Железо и кровь. Франко-германская война - Бодров Андрей

К той же точке зрения склонялся и прусский кронпринц. 12 августа он направил Бисмарку меморандум по германскому вопросу, в котором поставил во главу угла создание единой немецкой армии[952]. После серии блестящих побед в прусском руководстве царила настоящая эйфория, в том числе и в отношении перспектив объединения. Баварский дипломат Карл граф фон Тауффкирхен, оказавшийся в главной квартире в начале сентября, вспоминал впоследствии: «Мои беседы с королем и Бисмарком убедили меня в том, что в главной квартире армии достижение германского единства во главе с императором считали легкой задачей. <…> Уверенные в себе благодаря большим делам и большим успехам, здесь принимали настроение армии за настроение отдельных государств, отправивших контингенты в эту армию. Любое иное мнение отбрасывалось или игнорировалось как необоснованное»[953].

Для главы правительства было важно, чтобы инициатива объединения исходила от самих южногерманских государств. Свои добрые услуги в этом плане было готово предложить правительство великого герцогства Баден. Его власти еще до начала войны выражали желание присоединиться к Северогерманскому союзу. 2 сентября баденское правительство направило «железному канцлеру» меморандум о необходимости создания Германской империи[954]. В сложившейся ситуации Баден выступал в роли своеобразного посредника между Пруссией и другими южногерманскими государствами[955].

В Гессене и Вюртемберге и правящая элита, и общество значительно более скептически относились к объединению под эгидой Пруссии; тем не менее, и здесь с вступлением в единое германское государство достаточно быстро смирились как с неизбежностью. «Мы ожидаем от вас добровольных предложений», — заявил Бисмарк вюртембергскому военному министру фон Зукову[956]. То же самое он повторил несколько дней спустя баварскому дипломату графу Берхему[957].

Переговоры по поводу создания федеративного государства начались в сентябре 1870 г. Сложнее всего была ситуация в Баварии. «Не рассчитывайте на то, что национальное сознание заставит баварское правительство добровольно возложить часть своей так называемой самостоятельности на алтарь Отечества», — писал в это время баварский либеральный политик своему единомышленнику в Берлине[958]. Король Людвиг II, известный в первую очередь своим меланхолическим характером, странностями (переросшими впоследствии в душевную болезнь) и страстью к строительству романтических замков, был категорически против утраты страной суверенитета. В парламенте абсолютное большинство мест находилось в руках Баварской патриотической партии, выступавшей против прусской гегемонии. В Мюнхене еще живы были воспоминания о тех временах, когда Бавария была одним из главных игроков в Центральной Европе; даже в XIX в. она все еще считалась самым сильным и влиятельным из средних германских государств. Однако именно по этой причине присоединение монархии Виттельсбахов к единому германскому государству представлялось Бисмарку критически важным.

Тем не менее, во второй половине сентября и баварцы вступили в переговоры. Бисмарку потребовалось все дипломатическое искусство для того, чтобы убедить Людвига II в необходимости и неизбежности объединения. На самом деле, ряд мощных факторов толкал баварцев к вступлению в состав нового государства. Во-первых, идеи единой Германии пользовались и здесь определенной поддержкой, в первую очередь у городских средних слоев. Во-вторых, Бавария, являясь членом Таможенного союза, была связана с Пруссией и другими германскими государствами тесными экономическими узами. В-третьих, в случае упорства мюнхенские политики легко могли оказаться в изоляции; переговоры с другими южногерманскими государствами продвигались успешно, и в октябре Баден и Гессен направили формальные просьбы о вступлении в Северогерманский союз.

Баварский король, однако, не хотел сдаваться и потребовал от Вильгельма I письменных гарантий самостоятельности и территориальной целостности Баварии в рамках новой федерации. Сначала в Мюнхене настаивали на роспуске Северогерманского союза и создании нового, более конфедеративного по своему характеру объединения. Когда выяснилось, что пруссаки на это не пойдут ни при каких обстоятельствах, баварцы попытались придумать некую особую договорную форму, которая объединяла бы Северогерманский союз и южногерманские государства, не соединяя их окончательно в рамках единого организма[959]. Бисмарк, в свою очередь, предлагал созвать конгресс германских князей на французской территории, однако Людвиг II наотрез отказался покидать свою страну.

В сентябре один из ближайших помощников канцлера Рудольф фон Дельбрюк отправился в столицы ряда германских государств для ведения переговоров. С 22 по 26 сентября он находился в Мюнхене. Его «турне» в общем и целом завершилось успешно. Важная задача Дельбрюка заключалась в том, чтобы вести переговоры с каждым правительством по отдельности. Этого удалось достичь; попытки организовать некое подобие общей конференции, предпринятые Дальвигом, не увенчались успехом[960].

В направлении национального единства действовали не только правительства, но и партийные политики. В первой половине сентября в южную Германию отправились лидеры национал-либеральной партии Рудольф фон Беннигсен и Эдуард Ласкер. Они встречались с местными политиками, публицистами и чиновниками. В результате они пришли к оптимистичному выводу о том, что даже в Баварии народ «созрел для присоединения»[961]. В Вюртемберге в октябре состоялись выборы, на которых сторонники единства значительно укрепили свои позиции. Главой правительства вместо партикуляриста Варнбюлера стал Германн фон Миттнахт.

Ключевые переговоры начались под председательством Бисмарка в конце октября в Версале, куда прибыли представители всех южногерманских монархий. Первыми приехали баденцы и вюртембержцы, за ними последовали баварцы и гессенцы. «Железный канцлер» сразу дал понять, что речь может идти только о присоединении к существующей структуре 1867 г., а не о создании нового государства с чистого листа. В частности, он возражал против создания вместо бундесрата Северогерманского союза «палаты государств», в которой заседали бы представители как правительств, так и парламентов и доминирующее положение прусской монархии оказалось бы под угрозой.

Особенно жесткое сопротивление он встретил со стороны баварских и вюртембергских представителей. Баварцы по-прежнему настаивали на предоставлении им широких автономных прав; в частности, они требовали равноправия с Пруссией при решении внешнеполитических вопросов, права вето в отношении изменений конституции, полностью самостоятельную армию и военный бюджет[962]. Переговоры в какой-то момент оказались на грани провала. Как писал в своем дневнике Дальвиг, граф Брай горько жаловался ему на то, что «только под давлением общественного мнения оказался вынужден вести переговоры с Пруссией о союзе»[963]. Южногерманские министры мечтали также о территориальных приращениях за счет Эльзаса и Лотарингии; однако Бисмарк решительно заявил, что «времена торговли душами прошли»[964].

Сложности возникли и со стороны некоторых государств Северогерманского союза, в первую очередь Саксонии. В Дрездене были не прочь пересмотреть условия соглашения 1867 г. в более благоприятную для себя сторону. Саксонский король хотел получить для своей страны те же уступки, что и баварцы. Этим не в последнюю очередь диктовалось стремление Бисмарка присоединить государства к югу от Майна к уже существующей структуре, а не создавать новую.