Демократия (сборник) - Видал Гор

— Надеюсь, она не слишком меня очернила. — Клей начал входить во вкус ситуации.

— Вовсе нет, вовсе нет. — Капитан повернулся к Блэзу и открыл второй фронт. — Сэр, нас страшно обрадовала редакционная статья в вашей газете на прошлой неделе насчет сдерживания коммунизма после войны. Это была потрясная штучка.

Клей не мог сказать в точности, что именно рассмешило Блэза; возможно, роль детонатора сыграла «потрясная штучка». Так или иначе, Блэз расхохотался. Это был не его обычный нарочито оглушительный смех, от которого людям становилось не по себе, а неподдельно веселый, заражающий своей непосредственностью. Инид потеряла дар речи. Она хватала руками воздух, словно ловила невидимые бутылки кока-колы. Капитан не знал, что и подумать.

— Боюсь, я не понял вас, сэр.

— Ничего, ничего. — Блэз приложил короткий, словно обрубленный палец к глазу, снимая прозрачную, как алмаз, слезу. — Я его уволил, только и всего. Человека, который это написал.

— На каком основании, сэр?

— Основании? — Знакомо грозное, нахмуренное выражение расползлось по лицу Блэза, глубокими морщинами залегло между бровями, которым следовало бы топорщиться, а не быть словно подмазанными дерзкими черными мазочками, как у Инид. — Мы союзники с Советами. Они нужны нам для войны с японцами. Мы не должны им вредить. Сейчас еще рано говорить о сдерживании коммунизма.

— Говорить об этом никогда не рано. — Капитан был мрачен, словно туча. Его голос дрожал от идейного накала и недомыслия.

— Возможно, что так — во флоте. — Блэз указал на его форму с таким видом, словно не видел разницы между нею и формой билетерши в кино.

— У нас есть люди, которые смотрят вперед. Мы всегда считали вас своим человеком.

— Своим? — Презрение было выражено бесподобно. — По-моему, все, что вам нужно, — это как следует служить в армии, вот как Клей. В Вашингтоне можно вконец разложиться, если не заниматься делом. — Сразив наповал капитана, Блэз окрылил надеждой Клея. — Хочешь подвезу? Я на машине.

Тут только Инид вернулась к жизни.

— Клей, я хочу сказать тебе два слова, это ненадолго. — Она повернулась к уничтоженному капитану: — Мы увидимся после.

— Конечно. — Джо пытался вложить в свой голос первоначальную бодро-радостную интонацию, но безуспешно; он удалился, не подав никому руки и лишь обведя неопределенным жестом всю комнату — это была его единственная дань уважения хозяину, с которым он так внезапно столкнулся.

— Папа, ты не мог бы подождать Клея в машине?

— Как угодно, дорогая. — Он поцеловал дочь в щеку, которую она ему неохотно подставила, и вышел.

— Он очень мил, этот твой морской капитан.

— Заткнись. Послушай, ты хочешь развода или не хочешь?

— Тебе решать. — Это был его обычный ответ. Инид налила себе виски, ее рука дрожала.

— Ну так я не хочу. У нас дочь, хотя, видит бог, ты совсем не уделяешь ей внимания. Джо много возится с ней, водит по разным местам.

— А я-то думал, он только тем и занимается, что сдерживает коммунизм.

— Вы с отцом можете смеяться сколько угодно, но они действительно прибирают к рукам страну. — Инид без всякого перехода яростно обрушилась на «элементы», которые строят козни против добродетельных американцев, но затем — это было так на нее похоже — что-то из сказанного напомнило ей о себе; она оставила республику в руках красных и снова принялась спасать свой брак. — Я перестану с ним встречаться, если ты действительно этого желаешь, хотя он настоящий мужчина, каких мало, только это не означает, что он мой любовник или что-нибудь в этом роде.

— Он не твой любовник?

— Я не сказала, что он не был моим любовником, — ответила она, последовательная в своей нелогичности. — Но не это главное. Главное в том, что рядом со мной должен быть мужчина, чтобы мне было с кем ходить в гости, чтобы было кому обо мне позаботиться, да и малютке он нужен — нужен мужчина, который подавал бы пример, занимался бы с нею. Ей очень плохо без отца и оттого, что я ей за двоих, когда я и сама-то, факт, никудышная мать.

Клей проникся невольной симпатией к жене; ее внезапные невеселые откровения действовали подкупающе.

