Альтернативная история - Йен Уотсон

— Сатана дожидается тебя в аду, богохульник! — прошипел Теодор. — Христос исцелял больных, поднимал мертвых, укрощал ветер и дождь на путях их. Всякий, кто отрицает Его, теряет надежду на райское блаженство и обретет за свой грех вечные мучения.

— Нет, это судьба тех, кто делает из одного — трех, — ответил Джелал ад-Дин. — Ты…

— Постойте, вы оба, — поднял руку Телерих.

Джелал ад-Дину показалось, что пылкий спор скорее ошеломил, нежели просветил хана. Араб понял, что забыл о главном за ссорой с Теодором.

Телерих между тем продолжил:

— Я не могу найти истины в том, что вы говорите, потому что каждый из вас и ваши книги называют лжецами другого. Это для меня бесполезно. Скажите мне лучше, как должны поступать я и мой народ, если мы изберем ту или другую веру?

— Если ты выберешь ложную веру арабов, тебе придется отказаться от вина и свинины, — опередил Джелал ад-Дина Теодор. — Пусть он посмеет отрицать!

Священник бросил на Джелал ад-Дина победный взгляд.

— Это правда, — невозмутимо ответствовал Джелал ад-Дин. — Так повелел Аллах.

Он старался сохранить лицо, но понимал, что Теодор нанес серьезный удар. Ропот бояр Телериха подтверждал это. Страсть к вину воспламеняет неверных, с грустью подумал Джелал ад-Дин. Увы, вопреки доброму совету Корана, она не чужда и мусульманам. Что до свинины — судя по тому, чем их угощали в Плиске, она была излюбленной едой болгар.

— Это нехорошо, — протянул Телерих, и сердце араба упало. Страсть к вину… Страсть!

— Великолепнейший хан, смею ли я спросить, сколько у тебя жен?

Телерих нахмурился:

— Не помню точно. Сколько их сейчас, Драгомир?

— Сорок семь, могучий хан, — не замедлил с ответом опытный дворецкий.

— А у твоих бояр? — продолжал Джелал ад-Дин. — Конечно, тоже не по одной?

— И что с того? — спросил озадаченный хан.

Теперь уже Джелал ад-Дин послал Теодору недобрую улыбку.

— Если ты станешь христианином, великолепнейший хан, тебе придется отказаться от всех жен, кроме одной. Тебе не позволят даже оставить наложниц — христианство это запрещает.

— Что?! — Если прежде Телерих хмурился, то взгляд, который он обратил к христианам, метал молнии. — Может ли это быть правдой?

— Конечно, это правда! — улыбнулся в ответ Теодор. — Двоеженство — чудовищный грех.

— Тише, брат мой во Христе, тише, — вмешался Павел. — Не следует быть слишком требовательным к нашему болгарскому другу. Как-никак наши обычаи для него внове.

— Вот бы от этого избавиться! — шепнул Дауд.

— Как ты прав! — шепотом согласился Джелал ад-Дин.

— Однако, сиятельный хан, — продолжал Павел, — не сомневайся в словах Теодора. Когда ты и твой народ примете христианство, всем, кто имеет более одной жены, — как и женщинам, имеющим более одного мужа, если такие найдутся, — придется признать недействительными все браки, кроме первого, и принести покаяние по указанию священника.

Его свободная обыденная манера держаться как будто остудила гнев Телериха.

— Я вижу, ты считаешь это необходимым, — сказал хан. — Однако это так странно, что я не вижу причин. Объясни, будь добр.

Джелал ад-Дин сжал кулак. Он ожидал, что христианские представления о браке отвратят Телериха, а не заинтересуют самой своей необычностью. Не прячется ли под этим кафтаном и тюрбаном монах?

Павел сказал:

— Воздержание, сиятельный хан, — высший идеал. Для тех, кому он недоступен, заменой может служить один супруг. Ты, конечно, знаешь, сиятельный хан, как страсть разжигает мужчину. Нет греха более отвратительного пророкам и святым людям, как разврат и распущенность, потому что Святой Дух не коснется сердца пророка, пока тот занят совокуплением. Жизнь духа превыше жизни тела: здесь Священное Писание согласно с древним мудрецом Аристотелем.

— Никогда не слышал об этом… э-э-э… Аристотеле. Он был волхвом? — спросил Телерих.

— Можно сказать и так, — ответил, поразив Джелал ад-Дина, Павел.

Араб мало знал об Аристотеле, разве что слышал об этом мудреце из доримских времен. Однако он знал наверняка, что Аристотель был цивилизованным человеком, а не жрецом варваров-язычников. Но в умственном кругозоре Телериха волхв казался, несомненно, наиболее близким эквивалентом, и приходилось отдать должное Павлу, признавшему это.

Болгарский хан обернулся к Джелал ад-Дину:

— Что ты на это скажешь?

