Владимир Высоцкий: Я, конечно, вернусь… - Федор Раззаков

Поляки держат нас недолго, и, как только граница скрывается за деревьями, мы останавливаемся. Подпрыгивая, как козленок, ты начинаешь кричать изо всех сил от счастья, оттого, что все препятствия позади, от восторга, от ощущения полной свободы. Мы уже по ту сторону границы, которой, думал ты, тебе никогда не пересечь. Мы увидим мир, перед нами столько неоткрытых богатств! Ты чуть не сходишь с ума от радости. Через несколько километров мы снова останавливаемся в маленькой, типично польской деревушке, где нас кормят кровяной колбасой с картошкой и где крестьяне смотрят на нас с любопытством – их удивляет наша беспечная веселость счастливых людей…»

Замечу, что путешественники пробудут несколько часов в Варшаве у друзей Высоцкого (Анджея Вайды, Кшиштоффа Занусси и др.), после чего отправятся дальше. Однако еще в Польше, проехав Лович, они увидели дорожный знак «Лодзь – 50 км» и решили свернуть в этот город, чтобы встретиться с популярным актером Даниэлем Ольбрыхским, с которым Высоцкий давно хотел познакомиться (о том, что Ольбрыхский снимается в Лодзи, им рассказал Вайда).

Из Польши путь звездной четы лежал сначала в Восточный Берлин, потом в Западный. В последнем Высоцкого ждет потрясение. Вот как об этом вспоминает все та же М. Влади: «Всю дорогу ты сидишь мрачный и напряженный. Возле гостиницы ты выходишь из машины, и тебе непременно хочется посмотреть Берлин – этот первый западный город, где мы остановимся на несколько часов. Мы идем по улице, и мне больно на тебя смотреть. Медленно, широко открыв глаза, ты проходишь мимо этой выставки невиданных богатств – одежды, обуви, машин, пластинок – и шепчешь:

– И все можно купить, стоит лишь войти в магазин…

Я отвечаю:

– Все так, но только надо иметь деньги.

В конце улицы мы останавливаемся у витрины продуктового магазина: полки ломятся от мяса, сосисок, колбасы, фруктов, консервов. Ты бледнеешь как полотно и вдруг сгибаешься пополам, и тебя начинает рвать. Когда мы наконец возвращаемся в гостиницу, ты чуть не плачешь:

– Как же так? Они ведь проиграли войну, и у них все есть, а мы победили, и у нас ничего нет! Нам нечего купить, в некоторых городах годами нет мяса, всего не хватает везде и всегда!

Эта первая, такая долгожданная встреча с Западом вызывает непредвиденную реакцию. Это не счастье, а гнев, не удивление, а разочарование, не обогащение от открытия новой страны, а осознание того, насколько хуже живут люди в твоей стране, чем здесь, в Европе…»

Из Западного Берлина Высоцкий и Влади прямиком направляются в Париж, где советского артиста ждут новые потрясения: те же набитые товарами полки, чистота на улицах и главное – чуть ли не весь Париж говорит на русском языке. Как запишет в своем дневнике В. Золотухин: «Я думаю, это заслуга Марины. Четыре года всего ей понадобилось агитации к приезду мужа из России, чтобы весь Париж перешел на русское изъяснение».

В середине мая звездная чета отправляется в Канн, чтобы присутствовать на открывшемся там международном кинофестивале. Приезд Высоцкого для тамошней публики был событием неординарным, поскольку слава о нем как о диссиденте на Западе была большой (недавняя публикация в «Нью-Йорк таймс» сделала свое дело). Вот почему его приезд в Канн вызвал непомерный ажиотаж. Чуть ли не все местные газеты напечатали огромные портреты Высоцкого в смокинге на открытии фестиваля. Про фильм Ильи Авербаха «Монолог», который был заявлен в конкурсную программу фестиваля, пресса тоже писала, но куда сдержаннее, чем про появление Влади с супругом.

Высоцкий должен был возвратиться на родину до 20 мая. Однако зарубежная гастроль так понравилась артисту, что он как мог пытался продлить это счастье. В субботу, 19 мая, Высоцкий позвонил из Парижа директору Театра на Таганке Николаю Дупаку и попросил у него еще несколько дней отсрочки: дескать, вернуться в срок на машине он никак не успевает. Дупаку не оставалось ничего иного, как согласиться. В итоге в Москву артист вернулся только 25 мая. Вернулся не с пустыми руками: привез массу подарков родным и друзьям. В частности, Валерию Золотухину он подарил классные джинсы, которых в советских магазинах отродясь не водилось (разве что в «Березке», но туда не всякого пускали, да и сертификаты надо было иметь). А тут из самого Парижу, да еще новые и бесплатно.

Вскоре после своего возвращения Высоцкий вновь взял в руки гитару – дал один концерт в Москве (в НИИОСП), после чего на пару дней съездил на Украину, где дал еще два концерта – в Киеве (в Театре музкомедии) и Харькове (во Дворце спорта). А в четверг, 31 мая, он уже снова был в Москве, где на сцене Театра на Таганке сыграл принца Датского.

4 июня Высоцкий вновь играет в «Гамлете». И в этот же день в столичный прокат вышел фильм Владимира Шределя «Дела давно минувших дней», к которому Высоцкий имел пусть небольшое, но отношение – в нем звучал его романс «Оплавляются свечи…». Правда, зрители об этом даже не догадываются. Как мы помним, руководство «Ленфильма» согласилось включить этот романс в картину с одним условием: чтобы имя Владимира Высоцкого в титрах не упоминалось.

9 июня Высоцкий снова играет в «Гамлете».

11 июня на репетицию в Театр на Таганке пришел поэт Андрей Вознесенский, который входил в художественный совет этого театра. За кулисами к нему подошел Владимир Высоцкий, который уважал Вознесенского как поэта и лелеял надежду на то, что тот поможет ему «пробить» его собственные произведения в печать. Свидетелем разговора двух поэтов стал Валерий Золотухин, который описывает его так:

«– Володя, приезжай ко мне 14-го на дачу.

– Обязательно, Андрей. Мне тебе нужно много почитать, чтобы ты отобрал для печати, что считаешь… Вот послушай два… Я все равно должен у тебя отобрать полчаса…

И Володя долго читал. А я хохотал. Потому что Андрей слушал и думал о своем. Он звал к себе на дачу, чтоб подумать о 500-м спектакле «Антимиров». А Володя – о своем. А я – о своем. Позвонил в журнал: поехать на банкет «Юности» не могу, играю за Бортника, которого, кажется, уволили». (Актера Ивана Бортника в театре все-таки оставят. – Ф. Р.)

В те же дни у Высоцкого случилась серьезная размолвка с другим знаменитым Андреем – кинорежиссером Тарковским. Тот готовился к съемкам своего очередного фильма – «Зеркало» – и подыскивал актрису на роль собственной матери (фильм был автобиографический). В ходе этих поисков Тарковский внезапно вспомнил о Марине Влади. Вот как она сама описывает этот случай: «Однажды утром ты (В. Высоцкий – Ф. Р.) говоришь мне с напускной небрежностью: