Человек в Замысле Бога. Книга четвертая - Игорь Борисович Мардов

и его волящей свободы в опыте творческой духовной жизни. В дифференциале времени надо суметь услышать множество разного рода подсказок адолонического гения, зафиксировать их и заключить в мысль.

До Второй Критической точки надо осознать и принять общую диспозицию своей жизни среди людей. Она стала уясняться мне в прозрении одинокости, о котором сказано выше. И стала совсем ясна мне в темном откровении на путевом подъеме Пробуждения. Это было прозрение о тотальном духовном равнодушии современных людей и их противодуховной агрессии. В нем я впервые ощутил неприятие современности к тому, что рождается и будет рождаться во мне. Понял, что примут, если вообще примут, как плод антинаучного интеллектуально-художественного творчества или за чертовщину, за нечто, портящее колодцы благополучной жизни. Понял, что именно так должно быть, и не стоит волноваться по этому поводу.

Чтобы пройти Вторую Критическую точку, надо что-то доказать Адолону и принести жертву.

Осуществление Пути восхождения требует жертвы, как особого рода победы над собой. Жертва возбуждает в глубинах души сарические силы, которые поддерживают Путь. Жертва (либо свободное и чрезвычайное волевое усилие над собой) нужна всякий раз, когда встаешь на старт нового поприща Пути.

Вместе с прозрениями непременно несешь груз мистической ответственности. Жертва утверждает и подтверждает твою мистическую ответственность за грядущее прозрение.

Я отчетливо сознавал, что прежде чем садиться за книгу о Пути восхождения, надо принести жертву. Я выбрал самую простую и трудную: бросил курить. Ничто, ни здоровье, ни общий тонус жизни не побуждало меня в 43 года делать это. 10 августа 1977 года я прекратил курение и разболелся на четверть века.

После Второй Критической точки, открывающей свободный путь жизни, адолонический гений воплощается, сам возглавляет прозревательскую работу, сам встает на капитанский мостик и ставит прозревателя у руля. Но до этого прозреватель сам для себя должен найти тему для разработки на свободном пути жизни.

Видение Второй Критической точки вовсе не было подарком мне. Я, сам того не зная, заранее вытрудил то, что поставило меня на определенную колею свободного пути.

Теперь я понимаю, что я должен был сам, еще до Второй Критической точки поставить структурный вопрос внутреннего мира человека. После книги о Пути восхождения я два-три года пытался разрешить этот вопрос в объемной работе, по сумбурности и недозрелости оказавшейся невостребованной в дальнейшем. Этим я подавал своего рода заявку Адолону на решение вопроса, над разрешением которого мне суждено было биться десятилетия. Я как бы сам предъявил Адолону себя и свои возможности. Он принял заявку, поверил в меня и решил испытать. Видение Второй критической точки, по сути дела, отклик Адолона на мои усилия.

Примерно в это же время я остро заболел темой мнимодушевности и мнимодуховности. Все мои тексты об этом из тех времен (начало 80-х годов). По сути, я поднимал в себе пласт задушевной Искренности и осмыслял его. Адолон оценил и это.

* * *

Действие видения Второй Критической точки я испытал 35 лет тому назад. Оно прожило во мне 17 лет. Приходится только сожалеть, что я за всё это время не попытался описать его. Оно выдало установочное задание, повелело исполнять его и погасло, когда сочло нужным. Сейчас оно основательно стерлось из памяти.

Это произошло утром 11 февраля 1985 года. Мне привиделось всесветное чрево, в нем в крайне смутном очертании что-то совершалось, всё варилось и бурлило, зарождалось и зрело, сливалось и разливалось, неодолимо завораживало и не давалось взгляду. Это было грандиозно, торжественно, могуче, неопределенно, таинственно. Раскрывшееся потрясало, завораживало, заволакивало и вместе с тем не впускало в себя.

Всякие обстоятельства момента пробойного прозрения или видения память ярко сохраняет на многие годы в мельчайших деталях, до листика или крохотной выбоины в асфальте. А тут я в забытьи совершенно выпал из реальности. Всякое впечатление окружающей действительности закрылось от меня на два-три дня. На четвертый день я старался и не мог вспомнить, ел ли, спал ли, где ходил, что делал, с кем встречался и встречался ли, что чувствовал и о чем думал. Полная дыра времени.

Видение это обладало гипнотической волей. Оно приковывало меня к себе и требовало увидеть. Вот-вот тайна его готова была раскрыть себя, казалось, только одно усилие, еще один взгляд – и я приближусь и рассмотрю, что там происходит, зачем и для чего. Я вглядывался, вглядывался, видел и не видел.

Видение чрева и исходящая от него воля всегда были во мне. Оно завладело мною, звало и приковывало к себе, не давая покоя. На целых 17 лет я стал его невольником, в любой момент дня и ночи мог заново пережить его и ощутить его сарическую волящую силу.

Давление, исходящее в меня от видения чрева, не вводило в состояние творческого восторга, это была постоянная мука ожидания и бессилия, страдание каждый раз незавершенного в решающий момент усилия вникновения. Вот-вот увижу, еще одно усилие, и не могу! Казалось, что снять с себя это давящее наваждение, удовлетворить его можно, лишь как-то изобразив это видение, в каком-либо виде предъявив его себе.

В декабре 2002 года в аэропорту Бен-Гуриона в моем сознании объявился общий графический контур Структуры внутреннего мира человека: треугольник трех душ с общей вершиной коренного Я, с Самостью и серафической личностью и их общим авторским Я.

Конечно, я сразу же осознал тогда, что нашел решение Структуры, что это важная веха. Переживал это радостно и спокойно. Всё вдруг оказалось на своем месте и стало само собой разумеющимся. Ничего схожего со статическим рисунком Структуры в волящем видении чрева близко не было. Удовлетворения от завершения многолетних усилий во исполнение полученного от видения чрева задания в помине не было. Подумать, что обретенное мною знание Структуры есть то самое, что требовало от меня видение чрева, что оно могло многие годы звать и вести меня к этому простому рисунку, было невозможно. Это вполне выявилось, когда через полгода обнаружилось, что видение чрева и его гипнотическая воля, к моему удивлению, навсегда покинули меня.

Предельно схематический рисунок Структуры внутреннего мира человека, объявившийся в аэропорту Бен-Гуриона, не был тем, что я искал долгие годы, но именно это решающее Структуру представление, к моему удивлению, раз и навсегда погасило во мне горение видения чрева.

Теперь я понимаю, что исчезло оно именно тогда, когда был раскрыт путь к познанию Структуры внутреннего мира, ее работе, а следовательно, к Произведению жизни, к Божественной Триаде и, наконец, к Замыслу. В решении вопроса Структуры внутреннего мира я обрел надлежащую начальную позицию для направления прозрений, по которому мне предстояло пойти на свободном пути жизни и прийти к тому пониманию Замысла, о котором, пусть эскизно и