Жизнь и реформы - Михаил Горбачев

— Что, Борис Иванович, будем по-прежнему душить инициативу людей или дадим им жить и работать? Не пугайтесь вы, если кто-то разбогатеет свом горбом!

Другой прием, искусно использовавшийся противниками перемен, — сопровождение принимавшихся решений инструкциями или «разъяснениями» ведомств и местных властей, которые выхолащивали, а то и полностью искажали их смысл. Ну а в большинстве случаев эти решения просто игнорировали: получат бумагу, подошьют в папку, и дело с концом, словно бы ее и не было.

Справедливости ради надо сказать, что в некоторых случаях исполнителям было непросто претворять на практике поступающие из центра противоречивые предписания. Причиной их была все та же раздвоенность сознания. С одной стороны, понимали, что нужно дать простор частной инициативе, а с другой — опасались, что это подорвет основы строя. Да и ревнители «чистоты» стояли на страже, чуть что — поднимали шум. В итоге — качели: туда — обратно, можно — нельзя.

Явные перегибы стали допускаться в связи с принятыми в мае 1986 года решениями об усилении борьбы с нетрудовыми доходами. По замыслу они были направлены против расхитителей, взяточников, вымогателей, а больше ударили на деле по слою работяг-индивидуалов, кустарям, мастеровым, мелким посредникам. Плохую роль сыграло то, что в директивных документах не было сказано о поддержке индивидуальной трудовой деятельности, удовлетворение потребностей населения связывалось лишь с улучшением работы предприятий торгового и бытового обслуживания. Зато с пафосом говорилось о «борьбе с лицами, живущими не по средствам», «пресечении деятельности спекулятивных элементов и перекупщиков» и т. д. Здесь проявилась позиция той части партийно-государственного аппарата, которая не принимала линию руководства. А мы просто проглядели подготовку и выпуск односторонне направленных решений. Потом пришлось их поправлять.

Чтобы устранить почву для противоречивых толкований, было решено разработать Закон об индивидуальной трудовой деятельности. После больших споров проект передали в Верховный Совет СССР, и 19 ноября 1986 года он был принят. Хотя и несовершенный, половинчатый, он сыграл полезную роль в преобразовании экономических отношений.

В 1985–1986 годах экономическая ситуация в стране несколько улучшилась. Промышленное производство приросло на 4,4 процента, сельское хозяйство — 3 процента. За два года в социальную сферу было вложено почти на 40 миллиардов больше, чем предполагалось по пятилетнему плану.

Успех радовал, но в какой-то степени и расхолаживал, создавая иллюзию серьезных перемен. Отрезвление не заставило себя долго ждать. В начале 1987 года в экономике произошел серьезный сбой: промышленное производство упало на 6 процентов против декабря 1986 года. Прежде всего это коснулось машиностроения и легкой промышленности. Немалые трудности испытывали металлургия, химическая промышленность. Возникла опасность, что план 1987 года рухнет как карточный домик.

12 февраля в связи с этим состоялся острый разговор на Политбюро. Объяснения Талызина и Воронина свелись к тому, что виноваты зима, госприемка, нерасторопность снабженцев (временные перебои с шарикоподшипниками и резинотехническими изделиями). Срыв действительно удалось локализовать, еще в течение двух лет народное хозяйство удерживалось от вползания в кризис. Но это был громкий «звонок», сигнал о том, что экономика пребывает в неустойчивом состоянии, а процессы обновления идут в ней вяло. Насмерть стояли министерства, не желая делиться толикой прав с объединениями и предприятиями. Программы развития приоритетных отраслей не обеспечивали ускорения научно-технического прогресса, проваливались планы модернизации машиностроения. Наши напряженные усилия во многом «уходили в песок».

Муки рождения

В марте 1987-го мы наконец приблизились к пониманию того, какой должна быть тактика разработки и проведения экономической реформы.

Был учтен горький опыт прежних попыток, в особенности «косыгин-ской реформы». Предпринятая во второй половине 60-х годов, она была для своего времени достаточно смелой, прежде всего в плане расширения самостоятельности предприятий и товарно-денежных отношений между ними. Хорошо помню, какое оживление она вызвала в обществе, какие породила надежды, оказав положительное влияние на развитие экономики в восьмой пятилетке, пожалуй, наиболее успешной в послевоенные годы.

