Дочь оружейника - Генрих Майер

«Нет, лучше окончить дело, – подумал разбойник, – потом с деньгами будет легче бежать, можно будет и откупиться».

И рассуждая так, Фрокар нагнулся над спящим оруженосцем и, собрав в руку конец веревки, хотел разом затянуть ее, как вдруг кто-то сильно схватил его сзади за плечи и громкий голос сказал:

– Что ты здесь делаешь, приятель?

Фрокар онемел от ужаса, а Видаль, проснувшийся от движения веревки на шее, удивился, увидев перед собой знакомое лицо, и, ощупав веревку, понял, что угрожало ему.

– Ах ты злодей! – вскричал он, схватывая руки Фрокара. – Ты хотел убить меня, ограбить. Держите его, друзья мои, – прибавил он, обращаясь к солдатам, вошедшим вслед за тем, который подкараулил разбойника, – это палач Черной Шайки!

– Право, я вошел нечаянно, – бормотал мошенник, теряя присутствие духа и падая на колени, – простите меня, я могу пригодиться… никто лучше меня не умеет пытать и вешать.

– Молчи, бездельник! – закричал солдат, связывая руки Фрокару. – Товарищи, сведем его к офицеру, занимающему место капитана, он допросит этого молодца.

Поняв, что участь его скоро решится, Фрокар употреблял все усилия, чтобы вырваться и убежать. Он упрашивал солдат, целовал их руки, но те только смеялись и тащили несчастного, который упирался и кричал во все горло. На этот шум пришел офицер, живший недалеко, и вслед за ним вошел и Генрих, который, встретив неудачу в трактире, побежал домой, проклиная капризы женщин.

Сцена в комнате удивила его, но увидев Фрокара, он испугался не на шутку и закричал:

– Мы погибли! Черная Шайка напала на нас!

Однако жалкий вид палача успокоил его немного и он взялся объяснить офицеру, что это за человек и как он однажды питал его в Утрехте.

Последний злой умысел был ясен: Видаль сказал, что он получил небольшое наследство от умершего товарища; веревка была еще у него на шее и Фрокара застали над его жертвой. Стало быть нечего было оправдываться. Фрокар, потерявший всю дерзость и находчивость, не мог ничего придумать и только валялся в ногах, умоляя о жизни и обещании, что Перолио заплатит за него большой выкуп.

При этом имени офицер нахмурился еще более и сказал отрывисто:

– Повесить бездельника, чтобы он скорее увиделся со своим начальником.

Солдаты, оглядевшись, увидели крюк, на котором висел фонарь, попробовали его крепость и, накинув на шею палача его же веревку, снятую с Видаля, втащили его на стол и, затянув петлю, отодвинули последнюю поддержку… Достойный исполнитель всех казней и козней Перолио повис в воздухе, мешая молитвы с проклятиями.

Увидев, что Фрокар качается на крюке, офицер пошел к себе, все такой же грустный, солдаты шли за ним, предчувствую недобрую весть. Давно ли все радовались, узнав, что начальник их поехал к бурграфу заключать мир, а теперь, когда уже ожидали его возвращения, из Дурстеда прибыл гонец и офицеры, видевшие его, не могли скрыть своей печали. Весть об этом разнеслась по лагерю, и, несмотря на позднее время, воины окружили офицеров, но не смели их расспрашивать. Генрих, у которого предчувствие сжимало сердце, решился, наконец, спросить лейтенанта:

– Не случилось ли чего с графом Шафлером, мессир? Скажите нам правду, вы недаром так печальны.

– Друзья мои, – сказал офицер почти со слезами, – добрый наш начальник граф ван Шафлер умер от руки Перолио.

– Смерть злодею, отомстим за него! – закричали воины.

– Бог уже отомстил за нашего капитана. Перолио пропал без вести.

– Мы отыщем его, мы повесим его возле Фрокара.

– Выслушайте меня, товарищи, – продолжал офицер. – Епископ Давид, извещая меня об этом, приказал сказать вам, что вы останетесь у него на службе, что он на днях выдаст вам жалование и пришлет нового начальника.

– Да здравствует епископ! – закричали солдаты. – А все же жаль нашего доброго начальника.

Бедный Генрих плакал как ребенок, услышав роковую весть, и, придя к постели Видаля, рассказал ему о смерти графа Шафлера и проклинал Перолио, которого, по его мнению, черти взяли живого в ад. Видаль понял, что оба соперника умерли насильственной смертью и пожалел также о своем господине, которого любил, несмотря на все его преступления. Но делать было нечего, и оба отставные оруженосца начали рассуждать, кто будет новым начальником.

XVI. Заключение

Весть о смерти Шафлера поразила многих в Дурстеде. Епископ Давид громко сожалел о потере такого храброго полководца и утешался только тем, что перемирие объявлено и скоро заключен будет окончательный мир, потому что могущественный его союзник, император Максимилиан, уже шел во Фландрию. Притом у него был под рукой готовый начальник, которому он предложил место умершего графа. Франк хотел было отказаться; ему было как-то неловко быть преемником жениха Марии, но подумав, что военные занятия и обязанности развлекут его, он принял лестное предложение, видя расположение к себе государя, хотя и не подозревал настоящей причины, потому что Давид, помня совет Ральфа, молчал до того времени. Франк признался, что любит Марию и просил своего благодетеля склонить на его сторону девушку и ее отца, когда пройдут первые минуты горя.

Смерть благородного друга поразила его, точно также как доброго Вальтера, который долго не мог опомниться от удара и боялся сообщить о том своей дочери, которая сделалась любимицей настоятельницы монастыря. Он решился сообщить последней, чтобы она приготовила девушку постепенно, потому что она была и так слаба от недавних огорчений, и настоятельница, к которой он явился, сказала ему:

– Я любила вашу дочь, как родную, и желала бы не расставаться с ней. Согласны ли вы оставить ее у меня?

– О, нет, – вскричал оружейник, – она у меня осталась теперь одна на свете; без нее мне не для чего жить.

– Но у нее нет матери, а она так молода; мне кажется, что после смерти жениха ей всего приличнее жить в монастыре; она не тотчас произнесет обет, и вы можете видеться с ней.

– Нет, я не согласен, чтобы Мария отказалась от всех радостей мира, чтобы она всю жизнь провела в стенах монастыря. Всякое горе забывается со временем, а к жениху она не успела еще привыкнуть до того, чтобы после него не полюбить другого.

– Что же вы намерены делать? – спросила настоятельница довольно сухо. – Говорите.

– У меня есть родственники в Зеландии. Когда страна наша успокоится и дороги будут безопасны, я хочу ехать к ним с Марией с остатками моего состояния. Там я займусь прежним ремеслом, и дочь моя, забыв о всех своих потерях, со временем изберет себе мужа, а я буду вновь счастлив ее счастьем.

– И вы не оставите здесь никого, кто будет сожалеть о вас?

– У меня нет никого, кому бы я был необходим. Старый мой друг Ральф удалился в монастырь, а воспитанник наш Франк, которого я любил как сына, нашел сильного покровителя. Епископ Давид осыпает милостями бедного сироту, и мне нечего о нем заботиться.