История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн

Но, прежде чем последовать за нашими путешественниками к редко посещаемым берегам этой страны, следует бросить вместе с ними взгляд на достопримечательности Манилы и ее окрестностей.

Бухта Манилы, безусловно, одна из самых больших и самых красивых в мире; в ней могли бы поместиться огромные флотилии; два прохода, ведущие в нее, не были защищены, что дало возможность двум английским фрегатам проникнуть в 1798 году в гавань и захватить много судов под самыми пушками городской крепости.

Горизонт ограничен цепью гор, которые на юге заканчиваются Талем, вулканом, в настоящее время почти угасшим, но когда-то не раз причинявшим своими извержениями страшные бедствия. Равнинный пейзаж оживляют разбросанные среди рисовых полей деревушки или отдельные дома.

Напротив входа в бухту возвышается город с длинными предместьями. В Маниле, насчитывающей сто шестьдесят тысяч жителей, протекает река Пасиг, берущая начало в озере Бай. Такому исключительному местоположению, дающему много преимуществ, могла бы позавидовать не одна столица.

Гарнизон, не считая милиции, состоял в то время из двух тысяч двухсот солдат. Кроме военного флота метрополии, всегда представленного несколькими кораблями, была еще создана флотилия, пригодная для местных условий, получившая название «sutil»[672] то ли из-за небольшой величины судов, то ли из-за их быстроходности. Эта флотилия, весь личный состав которой назначался генерал-губернатором, состояла из шхун и канонерских лодок, предназначенных для защиты побережья и торговых кораблей от пиратов с островов Сулу. Однако эта дорогая затея не дала сколько-нибудь заметных результатов. Бугенвиль приводит разительный пример: в 1828 году пираты похитили на берегах Дусона три тысячи человек, а карательная экспедиция, направленная против них к островам Сулу и закончившаяся уничтожением шести разбойников, обошлась в сто сорок тысяч пиастров!

В то время, когда «Фетида» и «Эсперанс» находились на Филиппинских островах, там шло довольно сильное брожение и болезненно ощущались отзвуки тех событий, которые залили кровью метрополию. Избиение филиппинцами белых (20 декабря 1820 года), бунт одного из полков и убийство прежнего губернатора, Фольгереса, в 1824 году — таковы были первые толчки, поколебавшие испанское господство. Метисы, которые вместе с тагалами[673] составляли наиболее богатую и трудолюбивую часть населения и были к тому же подлинными местными уроженцами, возбуждали законные опасения испанских властей, ибо все знали, что они стремились к изгнанию тех, для кого Филиппинские острова не были родиной. Метисы командовали туземными полками, метисы занимали большую часть высших должностей; все видели, что они пользуются значительным влиянием, и, естественно, возникал вопрос, не находятся ли Филиппины накануне одной из тех революций, которые лишили Испанию самых лучших ее колоний[674].

Плаванию «Фетиды» до Макао мешали шквалы, ливни и холод, который был тем более чувствителен, что в течение многие месяцев путешественники привыкли к температуре не ниже 27°. Как только был брошен якорь в устье реки Чжуцзян, тотчас же множество джонок окружили фрегат, предлагая для продажи овощи, рыбу, апельсины и кучу всяких безделушек, некогда очень редких, ныне ставших более обычными, но все еще дорогих.

«Ослепительно белые здания Макао, теснящегося среди бесплодных холмов, — говорится в отчете, — видны издалека. Город обращен к востоку, и выстроившиеся в ровную линию изящные дома обрисовывают контуры берега. Это лучший квартал города, тот, в котором живут иностранцы. За ним местность внезапно повышается; на втором плане выступает другая линия фасадов — многочисленных монастырей, бросающихся в глаза благодаря своей массивной архитектуре, и ансамбль увенчивается зубчатыми стенами фортов, над которыми развевался белый флаг с гербом Португалии. На северном и южном концах города тремя ярусами спускаются к морю батареи; в северной части, несколько ближе к центру, находится церковь, портик и наружные украшения которой очень изящны. Бесчисленные джонки и рыболовные лодки, стоящие на якоре у берега, оживляют эту картину, обрамление которой казалось бы менее мрачным, если бы окружающие город холмы были хоть немного оживлены зеленью».

Благодаря своему положению промежуточного пункта торговли между Китаем и всем остальным миром Макао — один из немногих остатков колониального могущества Португалии — долгие годы был процветающим городом. К 1825 году он уже находился в упадке, и его благосостояние поддерживалось только контрабандной торговлей опиумом.

«Фетида» зашла в Макао лишь для того, чтобы высадить там миссионеров и продемонстрировать французский флаг. Поэтому уже 8 января 1825 года Бугенвиль покинул этот порт.

Плавание до бухты Туран[675] не ознаменовалось никакими достойными упоминания событиями. Но по прибытии туда Бугенвиль узнал, что французский резидент Шеньо уехал в Сайгон с намерением зафрахтовать там барк для отправки товаров в Сингапур. Командир не знал теперь, к кому обратиться, и, не застав единственного человека, который мог помочь в осуществлении его планов, сразу же решил, что ему грозит неудача. Тем не менее он тотчас же послал в Хюэ[676] письмо с изложением сущности своей миссии и с просьбой разрешить ему лично явиться в столицу в сопровождении нескольких офицеров.

Время, протекшее до получения ответа, французские моряки использовали на подробный осмотр бухты и ее окрестностей, а также знаменитых мраморных скал, привлекающих внимание всех путешественников.

Некоторые авторы считают бухту Туран одной из самых красивых и самых обширных во всем мире. Но Бугенвиль придерживается другого мнения и полагает, что лишь очень незначительная часть ее безопасна. Деревня Туран расположена на берегу моря у входа в пролив Файфо, на правом берегу которого возвышается построенная французскими инженерами крепость с гласисами[677], бастионами и сухим рвом.

Французов, считавшихся старинными союзниками, всегда принимали здесь благожелательно и без опасений. Не так, по-видимому, обстояло дело с англичанами, которым не разрешали сходить на берег, между тем как морякам «Фетиды» сразу же было дано право заниматься рыбной ловлей и охотой; они пользовались полной свободой передвижения, и им оказывали всяческое содействие в закупке свежих съестных припасов.

Благодаря предоставленной французским офицерам свободе они могли совершать прогулки по окрестностям и делать интересные наблюдения. Один из путешественников, Туан, так рисует вьетнамцев (аннамитов):