История великих путешествий. Том 3. Путешественники XIX века - Жюль Верн

На следующий день была совершена прогулка на шлюпке по реке Непиан, притоку Хоксбери. Эта поездка дала богатый естественно-научный материал. Бугенвиль пополнил там свою коллекцию утками, водяными курочками, прекрасной разновидностью зимородка — «королевским рыболовом» и попугаями-какаду. В лесу раздавались резкие крики птицы-лиры и еще каких-то двух птиц, которые подражают звону колокольчика и скрипучим звукам пилы так похоже, что могут ввести в заблуждение.

Не только эти птицы отличаются своим необыкновенным пением; следует упомянуть также о «свистуне», «точильщике», «пересмешнике», «кучере», подражающем хлопанью бича, и «хохочущем осле» с его бесконечными раскатами смеха, действующими всем на нервы.

Сэр Джон Кокс подарил командиру двух утконосов. Нравы этих необыкновенных животных были еще мало известны европейским зоологам, и они имелись в коллекциях лишь очень немногих музеев.

Другое путешествие было совершено в Голубые горы, где французские моряки посетили Королевское плато, откуда открывается великолепный вид. С большим трудом вы взбираетесь на косогор, и вдруг у ваших ног разверзается бездна глубиной в тысячу шестьсот футов; это огромный ковер зелени, расстилающийся на протяжении двадцати миль; справа и слева видны исковерканные склоны горы, рассеченной каким-то землетрясением, — пласты, образующие эти склоны, в точности совпадают; несколько ближе с грохотом мчится поток и низвергается каскадами в глубь долины; это водопад, известный под названием водопада Асплея. Затем французы охотились на кенгуру на «Коровьих пастбищах», куда их сопровождал мистер Макартур[689], один из тех людей, которые больше всего содействовали процветанию Нового Южного Уэльса.

Бугенвиль воспользовался своим пребыванием в Сиднее, чтобы заложить первый камень в памятник Лаперузу. То был обелиск, установленный в Ботани-Бей в том самом месте, где мореплаватель некогда разбил свой лагерь.

Двадцать первого сентября «Фетида» и «Эсперанс» пустились наконец снова в путь. Они прошли мимо Питкэрна, острова Пасхи и островов Хуан-Фернандес, ставших местом ссылки для чилийских преступников после того, как в течение пятидесяти лет архипелагом владели испанцы, разводившие там виноград.

Двадцать третьего ноября «Фетида», потерявшая в густом тумане «Эсперанс», бросила якорь в Вальпараисо. На рейде царило большое оживление; генерал Рамон Фрейре-и-Серрано, о котором мы уже упоминали, готовился к экспедиции на остров Чилоэ, остававшийся еще в руках испанцев.

Бугенвиль, как и русский путешественник Литке, считает, что местоположение Вальпараисо не оправдывает его названия[690]. Улицы грязные, узкие и настолько крутые, что ходить по ним очень утомительно. Единственным приятным уголком является предместье Альмендраль, примыкая к паркам и фруктовым садам, оно было бы еще лучше, если бы не песчаные вихри, в течение почти всего года поднимаемые ветром. В 1811 году в Вальпараисо насчитывалось всего четыре-пять тысяч жителей; к 1825 году его население утроилось и в дальнейшем, вероятно, будет продолжать расти[691].

Во время стоянки «Фетиды» в Вальпараисо там находился английский фрегат «Блонд» под командованием лорда Байрона, внука того мореплавателя, об открытиях которого мы рассказывали[692]. По какому-то странному совпадению он только что воздвиг на острове Гавайи памятник Куку, а Бугенвиль, сын кругосветного мореплавателя, встреченного Джоном Байроном в Магеллановом проливе, только что заложил первый камень в памятник Лаперузу в Новом Южном Уэльсе.

Бугенвиль воспользовался большим промежутком времени, потребовавшимся для снабжения его кораблей съестными припасами, чтобы совершить поездку в Сантьяго, столицу Чили, расположенную в тридцати трех лье от берега.

Окрестности города поражают своей пустынностью — нет ни жилищ, ни возделанных полей. Ничто не предвещает близости столицы, пока вы не увидите ее колоколен; и, очутившись в центре Сантьяго, вы думаете, что находитесь еще в предместьях. Это не значит, однако, что в городе нет больших зданий; можно назвать монетный двор, университет, дом архиепископа, собор, церковь иезуитов, дворец и театральный зал, так плохо освещенный, что в нем нельзя различить лица зрителей. Исчерпав все достопримечательности города, путешественники занялись окрестностями и посетили Сальто-де-Агуа — водопад высотой в двести туазов[693], к которому довольно трудно подступиться, а затем Серито-де-Санта-Лусиа, где расположен небольшой форт, единственное оборонительное сооружение города.

Время шло, и следовало торопиться, чтобы не упустить наиболее благоприятный период для плавания вокруг мыса Горн. Поэтому 8 января 1826 года оба корабля снова вышли в море. Они благополучно обогнули мыс Горн и 28 марта бросили якорь на рейде Рио-де-Жанейро.

Во время этой стоянки обстоятельства сложились для французских моряков достаточно благоприятно, и они смогли получить полное представление о городе и императорском дворце.

«Когда мы прибыли, — рассказывает Бугенвиль, — император совершал путешествие; его возвращение послужило поводом к празднествам и приемам, взбудоражившим все население и на время нарушившим однообразную жизнь города, самого скучного и унылого во всем мире для иностранцев. Впрочем, его окрестности очаровательны. Природа щедро одарила их, а огромная гавань — место свидания "купцов" всех стран, ведущих торговлю в Атлантике, — представляет собой очень оживленное зрелище: движение бесчисленных судов, входящих в гавань и выходящих из нее, снующих взад и вперед шлюпок, постоянный шум, мешающий слышать слова собеседника, залпы фортов и военных кораблей, обменивающихся салютами по случаю какой-нибудь годовщины или в честь какого-нибудь святого, наконец, постоянный обмен визитами вежливости между морскими офицерами разных национальностей и между дипломатическими представителями государств, аккредитованными при дворе Рио-де-Жанейро».

Одиннадцатого апреля «Фетида» и «Эсперанс» снялись с якоря и 24 июня 1826 года вошли в Брестскую гавань, не зайдя по дороге из Рио-де-Жанейро ни в один порт.

Бугенвиль во время описываемого путешествия не сделал никаких открытий, но следует отметить, что в этом отношении он был связан точными инструкциями: ему предписали лишь продемонстрировать французский флаг в тех краях, где его так редко видели.

Однако мы обязаны Бугенвилю очень интересными и подчас новыми подробностями о тех странах, где он побывал. Ряд съемок, сделанных офицерами его кораблей, должен был оказать серьезную услугу мореплавателям, и надо признать, что гидрографические работы, единственные из научных исследований, которые могли проводиться при отсутствии специалистов-ученых, были выполнены тщательно и многочисленные наблюдения отличались большой точностью.