Даже если всему придет конец - Йенс Лильестранд

Она поморщилась:

– А ты понимаешь, в каком мире мы живем?

Она покатила свою тележку обратно. А я остался стоять перед полкой. Бойня на площади Тяньаньмэнь. Истребление уйгуров. Полряда про Вьетнамскую войну.

Я вытянул книгу про Германию 1945 года, на обложке руины, оставшиеся после бомбежек, солдаты с мальчишечьими лицами, изможденными и вымазанными в саже, книга показалась мне интересной, читать про Вторую мировую всегда захватывающе, я прихватил томик с собой и устроился в кресле, пыльном, но уютном на вид. Хотел почитать про Гитлера в бункере, есть такое мощное видео, как он сидит в подвале и ругает всех предателей, трусов и мировую несправедливость, но в книге, похоже, в основном говорилось о гражданском населении, изнасилованных женщинах и всем прочем, о чем читать было просто тяжело. Я бегло просмотрел несколько страниц, потом долистал книгу до конца и разочарованно опустил себе на колени; мне подумалось: интересно, каков он, тот самый миг, тот момент, когда понимаешь, что все кончено? Когда надежда вытекает из тебя струей, как понос после плохо пропеченной кебаб-пиццы.

Быть лузером. Нам без конца рассказывают о лузерах, которые становятся победителями, о том, как дурачок из сказки завоевывает принцессу и полкоролевства, или же нам говорят о тех, кто сначала был победителем, а потом стал лузером: Гитлер, появившийся из ниоткуда и завоевавший Европу, стал самым могущественным человеком в мире, целый континент был у его ног, а потом он кончил жизнь как крыса среди дымящихся развалин.

Ну а если ты просто лузер? С самого начала и до конца, без надежды, без поддержки, без смысла. Ведь таких большинство, почему же о них никто не говорит? Страдание. Вот из чего состоит жизнь. Есть, конечно, много нюансов и вариаций. Но все они есть страдание.

На следующий день началась гроза.

Я и прежде слышал про dry lightning[126] – это любопытный феномен, когда в небе появляются молнии без дождя, такое случается в засушливых местах, где капли дождя успевают испариться, прежде чем достигнут земли. Но смотреть в ночное небо и видеть, как оно вспыхивает стробоскопическим светом, как небосвод на востоке, над Беркли, Оклендом и окрестностями трещит и искрится, словно оборванный электропровод, – это было нечто.

Леса в Вашингтоне, Орегоне и Северной Калифорнии горели еще с апреля, говорили, что земля чрезвычайно обезвожена и засуха теперь не прекращается, в больших лесах начал распространяться короед-типограф – этот жук губит деревья и они легче воспламеняются. Все боялись сухой грозы и того, что она продвинется ближе к побережью, мегаполисам, хайвеям, городкам, где проживает более нескольких тысяч человек.

И я начал понимать, что Йенни имела в виду. Есть разница в том, чтобы читать о закате империй или конце света и видеть их своими глазами, смотреть, как королевство, насквозь липкое от сахара, культа юности, реалити-шоу, порногрез, голливудской лжи и ностальгии по временам хиппи, иссыхает и распадается, это все равно что смотреть, как одновременно растворяются и обращаются в прах Александрия, Константинополь, Рим и Афины. Расползающаяся по стране бедность. Переезды и переселения, каждый год, в глубь страны, после того как безработица, бездомность и безнадега с западного побережья начали подобно яду просачиваться все глубже в тело нации, еще не оправившееся от пандемии. И ко всему этому прибавились лесные пожары, которые начинались теперь все раньше и заканчивались все позднее; если когда-то они продолжались с июня по сентябрь, то теперь с апреля по ноябрь. Часть Калифорнии оказалась в некоторой степени необитаемой, в некоторых местах страховые компании отказывались подписывать новые договоры с владельцами собственности и не желали продлять уже заключенные, а насколько я знаю, если деньги уходят, вслед за ними уходят и люди.

Молния попала в северо-восточный склон горы Маунт-Дьябло, в пятидесяти километрах на восток от Сан-Франциско, в округе Контра-Коста. На экране телевизора эти места выглядели очень красиво: потрясающие виды, длинные туристические тропы, ни души, – но жилые районы совсем близко. Сначала пожар распространился на тысячу акров, потом на пять тысяч, эти единицы измерения ничего мне не говорили, сотни пожарных боролись с огнем, а нескольким тысячам жителей городка Блэкхок было предложено собраться на парковке супермаркета для эвакуации.

Поднялся ветер, сухой, горячий, такого я прежде никогда не встречал, я представил, что это ветер пустыни, снова началась гроза, ветер поменял направление и погнал пожар по Маунт-Дьябло в сторону побережья, горели поля для гольфа, роскошные отели, школы, огонь переметнулся через трассу номер 680 и объединился с несколькими пожарами поменьше в другом природном парке, Региональном парке дикой природы Лас-Трампас, там было большое водохранилище Аппер-Сан-Леандро; многие думали, что оно остановит распространение огня на запад, но оно пересохло, так что огонь просто обошел водоем и перескочил через него, а затем продвинулся к следующему природному парку и к следующему полю для гольфа, теперь уже там, где жил я, на улицах стали появляться люди, приехавшие из местечек типа Данвилла, Сан-Рамона, Аламо и Уолнат-Крика; они жили в своих автомобилях или расставляли палатки на пляже, магазины и кафе снабжали их едой и водой, детям повсюду бесплатно давали конфеты и мороженое, дети были веселые, любопытные, игривые, какими и бывают обычно американские дети, а у взрослых взгляд был пустой, остановившийся, они с потерянным видом пялились в свои телефоны.

И еще пепел, пепел, который мелкой пудрой сыпался на Сан-Франциско, тонкий слой сизой пыли появился на всех улицах, машинах, крышах домов, зеленых лужайках, которые теперь, естественно, никто не поливал, вместо этого их просто красили из баллончика. И небо, затянутое буро-желтой дымкой, которая, когда солнце стояло в зените, приобретала оранжевый оттенок, какой бывает у ночной мочи.

Как-то утром я вышел из дома в зернистом тумане, воздух был плотный и душный, люди вокруг ходили в масках, они успели привыкнуть к ним с пандемии. Я не пошел, как обычно, в сторону Норт-Бич и «Огней большого города», а отправился на юг к полосе пляжа, протянувшейся до Золотых Ворот. Люди стояли и как завороженные смотрели на противоположную сторону, на округ Марин, там горели леса, пожар шел в глубь материка, новый большой пожар начал распространяться вокруг Вакавилла, он шел на север в сторону Напы, Петалумы и Мендосино, на виноградники, древние леса, Йосемитскую долину, лыжный рай в Тахо, все пространство в сторону пустыни было охвачено огнем.

Мы стояли на самом краю полуострова, в самом богатом месте планеты, и видели, как мир выгорает дотла. Золотые Ворота величественно выделялись на фоне постоянного теперь отблеска цвета сепии, я видел, как люди снимают, делают селфи, групповые фото. Кто-то торговал сосисками. Кто-то