— Коран дозволяет мужчине четырех законных жен, если он может достойно их содержать, — сказал Джелал ад-Дин. — Тем, кто слишком беден, он советует обойтись одной. Но это не отменяет наложниц.

— Так-то лучше, — кивнул хан. — Мужчине наскучит ночь за ночью делить ложе с одной женщиной. Однако дело с вином и свининой не менее огорчительно. — Он вновь обратился к священникам: — Ваша вера их дозволяет?

— Да, сиятельный хан, — сказал Павел.

— Хм… — Телерих потер подбородок.

Джелал ад-Дин старался скрыть беспокойство. Весы пребывали в равновесии, хотя он прибегнул к сильнейшему оружию, чтобы склонить хана к исламу. Если в запасе у христиан припасен сильный довод, ему и судьбе истинной веры в Болгарии придется туго.

Заговорил Павел:

— Сиятельный хан, эти запреты, возможно, кажутся тебе важными, но по сути они не так много значат. Главное различие между верой арабов и нашей в том, что религия, проповедованная Мухаммедом, провозглашает любовь к насилию, а не к миру. Подобное учение, боюсь, может исходить лишь от Сатаны.

— Это грязная, зловонная ложь! — выкрикнул Дауд ибн Зубайр.

Восклицали что-то и другие двое арабов, стоявшие за спиной Джелал ад-Дина.

— Молчать! — гневно прикрикнул на них Телерих. — Не перебивайте, я дам вам слово в свой черед.

— Да, пусть христианин говорит, — согласился Джелал ад-Дин. — Я уверен, хан оценит его слова по достоинству.

Оглянувшись, он увидел, что Дауд готов взорваться от ярости. Наконец Дауд придушенно зашипел:

— Не обезумел ли ты, позволяя этим неверным порочить пророка, благословенна глава его?!

— Не думаю. Теперь молчи, как приказал Телерих. Слух у меня уже не тот, что прежде, — я не могу слушать и тебя, и Павла сразу.

Монах между тем говорил:

— Приверженцы Мухаммеда обращают в свою веру мечом, а не словом. Разве его святая книга, если она достойна такого титула, не проповедует священную войну, джихад, — он вставил в свой отточенный греческий арабское слово — против всех, кто не разделяет его веры? И каждый, кто будет убит в этой кровавой войне, говорит лжепророк, прямо попадает на небеса. — Он обернулся к Джелал ад-Дину. — Ты отрицаешь?

— Ничуть, — ответил Джелал ад-Дин. — Ты пересказываешь третью суру Корана.

— Вот видишь? — обратился Павел к хану. — Даже сами арабы признают, сколь свирепа их вера. Подумай также, что за рай сулит в невежестве Мухаммед своим последователям!

— Почему ты молчишь? — возмутился Дауд ибн Зубайр. — Ты позволяешь ему чернить и порочить нашу веру!

— Молчи, — повторил Джелал ад-Дин.

— …Реки текут водой и молоком, медом и вином, мужчины же покоятся на шелковых ложах, и им услуживают — услуживают во всех смыслах, в том числе и в удовлетворении плотской страсти (словно подобное может заботить души!), — женщины, созданные нарочно для этой цели. — Павел сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуха для новых негодующих слов. — Подобной свободе — нет, излишествам плоти! — не должно быть места в раю, сиятельный хан.

— А что же там должно быть? — спросил хан.

Худое, аскетическое лицо монаха преобразилось в благоговении, порожденном видением будущей жизни.

— Рай, сиятельный хан, — это не пиры и девки: они удел обжор и грешников в сей жизни и ведут в ад в жизни будущей. Нет, рай имеет духовную природу, там душа познает вечную радость от близости и единения с Богом, покой духа и отсутствие всех забот. Вот истинное блаженство.

— Аминь! — благочестиво выговорил Теодор, и все трое христиан перекрестили грудь.

— Истинное блаженство, говоришь ты? — Грубо вылепленное лицо Телериха осталось бесстрастным, но его взгляд обратился к Джелал ад-Дину. — Теперь можешь говорить ты, посланец халифа. Верно ли описал этот христианин будущую жизнь в своей и твоей вере?

— Верно, великолепнейший хан. — Джелал ад-Дин развел руками и улыбнулся болгарскому владыке. — Я предоставляю тебе, сударь, выбрать рай по своему вкусу.

Телерих задумался. Уверенность на лицах христиан понемногу сменялась ужасом: они наконец стали догадываться, как давно понял Джелал ад-Дин, какой рай придется больше по вкусу варвару.

Дауд ибн Зубайр легонько тронул Джелал ад-Дина за плечо.

— Простираюсь перед тобой, почтенный, — цветисто, по арабскому обычаю, извинился он. — Ты видишь дальше меня.

Джелал ад-Дин поклонился, согретый похвалой.