Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Блэки Хол

     Мэл догнал около какого-то магазина и потянул в проулок между домами, в тень. Он обнял и удерживал, пока я выдиралась и отпихивалась, пытаясь вырваться. Когда силы на борьбу с железным захватом иссякли, Мэл погладил меня, выдохшуюся и поникшую:

     - Эва, пойдем домой. Пожалуйста.

     Я разрешила взять себя за руку и довести до машины. Всю дорогу до общежития мы молчали, но по приезде ухаживания Мэла вновь были отвергнуты.

     Сны о лесе не исчезли и приходили с завидной регулярностью. Более того, они вытеснили прочие сновидения, в том числе из детства.

     У меня не было ни сил, ни желания флиртовать и заигрывать с хозяином чащобы, и ему не нравилась моя пассивность. Раздражение и недовольство невидимого спутника пропитали сонное пространство, и он с упорством и настойчивостью охотника преследовал меня по буеракам, рощам, опушкам.

     В одну из ночей пришло озарение: это не просто погоня. Это гон. Сильный выносливый самец гоняет самку, пока та не признает его своим господином и повелителем и не преклонит колени, смирившись.

     Как днем меня одолевало упрямство в общении с Мэлом, так и во сне я сопротивлялась произволу, и лишь разные случайности вырывали сонное сознание из погони по призрачному лесу.

     Преследователь был хладнокровен и безжалостен, он знал, что рано или поздно я остановлюсь и поверну назад. Чего он ждал? Хозяин леса в любой момент мог настичь меня, и все же не торопился, играя, как кошка с мышью. Очевидно, он проверял, насколько сильна и неутомима самка, чтобы выносить потомство.

     Из этих снов я выходила мокрой от пота. Одежда душила и мешала, натирая болезненно ноющее тело. Кожу жгло натуральным образом.

     Однажды не выдержав, я бросилась посреди ночи в душ и стояла под ледяной водой, пока не начала клацать зубами, и только тогда заметила, что забралась под струи воды в пижаме.

     Дрожа от холода и прикрываясь мокрой одеждой, я прокралась на цыпочках к швабровке. Глухая ночь, чего стесняться? Оказывается, и в три часа утра не все спят. В дверях своей комнаты стоял Мэл и смотрел на меня. Слышит, он, что ли, каждый шорох?

     Мне и в голову не приходило поделиться с кем-либо подробностями ночных приключений. Утвердившись во мнении, что сон символизировал притяжение к Мэлу, я пыталась самостоятельно освободиться от зависимости.

     И ведь не заболела - ни разгуливая по морозу, ни под душем.

     А потом пришел Петя.

     После гибели Радика я перестала отвечать на звонки, и Мэл общался по телефону от моего имени, испросив разрешение. Мне было все равно, поэтому чемпион, позвонив, напоролся на Мэла, ставшего моим пресс-секретарем.

     Наверное, Мэл разъяснил Пете, кто есть кто в нашем королевстве, и предупредил, чтобы тот не задавал лишних вопросов. Собственно говоря, спортсмена заботил единственный вопрос: покаяние и прощение.

     Каялся Петя, прощать надлежало мне.

     Чемпион снова стал домашним благовоспитанным мальчиком, но дни, проведенные в отделении, сделали его взрослее. Наверное, Петя насмотрелся немало и осознал: у развлечений бывают далеко идущие последствия, которые заносятся в личное дело и вредят будущей карьере, как и подмоченная репутация. Вышло так, что кавалер дочки министра экономики самым свинским образом бросил свою даму на произвол судьбы во время ужасной драки, поступив как трус.

     Поначалу Петя тоже получил изрядную порцию негатива, и, почувствовав мое неприятие, решил, что я до сих пор обижена его безалаберным поведением в клубе. Меня же раздражало само присутствие чемпиона - здорового, розовощекого и толстокожего висората. Но потом в голову пришло, что, окажись парень в хохочущей толпе, он не раздумывая, пресек бы отвратительный концерт, устроенный у лестницы. Эта мысль реабилитировала Петю в моих глазах, и я сменила гнев на милость. Эх, кабы чемпион был там, - резануло меня сожаление. Если бы случайно проходил мимо и из любопытства завернул к сборищу... Пусть Петя - непутевый кавалер, он не остался бы сторонним зрителем шоу.

