«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века - Владлен Измозик

Я постарался проверить эти различные свидетельства по документам. Действительно, в 1892 году в Петербурге проживали София Гавриловна Доливо-Добровольская, учительница 2‐го Московского городского начального женского училища, а также подполковник И.А. Меньчуков, пристав Полюстровского участка, так что вполне могла проживать и госпожа Меньчукова1130. Но, естественно, определить, какая из двух дам стала предметом раздора между российским сановником и бразильским дипломатом, не представилось возможным.

Таким образом, все версии, при частных расхождениях, сходятся в основном. Если же верить варианту А.В. Герасимова, то резолюции могло и вовсе не быть. Добавим, что спустя годы, в октябре 1905‐го, Петр Николаевич, человек несомненно сильной воли и государственного ума, вернулся в МВД в качестве министра.

По воспоминаниям директора ДП (9 мая 1902 года – 4 марта 1905‐го) А.А. Лопухина, перлюстрация использовалась в начале XX века в подковерной борьбе между двумя крупнейшими фигурами в правительстве: министром финансов С.Ю. Витте и министром внутренних дел В.К. Плеве. В июле 1904 года Плеве был убит эсером Е.С. Сазоновым (Созоновым). 26 августа в ходе официального осмотра бумаг, хранившихся в кабинете покойного, в среднем ящике письменного стола (между наиболее секретными документами) были обнаружены две пачки перлюстрированных писем. Одна из них представляла собой копии и два подлинника писем самого Лопухина его двоюродному брату, известному деятелю либеральной оппозиции, профессору Московского университета С.Н. Трубецкому. Во второй пачке находились копия письма министра финансов Витте близкому ему лицу с резкой критикой политики Плеве, а также копии писем представителей крайне правых течений, убежденных в близости Витте к «жидомасонским» организациям и в том, что его деятельность помогает революции. К этой второй пачке перлюстрированных писем была приложена собственноручная записка Плеве, представлявшая их императору для прочтения. Николай II на этой записке сделал надпись о том, что тяжело разочаровываться в своих министрах. Таким образом, по мнению Лопухина, целенаправленный подбор перлюстрации, осуществленный Плеве, достиг своей цели: опорочил Витте в глазах государя1131.

То, что В.К. Плеве использовал перлюстрацию в подковерной борьбе, находит подтверждение и в дневниках А.С. Суворина. 4 августа 1904 года Алексей Сергеевич записал: «В бумагах Плеве [А.А.] Лопухин нашел груду писем выдающихся администраторов с пометками государя. Это все перехваченные письма, которыми Плеве занимал императора. Лопухину было так тяжело, что якобы все это сжег. Совершенно напрасно, да я думаю, он и не сжигал». При этом Плеве не гнушался «осветить» государю и интимные стороны жизни представителей российской элиты путем перлюстрации их переписки. 9 августа того же года у Суворина следующая запись: «Лопухин нашел у Плеве переписку князя [В.П.] Мещерского с его любовником [Н.Ф.] Бурдуковым [чиновник министерства сельского хозяйства, сотрудник газеты «Гражданин»]. Переписку читал царь. Он относится к этой партии равнодушно… [курсив А.С. Суворина]»1132.

В свою очередь, по словам Лопухина, ссылавшегося на личный рассказ Плеве, С.Ю. Витте вместе с заведующим ОО ДП (с октября 1902 года) С.В. Зубатовым и влиятельным консервативным публицистом В.П. Мещерским в первой половине 1903 года задумали «свалить» Плеве и на его место посадить Витте. Для этого Зубатов сочинил текст письма, якобы написанного одним верноподданным другому и попавшего к Зубатову путем перлюстрации. В письме резко осуждалась политика Плеве, говорилось, что тот обманывает царя и подрывает в народе веру в него; утверждалось также, что только Витте по своим талантам и личной преданности царю способен проводить политику, которая оградила бы страну от бед и придала бы блеск правлению Николая II. Мещерский, имевший личный доступ к государю, должен был вручить ему это письмо как передающее голос народа и убедить последовать указанному пути.

Однако Зубатов посвятил в данный план М.И. Гуровича, бывшего революционера, а затем одного из крупнейших секретных сотрудников ДП. Гурович в свою очередь сообщил об этом Плеве и даже представил копию сфабрикованного письма. Плеве в день ближайшего доклада государю доложил об интригах министра финансов. На следующий же день (16 августа 1903 года) Витте получил отставку с поста министра финансов и был назначен на второстепенный пост председателя Комитета министров. Одновременно был смещен и выслан из Петербурга Зубатов1133.

