Человек в Замысле Бога. Книга четвертая - Игорь Борисович Мардов

совпадения у прозревателя есть, но они у него наносное. Прозреватель не может в качестве доказательства правоты своей мысли искать подтверждения в мнениях других (лучше знаменитых) людей. Для него позади него никого нет. Его время всегда не пришло.

Прозреватель, быть может, и желал бы опереться на добытые до него прозрения, да не находит их. Не потому что их никогда не было, что у него нет предшественников, а потому, что они, как и у него, рождались в полном одиночестве свободного пути жизни.

Свободный путь жизни – дорога одинокого. Прозревательское мышление – мышление одинокого и мышление одиночки. Адолон предоставляет в его распоряжение и свой дух создания, и эденский Свет Разума, но обрекает его на сугубо одиночное восхождение.

Одиночество – свой крест прозревателя, крест на каждый день.

Полвека назад я положил под стеклом на рабочем столе записку, написанную моей рукой, по-видимому, в минуту яркого прозрения предстоящей жизни. «Выхожу – один я – на дорогу. Предо мной тернистый путь лежит. Ночь мрачна. Никто не внемлет Богу. Лишь звезда с звездою говорит».

На обложку этой книги я поместил картину писателя-прозревателя Леонида Андреева «Один оглянулся». Прозреватель – тот, кто один и оглядывается.

9

Адолон несет адолоническое начало – начало Искренности и прозревательского мышления. Задушевная Искренность – сияние Света Адолона. Прозрения – сияние духа создания Адолона. То и другое – адолоническое сияние в человеке. Задушевная Искренность сама по себе прозрение.

Человек, обращающийся за Искренностью и получающий ответ, – адолонический человек, с рождения как-то причастный Третьему Лицу.

Четвертое Лицо работает с эденским Светом Разума. Восьмое Лицо с эденским Светом Любви. Третье Лицо работает с двумя другими Лицами Отца и с эденофилическим Светом, свитым из эденских и филических Светов. Своя совесть, своя истина и своя любовь требуют своей Искренности. Это непременное условие. Бессовестный человек искренним не бывает. В прозревателе всегда горит свободное нравственное чувство.

Прозревательского мышления не бывает без своей совести, своей истины и своей подлинности. У прозревателя на свободном пути своя истина, своя правда, своя подлинность всегда вместе.

Искренность предваряет прозрения. Состояние задушевной Искренности – состояние юности прозревателя.

Обращение за Искренностью (к своей правде) – расчистка дороги к прозревательскому мышлению, освобождение ее от хлама. Все наносное, неподлинно подобное улетучивается в лучах Света Адолона. Огрехи прозревания на свободном пути сами себя разоблачают Искренностью.

В самой по себе задушевной Искренности есть волящее начало. Адолонический человек не всегда человек мудрый, но всегда – сарически волящей Искренности.

Адолоническое начало и его воля действуют исключительно во внутреннем мире человека. Она обращена к себе и на себя. Ею в человеке обладает не авторское Я и, тем более, не Я-Встречи, а серафическая личность. Самость при этом может жить своей жизнью.

Жить с адолоническим даром трудно. Воля задушевной Искренности часто требует действия, которого Самость не хочет. Адолонический человек, чтобы быть изворотливым в житейский делах, во многих случаях предпочитает не спрашивать себя.

Как прозревателю различить прозрения от игры воображения и интеллекта? Со стороны, в готовом продукте это различить очень трудно. Но сам прозреватель (в силу Искренности) знает, когда он сам совершал усилия воображения или интеллекта, а когда беструдно получил, что получил, самым неожиданным образом.

Иногда думаешь об одном, мысли идут потоком, и вдруг, даже не обрывая их, на миг сверкнет искра прозрения, ничего общего не имеющая с ходом мысли. Я не раз пытался проследить связь потока мысли и этого инородного прозрения, и не смог. Словно кто-то продолжает за меня мою работу без моего ведома. Более того, указывает мне на то, как я должен продолжать начатую работу.

Прозрение почти всегда постороннее тому течению мысли, в котором оно явилось. Бывает, что искра прозрения с огромной скоростью промелькнет в сознании и может никогда не вернуться, оставляя после себя духовное страдание от упущенного прозрения. Всегда есть соблазн додумать начатую мысль до конца и обратиться к прозрению. Этого нельзя. Прозрение дается на определенный миг, за который прозреватель должен зафиксировать его. Это особое нарабатываемое многим опытом умение.

Ошибиться, принять полет вдохновения и своего творчества за наитие гения Адолона нельзя еще и потому, что прозрения, как правило, приходят в состоянии изнеможения, упадка сил, когда даже намека на какое-либо возбуждение творческой воли нет. Это родовая черта прозрения.

Впадаешь в состояние полной творческой нищеты, полного самопогашения, безысходной бездарности, пустоты в себе и ощущения своего ничтожества. Ни тьмы, ни света на душе. И мозговая немощь, чисто физиологическая. В полупрострации и без сосредоточения смотришь в себя и видишь груду отгоревших углей мысли. И вот внезапно в груде остывших углей извержение, яркий столб, который не ослепляет, а удивляет. Потом понимаешь, что тебе дано именно то прозрение, которое тебе необходимо, чтобы работать дальше.

Именно это состояние, видимо, описывал Исайя. Одно из прозрений своей жизни, то самое, которое Толстой описал в «Записках сумасшедшего», начиналось с «арзамасского ужаса», ужаса переживания души как бездонной темной дыры в себе.

Это состояние прозреватель испытывает не раз и не два, а многие десятки раз, но опыт ничему не учит. Каждый раз ничего не ждешь от себя, страшишься, что теперь это с тобой навсегда, не веришь, что сможешь стать другим, и полон отвращения к себе. И всегда, как в первый раз, удивляешься на пришедшее неожиданно новое прозрение. А когда оживаешь, когда тьма пустоты внутри прекращает давить, то мигом возвращаешься к себе и с удивлением сознаешь, что опять не понимал, что с тобой происходило. Поразительны дела Твои, Господи.

Чем дальше по свободному пути, тем явление, о котором рассказываю, становится чаще и поразительнее.

Понятно, что прозрения приходят в состоянии творческой немощности потому, что творческая активность, и прежде всего воображение (которое творит в развитие или в украшение), забивает их источник. Но Адолон трудится вообще независимо от того, что происходит с прозревателем. Он высвобождает душевное пространство и устанавливает тишину и тем самым в пустоте раскрывает дверь прозрению.

Адалон насильно и безапелляционно вводит прозревателя в немощное состояние, как бы догола раздевает его, и таким, голым и немощным, представляет его Третьему Лицу.

* * *

На свободном пути сераф раскрывает себя в человеке не иначе, как вместе с гением Адолона, который для этого внедряется во внутренний мир человека и трудится в нем. Гений от Адолона трудится не с авторским Я, а с серафической личностью человека, в которую со стороны серафа входит своя истина или своя совесть.

Прозреватель во внутренней жизни поглощен взаимодействием адолонического гения и серафа. Прозревательское мышление – мышление адолонического гения и серафической личности прозревателя.

Адолон сообщает человеку адолоническую волю. Адолоническая воля серафической личности в общем ряду духовных воль человека, в котором и