Другое оружие - Ариша

Кремация сенатора Чандриллы проходила в родовом дворце умершей, в кругу близких, коллег, и нескольких официальных лиц вроде президента Чандриллы. В глубоких тенях зала прятался Арманд Айсард, стараясь также остаться незамеченным, но чандрилианские обычаи в начале церемонии лишили его возможности пройти, не привлекая внимания. По мнению многих, Лорд Вейдер и директор СИБ были лишними на этом печальном ритуале, но высказать своё мнение не решилась даже заплаканная мать Мон. Впрочем, присутствовать на похоронах Лорда обязывало только необходимость сопровождать супругу, а также появление на них Айсарда.

По окончании официальной части Скайуокер без лишних церемоний вывел жену из зала, и они вернулись на «Истец». Пара часов в гиперпрыжке прошли в абсолютном молчании. С того момента, когда он сообщил Ангелу о смерти Мон, она была в некой прострации, в своих внутренних рассуждениях и переживаниях. Как только она узнала причину смерти, сразу настояла на присутствии на похоронах. Детей на поверхность не брали, нечего им там было делать, но оставлять малышей на Корусанте Падме отказалась. Спорить он не стал, голова и так болела от более важных дел. Энакин не считал, что смерть Мотмы сильно подкосит его Ангела, через пару дней Падме вернётся в свой обычный ритм, и был прав, а вот за Айсардом стоит присматривать внимательней.

Её нервный срыв лежал в следующим файле, Падме посмотрела на него и решила не открывать. Ещё полгода, и королеве придётся назначить нового сенатора, а Амидала сможет вступить в полные права и обязанности советника Императора. И этот факт, вероятней всего, только усугубит и её без того безвыходное положение. Двойная нагрузка сенатора и советника выжимала Падме до последней капли, приходилось вести войну с собственным организмом, чтобы лишний час уделить детям. Супруга она видела дома раз в неделю, в единственный их выходной, и, если повезёт, на работе, иногда они попадали на общий приём у Императора, но то это казалось скорей пыткой, чем приятным событием. Началом зыбучих песков Корусанта стала новость о смерти Мон, и с того момента Айсард взял паузу, почти не занимаясь инспекцией её сектора, и это нервировало ещё сильней. Всё остановилось в молчании и бездействии, всё глубже и глубже затягивая их в центр столичного болота, где, под видом активной деятельности и выматывающих проблем, ничего не было. Она решала сотни вопросов в день, срывая голос до хрипоты, приходя домой почти что ночью, и падала без сил, а утром еле сползая с кровати, опять возвращалась к паре сотен вопросов, которые решить все нельзя, но она должна была. Бесконечная череда изнурительных, доводящих до истерики дел, которые в действительности ничего важного не решали, без единой возможности остановиться и вздохнуть, бесконечная беготня в колесе. Она догадывалась, что это и есть основная часть плана Сидиуса: занять их настолько, чтобы не было возможности анализировать и видеть истинную картину нынешних реформ. Сенат терял свою силу, всё больше и больше зависело только от Императора. И люди продолжали боготворить его. Возможно, в статусе советника она сможет нечто большее, но на это была слабая надежда, учитывая нынешнее состояние дел. Она ничего не сможет. А вот Палпатин получит сотни возможностей, чтобы стравить её со Скайуокером. Если брать в расчёт, в каком состоянии находился Энакин в последнее время, то шансы весьма велики. Император добился своего: у них почти не оставалось ни сил, ни времени на разговоры и урегулирование их личных разногласий, не говоря уже об обсуждении политических взглядов. Проблесками света в непроглядной мгле Корусанта оставались дети, которые, несмотря на эмоциональное состояние родителей, продолжали развиваться и не терять весёлости. Они потихоньку старались уже ходить и говорить, временами показывая характер и проницательность, успокаивая мать в трудные минуты. Но иногда даже они не могли утихомирить её расшатавшиеся нервы и поделиться своей неисчерпаемой энергией. Непроглядная темнота впереди забирала любые эмоциональные силы и оставляла чувство безысходности.

«На Корусанте звёзд не видно»,[1] — гласила древняя поговорка. Равнодушие планеты стало уже легендой, и это не зависело ни от правителей, ни от жителей столицы. Это было свойство мёртвой планеты, которая по случайности стала центром Галактики. И ощущать это каждой клеточкой своего уставшего тела после невыносимой рабочей недели было последней каплей для Падме. Ей хотелось реветь от усталости, но слёз уже не было. Она смотрела в одну точку, не думая и не осознавая. Ей было просто тошно от бесконечной череды равнодушия и душащего болота столичных забот.

Он сел рядом и взял за руку.

— Я так больше не могу.

Он молчал. Он устал даже сильнее неё, и последнее, чего он хотел в этой Вселенной, это её истерика или ещё одна ссора. И она это знала, знала всё, что он мог ей ответить. Но просто лечь и уснуть она уже не могла.

— Давай куда-нибудь слетаем… мне надо что-нибудь выпить, крепкого. Развеяться. Я не могу больше, — в голосе звучали слёзы, но глаза оставались сухими.

— Давай, — просто согласился он, готовясь отвоёвывать у своего тела ещё пару часов работы, — только мне надо в душ сначала.

— Я с тобой.

Изо всех сил она прижалась к нему, зажмурив глаза и сжав губы, дрожа то от ледяной воды, то от кипятка, обжигающих одинаково. Контрастный душ татуинца оказался слишком контрастным для неё, и, не выдержав очередной смены температуры, Падме с визгом вылетела из кабины под ехидный смех мужа. Но результат был мгновенный: бодрость в теле и румянец на щеках.

Элегантное чёрное платье с угловатым декольте свободным каскадом спадало до пола, распущенные волосы и удобные туфельки. Супруг всегда отдавал предпочтение её простым нарядам и почти отсутствующему макияжу.

— Готова.

— Хорошо, — устало отозвался Скайуокер. Простая тёмно-синяя рубашка с чёрными штанами, высокие военные сапоги, сшитые хоть и на заказ, но по военному образцу, такой же пояс с военным обвесом и мечом. Надо «спасибо» сказать, что мантию не накинул.

— Подожди, — Падме привстала на носочки и поправила ему пробор, не удержавшись, поцеловала в нос. Они так давно не отдыхали вместе. Во время войны, когда Скайуокер был на Корусанте, он всегда увозил её куда-нибудь подальше от центральной части, где их могли увидеть и узнать. Они то дурачились, дразня и подкалывая друг друга, то сидели в обнимку, боясь отпустить любимого, и клялись в вечной любви и преданности. Она скучала по тем азартным романтическим поездкам. И сейчас ей не хватало этой лёгкости и беспечности, — а можно я сегодня не буду больше ни сенатором, ни советником, ни Леди Вейдер, ни каким-либо другим официальным лицом?