В апреле 1917 года в одной из киевских газет утверждалось, что в 1911 году, во время печально знаменитого визита Николая II в город, руководитель «черного кабинета» К.Ф. Зиверт со своими сотрудниками занимался привычной работой, вскрывая в том числе письма товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова, начальника дворцовой охраны А.И. Спиридовича, начальника канцелярии Министерства императорского двора А.А. Мосолова. Но в это же время один из почтовых помощников Зиверта, Д.С. Варивода, доставлял письма самого Зиверта товарищу министра внутренних дел Курлову и начальнику Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко1134.

Тем не менее все эти частные случаи не могут перечеркнуть значения массовой перлюстрации для изучения реальных настроений в обществе. Иначе пришлось бы, подобно неким «городским сумасшедшим», поверить в теорию заговора – в то, что какие‐то тайные «кукловоды» специально сочиняли сотнями и даже тысячами письма для перлюстраторов.

На деле, как отмечает крупнейший современный исследователь истории российского политического розыска XVIII века Е.В. Анисимов, «дневниковые записи, рукописи записок и книг, а также письма, обычно становились самыми опасными уликами при разоблачении государственных преступников. <…> потом, на следствии, каждая строка письма записки, черновика тщательно изучались в поисках “подозрительного”… переписка всегда вызывала подозрение власти, так как могла использоваться в шпионских целях, для связи с противниками России»1135. Поэтому все российские императоры и императрицы, начиная с Елизаветы Петровны, регулярно получали выписки из перлюстрированной корреспонденции и накладывали на подобные документы высочайшие резолюции. Как сообщалось в докладе И.Н. Дурново от 5 января 1895 года, «в царствование императора Павла I и особенно… императоров Александра I, Николая I и Александра II, на монаршее воззрение представлялись все извлечения из частной корреспонденции, могущие осветить перед монархом те случаи и обстоятельства, которые, по каким‐либо соображениям правительственных или частных лиц, могли бы быть затемнены или скрыты от Его Величества»1136.

Постепенно появились специальные обзоры перлюстрированной корреспонденции. Одним из первых таких примеров была «Книга по частным сведениям», подготовленная в 1857 году на основании более чем 300 перлюстрированных писем1137. При Александре III государю представляли ежегодные всеподданнейшие отчеты о деятельности перлюстрационной части в империи. Они содержали «свод всех наиболее выдающихся извлечений из частной корреспонденции, представляя… обзор внутреннего и внешнего положения империи… и деятельности всех министерств за данный год». Объем этих сведений не был постоянным. Если отчет за 1886 год составлял один том, то за 1887‐й – три тома. На каждом отчете имелась пометка императора об ознакомлении с перлюстрацией. Например, первый том отчета за 1887 год был возвращен 14 марта 1888‐го, второй – 25 марта 1888‐го, третий – 28 марта 1888 года1138.

Такая же практика сохранялась и при Николае II. В условиях нарастающего кризиса политической системы в начале XX века, при слабости Николая II как государственного деятеля, министры стали использовать перлюстрацию в качестве орудия личностной или ведомственной борьбы. Например, по показаниям от 12 мая 1917 года бывшего директора ДП и товарища министра внутренних дел С.П. Белецкого,

министр внутренних дел мог не дать копии тех писем, которые могли быть интересны председателю Совета министров. <…> [Б.В.] Штюрмер, будучи председателем Совета министров, не имея еще портфеля министра внутренних дел, потребовал от [А.Н.] Хвостова, чтобы вся перлюстрация шла первоначально к нему. <…> Список этих лиц передавался… [М.Г.] Мардарьеву. <…> министры [внутренних дел] перлюстрировали [так в тексте] письма, когда их интересовали отношения лично к ним тех или других сочленов по кабинету. <…> Министру [А.Н. Хвостову] посылались средним числом в день от 20 до 25 писем… иногда бывало больше сорока1139.

Известный авантюрист и многолетний сотрудник российских спецслужб И.Ф. Манасевич-Мануйлов на допросе 20 июля 1917 года показал, в частности, следующее: председатель Совета министров С.Ю. Витте в конце 1905‐го – начале 1906 года констатировал, что министр внутренних дел П.Н. Дурново сообщает ему не все перлюстрированные сведения1140. А.Н. Хвостов, министр внутренних дел в сентябре 1915‐го – феврале 1916 года, на допросе 18 марта 1917 года уверял – перлюстрация шла к товарищу министра С.П. Белецкому, а «потом – частью – попадала ко мне: то, что Белецкий считал нужным мне дать»1141. О возможности использования перлюстрации в подковерной борьбе начала XX века говорил на допросе 10 июля 1917 года также бывший товарищ министра внутренних дел и государственный секретарь С.Е. Крыжановский. Отметив, что П.А. Столыпин «ставил под надзор даже своих родственников», Крыжановский добавил: «Никто не был гарантирован, что ему не подсунут письма, включив в него две-три фразы»1142.