Крах империи (Курс неизвестной истории) - Андрей Буровский

Типично британская способность не видеть уродства, бьющего в глаза.

Д. Кьюсак

СТАБИЛЬНОЕ ЗАГНИВАНИЕ

1953 год стал огромной вехой в истории Советского Союза. С этого времени ушел в прошлое по крайней мере массовый террор. На ХХ съезде «разоблачили культ личности 382 Сталина». Прошла волна амнистий 1954--1956 годов. В 1958 году состоялось возвращение части сосланных народов — вайнахов, карачаевцев, калмыков, греков.

Крымские татары и немцы рассматривались, видимо, как народы более преступные. Для них режим спецпереселенцев сохранялся до 1974 года. Как и для корейцев и китайцев.

Начался выпуск товаров народного потребления и бытовой техники. В конце 1950–х поднялась первая волна массового жилищного строительства.

Над всеми этими явлениями можно смеяться, но огромное множество людей с 1950–х годов и правда начало жить несравненно спокойнее, богаче, надежнее. У того, кто пережил страшные годы, появился реальный шанс прожить долго и хотя бы сравнительно обеспеченно.

Важным отличием общественного строя в СССР от любого другого было огромное количество социальных гарантий. Можно было только делать вид, что ты работаешь, — тебе все–таки хоть что–то платили. И давали хоть какое–то жилье, которое не покупалось и не продавалось, но которое и отнять было совершенно невозможно. Зарплата низкая? Но и стоимость всего тоже низкая. Стабильность. Колоссальная гарантированность всего.

Спокойная до скучности жизнь.

Одно из важнейших отличий Российской империи от СССР — в ней не скрывали, что империя держится на насилии. А в СССР это скрывали. В СССР вообще скрывали так много, упоминание о таком количестве явлений сделали неприличным, что даже грубая брань казалась уже словом правды.

Добрые детские фильмы. Антисептические фильмы для взрослых, снятые так, словно люди не живут половой жизнью, не умирают, не бьют и не мучают друг друга.

В 1960–е годы толпы ломились на «Фантомаса» и прочую муру: лишь бы развлекательно.

В 1988 году вышла на экраны «Маленькая Вера», и страна буквально обезумела: в фильме показан был половой акт!!!

И, конечно же, — строгий запрет — на правду о недавнем прошлом!

Эта мера приводила к своего рода шизофреническому раздвоению сознания, потому что в семье и из собственного опыта человек приобретал одни представления, а из официальных источников совершенно другие.

В 1969 году я отдыхал в санатории «Сосновая роща», в Кисловодске.

В санаторий приезжали мальчики и девочки со всего Советского Союза, и, помню, меня предупреждали старожилы: мол, бойся карачаевцев.

— А что такое?

— Да они русских ненавидят… Тут недавно поймали двух, избили до полусмерти.

Существовали на самом деле эти двое или их придумали, спорить не стану — не знаю. Сам я жертвой ярости карачаевцев не сделался и других жертв тоже не наблюдал. Но, как видно, существовало нечто, о чем не писали в газетах, что не существовало официально, но в реальной–то жизни очень даже существовало.

НЕЗАМЕТНОЕ НЕБЛАГОПОЛУЧИЕ

Жизнь в СССР казалась настолько стабильной, до такой степени спокойной и незыблемой, что многим казалось странным: да неужели под этой благостностью могут быть какие–то сложности?! Неужели? Но вот в 1986–1987 годах грянули «гласность» и «перестройка», и «вдруг выяснилось» — под внешним обликом благополучия крылись явления довольно жуткие. Статистика никогда не печаталась, но стоило до нее добраться, и выяснилось, что В Киеве из 274 школ 34 — украинские, двуязычных — 88, а русских — 152.

На пленуме Союза писателей СССР («Литературная газета» от 6 мая 1987 года) писатель Юрий Мушкетик сообщал, что в Чернигове не осталось украинских школ. Нил Гилевич — что в Белоруссии не осталось белорусских школ.

Из Закарпатья донесся крик души: «Наших детей с 4–летнего возраста учат русскому языку: в городах Закарпатья больше половины школ русские. А литературу Закарпатья дети не знают. Улицы в городах и селах переименованы, названы именами русских деятелей, не имеющих к Закарпатью никакого отношения».

В Марийской и Башкирской республиках, по сообщению Сергея Михалкова, растет поколение людей, не знающих родного языка.

«Большинство малых народов (ижорцы, саамы, ительмены, удегейцы, шорцы и т. д.) утратили недавно приобретенную письменность.

