Избранные труды. Норвежское общество - Арон Яковлевич Гуревич

class="p1">Здесь рассказывается, что восточная «четверть» Исландии (вскоре после заселения остров был разделен на четверти, представлявшие собой судебно-административные единицы) была заселена первой, и те, кто прибыл несколько позднее, считали, что первопоселенцы взяли слишком много земли. Тогда норвежский конунг Харальд Прекрасноволосый якобы установил, что никто не смеет занимать земли больше, чем он мог бы обойти за один день вместе со своими спутниками, прибывшими на его корабле; при этом поселенец должен был нести огонь. Нужно было зажечь огонь, когда солнце появится на востоке, и зажигать другие огни на таком расстоянии один от другого, чтобы дым одного костра был бы виден от следующего, причем костры, зажженные утром, должны гореть до ночи. Следовало идти вдоль воображаемой границы владения до тех пор пока солнце не будет на западе, и зажигать вдоль нее новые огни256.

Оставляя в стороне вопрос о том, в какой мере заслуживает доверия сообщение об установлении норвежским государем этого правила (симптоматично тем не менее, что не сомневались в норвежском происхождении этого обычая), нужно признать, что рассказ этот не выступает в «Книге о заселении Исландии» изолированно, в виде одной лишь общей нормы. В ряде случаев здесь сообщается о том, что тот или иной поселенец действительно ходил с огнем вокруг занимаемой им территории, причем подобные известия относятся к разным частям Исландии. Не вызывает сомнения, что таков был общепринятый обычай, о котором специально упоминали только в тех случаях, когда налицо были привходящие обстоятельства. В частности, Сэмунд «носил огонь вокруг своей заимки» (landnám), что, впрочем, не помешало некоему Скефилю отторгнуть у него часть владения257. Хельги Тощий, занявший территорию вокруг целого фьорда, «зажигал большие костры» и тем самым «освятил все мысы во фьорде», т.е. присвоил их25Я. Когда другой первопоселенец, Эйрик, собирался обойти облюбованную им долину, дабы установить над нею должным образом свои права, Онунд опередил его: он послал из лука зажженную стрелу через реку и «освятил для себя землю»259. Иногда упоминается, что место поселения указывал бог Тор, к которому обращались с запросом260. Об отдельных поселенцах рассказано, что они посвящали свои заимки Тору261.

Исландское законодательство эпохи независимости (до 60-х годов XIII в.) в той мере, в какой оно нам известно, видимо, не знало права ода-ля. Это объясняется, возможно, тем, что у первых поселенцев не могло быть права давности, которое лежало в основе норвежского института одаля. Однако нельзя не обратить внимания на то, что вскоре после признания исландцами верховенства норвежской короны на острове было введено новое законодательство, в котором утверждалось право одаля на землю, и это нововведение не встретило никаких трудностей262. Нет ли оснований предполагать, что отношение к земельной собственности, пронизывавшее институт норвежского (и шведского) одаля, а именно, неразрывная, тесная наследственная связь между владельцем или коллективом владельцев и землею, осознание последней также и как родины, «отчины» существовало и у исландцев еще до подчинения их Норвегии? Некоторые современные исследователи склоняются, повидимому, к утвердительному ответу на вопрос о существовании института одаля в Исландии раннего периода263. Однако это особый вопрос, который здесь не место рассматривать. Я обратился к исландскому материалу для того, чтобы посмотреть, не может ли он пролить дополнительный свет на норвежский институт одаля.

Описанная сейчас процедура присвоения земли, ее освящения, предполагавшая единство правового акта и магического ритуала264, заставляет думать, что она не могла самостоятельно возникнуть у исландских колонистов, — они привезли ее из Норвегии. Но в таком случае особый характер норвежского одаля, большая архаика его и обычаев, связанных с обладанием им, получают дополнительное подтверждение.

Институт одаля и все связанные с ним акты, обряды и процедуры несут на себе неизгладимый отпечаток происхождения из древних народных обычаев265. Однако главное заключается не в истоках и преемственных связях этого института, а в его своеобразии, отличии от индивидуальной собственности, которую принято именовать «аллодиальной»266.

Вышеизложенное подводит нас к некоторым более общим проблемам ранних форм земельной собственности в Скандинавии. Изучение форм древних поселений, конфигурации полей, к ним прилежавших, равно как и топонимики, заставляет современных исследователей по-новому взглянуть на ряд вопросов аграрного строя Северной Европы в древности и в раннее Средневековье. Ныне все меньше сторонников находит теория, гласившая, что община с теми распорядками, которые хорошо известны по памятникам зрелого и позднего Средневековья, существовала и в гораздо более ранний период. Стало ясно, что в формировании «классической» марки большую роль сыграли внутренняя колонизация, расчистки пустошей и лесистых пространств, а также рост населения, изменения в характере расселения, в частности переход от хуторов и мелких поселков к более обширным поселениям деревенского типа и другие социальные и даже политические факторы. Община же, существовавшая перед Великими переселениями, как и в первые столетия Средневековья, была гораздо менее оформленной267. Наука все решительнее отказывается от плоско эволюционистских и далеких от строгого историзма взглядов по этим вопросам26*. Для вычленения последовательных слоев и стадий развития общины и крестьянского хозяйства особую значимость приобретают археология, топонимика, данные аэрофотосъемки, другие вспомогательные дисциплины.

Здесь не место поднимать эту серьезную проблему во всем ее объеме, но при обсуждении ранней истории земельной собственности в Скандинавии трудно обойти молчанием работы известного датского археолога Г. Хатта269. Ему удалось открыть в Ютландии остатки полей до-римского и римского железного века (последние столетия до н.э. и первые столетия н.э.), участки в виде неправильных прямоугольников, причем поля широкие и небольшой длины вспахивались вдоль и поперек, а узкие и длинные — в одном направлении (в отдельных случаях обнаружены даже следы вспашки земли примитивным плугом — ard). Участки имели границы в виде невспаханных межей, на которые складывались камни, собранные с поля: естественное движение почвы по склонам и наносы пыли, оседавшей на сорной траве на межах, создали довольно высокие и прочные границы, отделявшие один участок от другого270. Надо полагать, эти наделы находились в весьма длительном пользовании. Неравенство их размеров, отсутствие единого стандарта участка свидетельствуют, по мнению Хатта, об отсутствии переделов земель.

Исследования Хатта важны, на мой взгляд, прежде всего в том отношении, что они показывают, насколько далеки от истины представления о крайней примитивности земледелия жителей Северной Европы на рубеже нового летосчисления и о чуть ли не полукочевом образе их жизни. Невозможно полагаться на сообщения античных авторов о характере земледелия древних германцев и распространять их рассказы о земельных переделах, возможно, и существовавших у отдельных племен, на всех германцев. В этом смысле работы Хатта идут в общем русле исследований в области ранней аграрной