     Мэл наблюдал за сценой извинения, опершись о косяк.

     - Эва, прости. Не знаю, что на меня нашло в клубе. Мне нет оправдания, - сказал спортсмен, переминаясь с ноги на ногу. - Я подверг тебя опасности, хотя должен был защищать. Поэтому прими от меня долг. Это самое малое, что могу дать тебе.

     Я с удивлением воззрилась на Петю. Еще никто не предлагал мне взять долг. Как его носить? В кармане или на цепочке?

     Принять или нет? В конце концов, долг заслужен, не так ли? Ведь из безвыходной ситуации я выкарабкалась самостоятельно - без помощи чемпиона, Мэла и прочих товарищей, гордо называющихся висоратами и бьющих себя в грудь кулаками. Я сильная и справлюсь со всеми проблемами. Мне никто не нужен.

     - Хорошо, Петя, принимаю от тебя долг, - кивнула величественно, и бледный спортсмен сглотнул: то ли облегченно, то ли обреченно.

     Пусть на собственной шкуре почувствует гнет долговых обязательств, - подумала злорадно. Зато я не ощутила новшества: что с долгом чемпиона, что без него - ноша не стала легче. Непонятный ком, засевший в груди после гибели Радика, мешал соображать и объективно оценивать происходящее.

     Петя хотел еще что-то спросить, но не решился и вышел вместе с Мэлом из швабровки.

     После их ухода я погрузилась в новый виток фантазий под названием: "Что стало б, если бы". Воображение рисовало прочие финалы унизительного концерта - радужные и оптимистичные. В выдуманной реальности я появлялась у лестницы на пять минут раньше, или Петя раскидывал ублюдков по сторонам одной левой, или Радик вдруг трезвел от собственной смелости, или случайно сбивалось расписание звонков, и воздушная волна раскидывала толпу по углам.

     Позже Мэл перехватил меня в коридоре:

     - Звонил Стопятнадцатый. Несколько раз. И еще этот... хромо... Короче, символистик тоже звонил. Предложили прийти на осмотр. Переживают за тебя.

     - Пусть переживают за себя, - отозвалась грубо, пряча руки за спину. - Не сумели найти лазейку со своей любимой Царицей, и теперь те гады поплевывают сверху вниз.

     Под гадами подразумевалась троица студентов, по сути оставшихся без возмездия в моем понимании о справедливости. Я вменяла Альрику и декану вину за то, что они не придумали повод вышвырнуть их из института. Значит, не захотели! - вспыхнула гневом.

     Руки же спрятались от любопытных глаз, потому что подарок Некты маячил на пальце отчетливой взбухшей татуировкой, которую я удосужилась заметить сегодня утром. Когда проявились звенья-волосинки? Наверное, недавно, иначе Мэл бы увидел.

     И опять бесстрашие поскакало впереди. Я сильная и справлюсь сама, - заявила упрямо, отвергая доводы рассудка. И с "колечком" разберусь, и с прочими трудностями.

     - Эва, давай сходим вместе, - предложил Мэл, - вот хотя бы... к символистику.

     Если бы он потащил волоком или забросил на плечо, то, возможно, я прокричалась и проревелась, но плотину прорвало бы, и мне полегчало. Но со мной обращались как с тяжелобольной, и предупредительное участие воспринималось в штыки, возымев противоположный эффект.

     - Ни к кому я не пойду, - выговорила раздельно по словам. - Не вздумай накапать. Я прекрасно себя чувствую.

     И опять рассердившись непонятно на что, хлопнула дверью швабровки.

     До чего докатился Мэл, - думала в запальчивости. Готов поступиться неприязнью и засунуть меня в лапы профессора, чтобы тот препарировал разрисованный палец как лягушку.

     Ничто не вечно под луной, и кирпичики в стене, которую я построила между собой и прочим миром, понемногу расшатывались и выпадали.

     Из-за бесстрашия в голову лезли идеи, не дававшие покоя.

     - Куда идешь? - спросила соседка, выглядывая из пищеблока и проверяя, не понесло ли меня на свежий воздух.

     - К Виве.