Стали достоянием архивов и библиотек книги на языках манси. Гагаузы недавно обратились к правительству с просьбой прекратить преподавание в школе на родном языке», так писал с. Максудов, и это все чистая правда.

Этот крик души раздался ровно потому, что весь поздний советский период, с 1953 по 1991 годы, во всем СССР шла последовательная русификация:

1. Насаждение русского языка в ущерб национальному в школах, вузах, в учреждениях, в делопроизводстве.

2. Фальсификация национальной истории с целью показать добровольность или благотворность присоединения этой страны или территории к России.

3. Запрещение публикаций или даже самих имен деятелей национальных культур, которые хотели отделения или выступали за независимость от России.

УКРАИНА

Вроде бы и расправа с украинским крестьянством в 1932–1933 годах, и война с армией Бандеры, и массовые депортации после войны с Западной Украины отодвинулись в прошлое. На Западной Украине, конечно, до конца никогда не исчезало сопротивление. В 1958–1978 годах 10 из 17 раскрытых НКВД–КГБ антисоветских организаций было с Западной Украины, при том, что население Западной Украины составляло всего 16% населения всей Украины. Но в том–то и дело, что самый большой отряд националистов и «самостийников» 1950–1980–х годов составили люди, не имевшие к этому ни малейшего отношения.

Причина проста: «Начиная с 1930–х годов, на Украине ведется последовательная политика русификации» [114, с. 8], но своего результата политика достигла только в 1970–е: по конституции 1978 года украинский язык утратил статус государственного. Надо ли удивляться, что это вызывало протест? Интеллигентское движение на Украине вообще было менее элитарно, чем в России, старая украинская интеллигенция практически поголовно вырезана еще до войны. Новая — как правило, первого поколения, без старой идеологии, характерной для Российской империи, противопоставления интеллигенции и народа. Ряды «самостийников» пополнялись людьми, «… чуждых большинству эмигрантов своим отношением к социализму и марксизму, не без советских предрассудков, довольно невежественных относительно предшествующих стадий борьбы, но искренне любящих Украину»

[114, с. 23].

Долгое время даже партийные власти Украины благоволили к интеллигентскому движению. Например, первый секретарь Украинского ЦК Петр Шелест вроде бы благоволил к шестидесятникам… по крайней мере, он им не мешал.

Книга И. Дзюбы «Интернационализм или русификация?» в ЦК КПУ размножена была небольшим тиражом и роздана крупным партийным функционерам, типа секретарей обкомов. Есть версия, что секретарь по идеологической работе ЦК КПУ Андрей Скоба прямо предложил Дзюбе написать такую книгу.

Тогда же вышли фильмы, позже признанные «вредными»:

«Тени забытых предков» Сергея Параджанова, «Вечер накануне Ивана Купалы» Ильенко. Все это, конечно, только интеллигентская болтовня на границе разрешенного и запрещенного. Но движение все же набирало силу…

Символом, сплачивавшим украинских националистов, стал Тарас Шевченко. Это был удобный символ — вполне признанный советской властью, не какой–нибудь Николай Гумилев или Георгий Иванов. А с другой стороны, в стихах Шевченко есть и национальные мотивы. Про москалей, которые «гнетут Украйну», Тарас Шевченко писал не с меньшей силой, чем про помещичий гнет (да и помещики у него как–то все больше поляки). В официальные советские антологии такие стихи не включались, но их переписывали, читали, заучивали наизусть. Вроде бы и стихи официально признанного поэта, но стихи, получается, не признанные.

Днем почитания кумира стало 22 мая. Именно в этот день, 22 мая 1861 года, прах Шевченко, согласно его завещанию, был перезахоронен на Черничей горе близ города Канева. Этот день отмечала интеллигенция на Украине и до революции. Теперь возрождается обычай в этот день совершать паломничество к памятнику Шевченко (а такой памятник есть почти во всех украинских городах).

К памятнику приходили в вышитых национальных рубахах, перед памятником возлагали цветы, водили хороводы, кроме фольклорных частушек, пели украинские песни. Что вредного или опасного можно найти в народных гуляниях?! Тем более, ну поплясали советские люди, свои люди… и ничего плохого они не совершили, верно ведь?

Во всяком случае, до 1965 года резких актов подавления национального движения не было. Впервые репрессии состоялись 22 мая 1967 года: людей в Киеве хватали у памятника Тарасу Шевченко. Милиция заталкивала их в «воронки», но очень быстро отпускала! Забрали людей вечером, а отпустили в 3 часа ночи. Так, попугали …