— Хорошо, — сказал он. — Не будем ничего решать до моего возвращения, если я вообще вернусь.

— Не уезжай! То есть уезжай, конечно, на Гавайские острова или куда угодно, только не туда, где бои. Что я буду делать, если тебя убьют?

На этот явно риторический вопрос было слишком много ответов. Он утешил ее. Поцеловал. Рука об руку они спустились по кирпичной лестнице к длинному «кадиллаку», в котором сидел Блэз и спокойно читал газету. Шофер открыл заднюю дверцу. Блэз поднял на них глаза:

— Все улажено?

Инид обняла Клея так, словно он шел на верную смерть. А что, очень даже может быть, что он идет на верную смерть, подумал Клей, мягко высвобождаясь из ее объятий и садясь на заднее сиденье. Шофер захлопнул дверцу. Теперь его отделяли от Инид металл и стекло. Ее губы продолжали шевелиться, но он не слышал слов через закрытое окно, к тому же заработал мотор. Когда машина тронулась, Инид большим глотком осушила стакан, который держала в руке, и побежала обратно в дом. Интересно, подумал Клей, суждено ли им еще когда-нибудь свидеться.

— Похоже, она снова начала пить?

— Пить? Не думаю. По-моему, она пила кока-колу.

— Когда она вышла, в стакане было виски. — Блэз констатировал это тоном бесстрастного наблюдателя. — Развода не будет?

— Не будет. По крайней мере в ближайшее время.

— Хорошо. — Оба замолчали. Машина выехала из Джорджтауна и свернула на широкую авеню, застроенную низкими зданиями с фасадами, имитирующими дерево или кирпич, совсем как на главной улице какого-нибудь городка на дальнем Западе. Они миновали «Народную аптеку» (желтым по черному) — одну из разветвленной сети городских аптек, столь же вездесущих, как и «Прачечные Палас», чьи отличительные цвета были пурпурный с золотым, или бело-зеленые одноэтажные кирпичные домики, известные под названием «Маленькие таверны». Это были ориентиры места, ставшего для Клея родным; он уже успел привыкнуть к этому городу, жизнь в котором текла медленно и лениво, — успел привыкнуть к его длинным, устремленным вдаль проспектам, застроенным общественными зданиями с колоннадой фасадов, и неожиданным трущобам, где жили чернокожие — в сумрачных кирпичных домах, построенных в те далекие дни, когда царствовал Маккинли и правил Марк Ханна. Но были тут и обсаженные деревьями элегантные авеню с небольшими круглыми площадями, чтобы сдерживать пушками ненавистную чернь, — таков был первоначальный замысел; и кто бы мог предвидеть, до какой степени разгуляется эта чернь — не на улице, нет, и не с винтовкой в руках, а в самом Капитолии, упиваясь видимостью, а иногда и реальным ощущением народовластия и предоставив площади своим нобилям, которые знай себе строили дворцы и не боялись никого, включая самого президента, которому они бросали обвинения в том, что он жаждет их погибели.

— Не хочется уезжать? — негромко спросил Блэз.

Клей кивнул:

— Но я должен это сделать. — Вышло так, будто он разыгрывает из себя героя, хотя он вовсе этого не хотел. К счастью, Блэз не истолковал его слова в таком духе: его слух был настроен на сугубо практический лад.

— Ты должен ехать, если хочешь, чтобы мы протолкнули тебя в конгресс.

Клей повернулся и взглянул на Блэза.

— Знаете, я страшно признателен вам за помощь, после всего того, что случилось между мною и Инид.

Блэз отвел глаза, явно смущенный.

— С Инид проблема. Мне не нравится, что она с собой делает. Эти ее запои. И этот военно-морской болван.

— Должно быть, я сам во многом виноват.

Клей пустил пробный шар, и Блэз немедленно откликнулся.

— Совершенно верно. И я бы не сказал, что ты очень хорошо управился с этим делом. Признаюсь, на меня произвело большое впечатление, когда ты позвонил мне и попросил совета, ни слова не сказав против Инид. Это меня просто восхитило. — Как и было задумано, с яростным удовлетворением отметил про себя Клей: его отчаянный стратегический ход имел успех. — Но вот она мне не нравится, слишком уж она все это раздула. Ну да будем надеяться, что все забудется к тому времени, когда ты вернешься домой героем.