Реформа тех лет была по преимуществу технократической, не получила должного политического обоснования, больше того — выпала из контекста общественного развития: ведь оно тогда шло не в сторону демократизации, а к «завинчиванию гаек», особенно после подавления «пражской весны».

Немаловажную роль, по моим наблюдениям, сыграло и то, что Брежнев, стоявшая за ним партократия оказались как бы в стороне от разработки и осуществления реформы, ревностно следили за действиями главы правительства, не очень радовались его достижениям и не очень печалились неудачами, а порой и вставляли палки в колеса. Можно было не сомневаться, что с такого же рода противодействием и даже открытым саботажем придется столкнуться и нам.

Все равно начинать приходилось с Пленума, надо было провести через эту верховную инстанцию власти пакет принципиальных установок. Было решено разослать его участникам тезисные материалы для предварительных раздумий. Подготовкой тезисов и доклада занялась рабочая группа, в которую вошли кроме меня Рыжков, Слюньков, Яковлев, Медведев, ряд ученых и специалистов (Аганбегян, Абалкин, Анчишкин, Петраков, Ситарян, Можин). Привлекались Г.Х.Попов и В.С.Павлов. Все принципиальные вопросы обсуждались с моим участием, иногда вместе со мной в Волынское, где делалась «черновая работа», приезжал Рыжков. Кроме того, в отделах ЦК и правительстве готовились проекты постановлений, направлявшиеся на апробацию в республики. Одновременно разрабатывался Закон о предприятии, призванный закрепить демократические принципы управления. Он мыслился в качестве «несущей конструкции» новой хозяйственной системы. Опубликовав его перед Пленумом для всенародного обсуждения, мы получили мощную поддержку трудовых коллективов, которые стали соавторами экономической реформы и ее демократической опорой.

Ну и, наконец, была проведена серия совещаний с первыми секретарями партийных организаций, директорами предприятий, рабочими, специалистами, учеными, чтобы основательнее подготовить общественность к восприятию реформы.

Рассказывая обо всем этом, не могу удержаться от реплики по адресу тех, кто утверждает, что реформы у нас проводились скоропалительно, не были достаточно продуманы, навязывались обществу. Чепуха! Они в полном смысле слова явились результатом коллективных усилий реформаторов, науки, общества. Противилась только наиболее твердолобая часть аппарата. И темпы их реализации выбирались не по произволу, их диктовала мера общественной готовности к переменам.

Могу сказать без преувеличения, что в течение нескольких месяцев подготовка Пленума держала руководство страны в постоянно нараставшем напряжении. На этот период выпало немало крупных событий внутреннего и международного порядка. Прошли очередные съезды профсоюзов и комсомола, в работе которых я, естественно, принимал участие. Состоялись мои поездки в Латвию, Эстонию и Казахстан, визиты в Чехословакию, Румынию, ГДР. А чего стоит скандальная история полета Руста и его приземления на Красной площади, вынудившая заменить министра обороны, снять с должностей других ответственных за это военачальников, уделить много внимания проблемам безопасности, которую мы по традиции привыкли считать безупречной.

И все же и по усилиям, которые пришлось затратить, и по драматизму это несопоставимо с процессом подготовки июньского Пленума ЦК. События разворачивались действительно по законам драмы: завязка, развитие нескольких линий, подспудные течения и открытые схватки героев, кульминация, развязка. Все участники были и авторами, и исполнителями. Разногласия и противоречия то были укрыты от глаз публики, то выходили на поверхность, становясь своего рода сенсациями.

Если раньше основные дискуссии развертывались между приверженцами реформ и сторонниками волевых решений, то теперь разделительная линия пролегла по вопросу о том, насколько глубоко реформировать экономическую систему. Главное противодействие нашим замыслам оказывалось руководящими структурами министерств и ведомств, в первую очередь общеэкономических — Госплана, Госснаба, Минфина, аппарата правительства. Потом оно сомкнулось с позицией партбюрократии. Открыто против реформы никто выступать не осмеливался, все были «за», но предлагались половинчатые, двусмысленные решения, оставлявшие многочисленные лазейки, а то и прямую возможность отката к прошлому.