гнома появилась нечто вроде стенки.

— Видите, стоит. Вроде бы все нормально. Я сделал то, что хочу я. Но камни так стоять не хотят. И если что-то случится, — он пошевелил пальцами, боковой камень завалился, за ним обрушились и все остальные. — Все, того, что я хочу уже нет. Есть только то, что хотят они. Камни.

— Строить надо крепче, — заметил Феликс.

— Да. Мы и строим. Подпираем сильнее, соединяем плотнее. Но это неважно. Если камни не хотят быть вместе, то рано или поздно все скрепы ослабеют и если их не подновлять, то все развалится.

— Кажется, я понимаю его, — хмыкнул внимательно слушавший его Савон. — Хороший пример действия второго начала термодинамики.

— Ага, — откликнулся Гонд, потом отошел и топнул ногой по дороге. — Тут камни лежат так, будто они хотят так лежать. Хотят, чтобы здесь была дорога. Они сами друг к другу прижимаются, без скреп.

— Как такое возможно?

— Не знаю. Мы смотрим — по частям все понятно, а в целом, — Гонд махнул рукой вдоль дороги. — Непонятно.

— У нас есть такие места, — вдруг сказал Фоли. — Арка Трора на нулевом ярусе Эребора. Трор сложил ее сам, молодым, без чьей либо помощи. Она сложена из камней, но стоит как единое целое. Когда штурмовали Эребор — она упала. Но не развалилась. Так и лежала, а потом ее снова подняли.

Гонд наклонил голову.

— Ты хорошо сказал, — обратился он к Фоли. Тот низко поклонился, его глаза блеснули.

— Значит, вы тоже так можете? — спросил Калей.

— Трор никогда не объяснял, как сложил свою арку. И он больше ничего не строил сам. Он был кузнец, а не каменщик, — нехотя сказал Гонд. — Это сделали не гномы. Во всяком случае, не те, о которых сохранилась память. Я бы слышал о таком умении.

— Тогда, может это эльфийская работа? — спросил Калей.

— Может. Я не знаю. Но это дело тех, кто работает с камнем иначе, чем мы.

Больше спрашивать их было не о чем — гномы это почувствовали и отошли, заговорив о чем-то своем. Калей что-то еще отмечал на своей карте, потом развернулся.

— А теперь что видишь? — снова спросил он у Раина. — С другой стороны дороги по ходу движения.

— Тут… один очень большой холм, поодаль. Большой не в смысле высокий — не выше прочих, но просто очень длинный и массивный. И даже немного кривой — у него четко видный гребень, и этот гребень изгибается, как дуга. То есть, у этого холма нет отдельной вершины.

Вниз от гребня идут две промоины, одна как раз напротив того места где мы стоим, почти посередине дуги, а вторая — с левого его края. Она глубокая, как небольшой овраг. У нижнего края этого оврага стоит дуб, он накренился. Довольно сильно — нижние ветки упираются в землю и, кажется, сами по себе корни пустили. Верхушка обломана — то ли молния в него попала когда-то, то ли еще что.

— На что похож холм? — перебил его Феликс.

— На большого динозавра, — не задумываясь ответил Раин. — Он улегся, изогнулся, только спина торчит.

— А что за динозавр? — не отставал Феликс. — Бронтозавр, или, скажем, стегозавр? Или хищный?

— Отстань, — ровно ответил Раин. — Есть что дополнить?

— Есть, — Феликс встал рядом с ним. — Во первых, ты забыл упомянуть, что склон у холма очень каменистый и на нем почти нет травы. Что сильно отличает Динозавра от Пирамиды или Кита.

— Не забыл, — раздраженно сказал Раин. — Я еще к этому не приступал. Вот закончу с формой, перейду к содержанию. А когда закончу, тогда и критикуй.

— Хорошо, хорошо, — примирительно сказал Феликс. — Заканчивай.

— Спасибо. Итак, склон с изрядными проплешинами. Зато у подножия много деревьев. Правда растут все поодаль, расстояния между ними большие — так что не скажешь, что рощица или еще что. Просто редкие деревья окружают почти всю подошву холма.

У подножия же этого холма — два очень больших валуна. Лежат неподалеку друг от друга. Один врос в землю почти наполовину, второй — едва на треть, возвышается метра на три.

Так… левее этого холма еще один, поменьше. Тоже неправильной формы, один склон крутой, второй — более пологий. Тоже очень похож на дюну. Он весь покрыт травой, у подножия — полоса кустарников, а вот деревьев ни на нем, ни у его подножия практически нет. За исключением того самого на редкость могучего дуба, под которым вчера Пирон нам вставил по первое число.

Дальше идет небольшая