Гиблый Выходной - Алексей Владимирович Июнин

из раны на животе не унималась, пропитав одежду и брюки, он не мог разогнуться. Если бы не вовремя попавшаяся ему на пути Зинаида, он бы вообще не смог передвигаться, она буквально тащила его на себе. А он, душевно корчась от внутреннего чувства вины, боялся встретиться с ней взглядом. Ему было больно и противно от самого себя.

Зинаида, его пухленькая Зинаида, чьи большие сиси он так любил жмахать и чьи толстенькие круглые губы делали ему очень хорошо, сейчас почти поддалась истерики, она пускала горячие слезы и обнимала своего молодого возлюбленного так сильно, что у несчастного похрустывали суставы и он вскрикивал от боли. Он просил ее не волноваться, утверждал, что все нормально, что с ним просто произошел несчастный случай, но Зинаида Зинаидовна никогда не была простодушной девочкой и, разумеется, она не могла не видеть сильно потрепанный внешний вид любимого, его раны по всему телу, ссадины, мокрая холодная одежда. Увидев, чем Лева Нилепин скрепил края раны на брюхе, Зинаида принялась чуть ли не кудахтать, это в определенной степени раздражало Леву. Он и сам понимал, что степлер не лучшее средство медицинской помощи.

Он падал на пол, Зинаида поднимала его, а он, сделав несколько слабых шагов, вновь оседал. Его женщина причитала и будто бы квохтала, ее круглое лицо было в красных пятнах, губы дрожали. Прижимая его голову к своей необъятной груди, она сквозь слезы говорила о подтверждении своих тревог и о том, что она никому его не отдаст, что вопреки предсказанной судьбе она спасет его. Обязательно спасет! Поможет! Ведь именно для этого она здесь. А он, маленький глупенький мальчик, еще не хотел, чтобы она приезжала, прятался от нее. А ведь она чувствовала, знала! Знала!

Лева не совсем понимал, о чем конкретно говорит его дорогая, но принимал ее слова с покорной безвыходностью. Пусть говорит и думает, что считает нужным. Сейчас у него совсем не было ни сил, ни желания вступать с ней в полемику, ему бы прилечь… Прилечь и поспать. Ему было жутко холодно, мокрая одежда пробирала до костей.

Он не думал о том, куда его ведет Сферина. Главное, что она действительно может ему помочь.

Но вдруг что-то остановило их, Сферина внезапно дернулась и замерла на месте, а проследив за ее остолбеневшим взглядом, Лева увидел нескольких человек на участке резке стекла. Двух он припомнил, он уже встречал их в цеху. А третьей была главный бухгалтер Оксана Альбер.

– Вон они! – возвестила Оксана и указала на Нилепина и Сферину обоими вытянутыми вперед руками. – Вон! Главбух Альбер и завпроизводством Соломонов!!! Я же сказала, что мы договорились встретиться здесь!

Нилепин ничего не понял и только похлопал глазами.

– Где Соломонов? – спросила Зинаида.

– Вот он! – кричала Оксана Альбер, указывая то на саму Сферину, то на Нилепина.

– Где? – Зинаида Зиновьевна не могла понять, отчего Альбер, указывая на ее истекающего кровью любимого называет его Соломоновым. – Какой же это Соломонов, Оксан? Ты что не видишь кто это?

– Я все вижу! Не притворяйся! – кричала главная бухгалтерша. – Это начальник производства Соломонов!

– Вот как? А я тогда кто? – сердито спросила Сферина.

– А ты Альбер!

– Кто я? Это ты Альбер!

– Не выдумывай. Кого ты хочешь обмануть, толстуха! Может ты этих двух смогла бы обвести вокруг пальца, – настоящая Альбер кивнула на сопровождающих ее двух напряженных мужчин в синей форме монтажников вентиляционных систем. – Но уж я-то тебя знаю!

– Зина… – обратился Нилепин к Сфериной. – О чем она говорит? Я что-то не врублюсь…

– Я тоже, – тихо ответила Зинаида Зиновьевна.

Не прошло и мгновение как на них двоих был наставлен пистолет одного из двух незнакомцев. Он приказал оставаться им на месте и поднять руки, а когда они это сделали, подошел к ним вплотную и, пренебрегая удивленными взглядами двух пар глаз, в более чем грубой форме спросил кто они. Зинаида едва успела раскрыть рот, как к ним подбежала Оксана Альбер и заявила, что они те, кого они ищут, а именно – Соломонов и Альбер. Что у них какие-то деньги, что они их, видимо, спрятали, а теперь прикидываются не теми, кто они есть на самом деле.

– Вам тоже нужны деньги? – вымолвил Нилепин.

– Да, – отчеканил усатенький, прожигая его взглядом. – Они у вас, да?

– Нет, – ответил Лева, поморщившись от боли в животе. – У нас их нет и не было…

– О чем ты говоришь, Лева? – Зинаида Зиновьевна не понимала ни слова.

– Мы пришли за деньгами, да… – сознался Лева, имея в виду самого себя и своего товарища Юру Пятипальцева, – только их уже не было… сейф был пуст…

– Врешь! – рявкнул усатенький. – Бабло у вас!

– Мы не брали… Там был Шепетельников, он… – дальше Нилепин не договорил, не хотел рассказывать подробности, перед незнакомыми людьми. Для Левы начался какой-то непонятный бред. Сквозь пелену боли и головокружения он будто со стороны наблюдал как собравшиеся принялись спорить кто есть кто. Альбер утверждала, что она вовсе не Альбер, а Альбер – Сферина. Сферина, конечно, оспаривала это утверждение. Но на этом коварная обманщица в забрызганном какими-то красными брызгами белом пальто не остановилась и принялась доказывать, что он – Лев Нилепин – вовсе не тот, за кого себя выдает, а самый что ни на есть начальник производства Константин Соломонов. Это было чудно, тем более, что Нилепин ни за кого себя не выдавал и даже не задумывался над этим. Он смотрел на странную Оксану Игоревну и даже не старался понять что-либо. Это просто чушь собачья! Но в какой-то момент, когда Сферина почти полезла в драку с усатеньким и бледнолицым Лева, кажется, кое-что вспомнил. Кое-что из далекой дали, когда он встречался в Оксаной Игоревной. Ох, как он с ней встречался, как встречался! Он приходил к ней после рабочей смены прямо в опустевший офис. Приходил уже почти готовый, ей оставалось лишь стянуть с него джинсы и самой встать на колени. Она знала, что ей нужно сделать, а уж он тем более. Они оба прекрасно выучили свои роли и исполняли их так, как будто занимались этим последний раз в жизни. Он долбил ее до судорог в ногах, она истошно повизгивала и извивалась под ним как уж на сковородке. Это было сказочно!

Но натура Левы Нилепина не могла долго оставаться с одной девушкой, он считал своим непосредственным долгом как мужика расширять свой сексуальный опыт и применять его к максимально возможному количеству особей. Он обязан был дарить счастье не только себе, но